Сосед сверху, сосед снизу

Денис Викторович изволили нас угробить.

И бла-бла-бла, в любом конфликте виноваты оба, но не было у нас такого конфликта, после которого было бы нормой пойти и с кем-нибудь просто потрахаться.

Когда я выхожу из ванной, до кухни дойти не успеваю – что-то стукает в оконное стекло со стороны балкона в спальне. Что там? Птица в стекло врезалась?

Мандарин, перепутав себя со сторожевой собакой истошно вопит у балконной двери, мне мерещится какое-то мельтешение, но пока я вожусь с раздергиванием тяжелых штор – птица ли, гаргулья ли – кто бы это ни был успевают с балкона свалить.

Я выхожу наружу, в промозглое утреннее лето, зябко кутаясь поглубже в свою длинную полосатую пижаму. Что это все-таки было? И что за запах? Выпечка? На третьем этаже? Не припоминаю в такой близости от Алинкиного дома никакой пекарни.

Алинка ремонтировала свой балкон так, чтобы теплым летом на нем можно было встречать рассвет и провожать закат. Тут милые кованные перильца, плитка под моими босыми ногами напоминает о том, что мои любимые меховые тапочки остались в «семейной» квартире, и столик есть в углу, со стульчиком. Чтоб почитать, или в ноут потупить. Только сейчас на столике…

Откуда? Аист принес?

Я недоверчиво шагаю ближе к столику. Белая чашка с брутальным черепом дымится и соблазняет меня свежим кофе – то ли с молоком, то ли со сливками, а на белом блюдечке рядом лежат три аккуратных розочки из сдобного теста, на весь балкон источающих запах корицы. Я трогаю пальчиком осторожно – теплые. Еще теплые? Серьезно?

Под чашкой лежит аккуратная визиточка. Точнее – просто кусок белого картона, и на ней красиво и от руки выведено «Emil» и десять цифр под ним.

Так странно знать , что я ни за что не признаюсь ему, откуда именно я знаю и его, и Змея. Ну, как вы себе это представляете?

Эй, привет, помнишь меня, мы в Берлине чуть прямо на танцполе тройничок не устроили? Да-да, та самая, что крутила задом и перед тобой, и перед тем итальяшкой.

Уф-ф, не! Алинка бы так сказала. Она еще бы и расхохоталась в довесок, и локтем собеседника пихнула, мол, у нас есть общее прошлое, давай скрепим его еще и общей попойкой. Алинке было не сложно махнуть автостопом в другой город, и пусть папа по возвращении полдня гоняет непутевую едва-едва справившую совершеннолетие доченьку ремнем по двору. И со мной на соревнования она ездила всегда. Всегда! Без исключения. До самого последнего моего конкурса, за три недели до моей свадьбы. Того, из-за которого и свадьбу-то чуть не отменили. Только в последний момент Дэн у меня вымолил прощения за тот скандал, когда разнес мою комнату в хлам, за размитый попутно привезенный мной с этого соревнования хрустальный кубок.

Упрашивал не рушить то, что мы столько времени строили.

Почему я повелась? Почему все-таки отказалась от того, что делало меня мной?

От того кубка осталась только золотистая крышечка с танцующей парочкой. Её я оставила у мамы. От греха подальше. Тем более, что скандалы о моем “непристойном прошлом” повторялись с завидной регулярностью.

Булочки пахнут просто изумительно. И кофе…

По уму, надо все это вернуть этому мерзавцу, он ведь тоже на меня поспорил, но…

Но в холодильнике повесилась мышь. Вчера я весь вечер провалялась, слепо таращась во включенный телевизор. Было какое-то шоу, но я не помню ни слова, что они там говорили. Когда вспомнила про еду – ближайший супермаркет был уже закрыт.

Ну, если не вернуть – можно сказать спасибо. А заодно узнать, как он это провернул.

Я возвращаюсь в квартиру, быстренько переодеваюсь – если уж мне накрыли стол на балконе, там я и буду завтракать, и беру с собой телефон. Немножко замираю перед тем, как набрать номер.

Кстати наш, русский. Нет, оно правильно, зачем тратить деньги на международный роуминг если можно достать местную симкарту?

– С добрым утром, мышонок, – мягко перекатывается у моего уха густой мужской голос. С акцентом, но все равно такой глубокий, аж до пяточек пробирает.

– Мне казалось, Карлсон должен съедать все мое варенье, а не забывать свои булочки на моем балконе.

В трубке раздается тихий смешок.

– Карлсон может и повзрослеть, и в этом случае ему уже нужно будет исхитриться, чтобы заполучить номер девушки, а варенье – варенье он и сам может сварить. По бабушкиному рецепту. Да и булочки испечь – это не землю спасти от метеорита. Так, только пораньше встать.

Но ведь встал же. Наверное, именно поэтому я и не отнесла его кофе с этими коричными завитушками ему под дверь.

За пять лет супружеской жизни Дэн не заморачивался даже яичницей на завтрак. Максимум – бутерброд намажет. А тут булочки. Теплые. На халяву. А добавки можно?

– Ну что ж, с миссией достать мой номер ты справился. Какой пункт по соблазнению дальше в твоем плане? – интересуюсь я деловито, украдкой отщипывая самый краешек коричного теста. Маленький, чтобы не чавкать в трубку. Нет все-таки у меня слипнется. И попа этого не переживет и от обиды разбухнет. Но как же вкусно…

– Начать с извинений, например? – спокойно откликается мой собеседник. – Ты ведь наверняка дуешься, мышонок.

– Настя, – по инерции поправляю я и тут же прикусываю кончик языка. Ах, ты ж, прощелыга! И ведь я четко уловила еще один смешок с той стороны трубки. Значит, все идет по его плану. И в отличии от своего бесстыжего приятеля, у шведа, что идет в обход, есть уже и мой номер, и мое имя.

– Значит, прими мои извинения, Настя, – мягко и слегка снисходительно продолжает Эмиль, – меня и моего друга вчера занесло, ты ведь не хочешь быть никаким призом ни в каких играх, не так ли?

Все-таки этот голос ему дали тролли. Или фэйри. Или кто там очаровывает несчастных смертных в Швеции и уводит их в Страну за радугой?

– Сейчас ты пригласишь меня на ужин? – булочка под моими пальцами тает ужасающе быстро. – Разумеется, чтобы компенсировать мне непоправимый моральный ущерб, нанесенный тобой и твоим другом.

– М-м-м, – я ставлю себе галочку, по скольку Эмиль все-таки теряется. В этой части диалога, видимо, девушка начинала набивать себе цену и отчаянно изображать страдающую, – вообще-то хотел пригласить тебя на мастер-класс. Кулинарный. Научу тебя печь эти самые булочки.

– Тоже по рецепту твоей дорогой бабушки? – хихикаю я. – Только на этот раз с папиной стороны?

– Бабушка у меня одна, – серьезно ответствует швед, – с папиной стороны меня застала только младенчиком. Ох…

Я снова фыркаю и ставлю себе еще одну галочку. Я умудрилась снова вывести этого самоуверенного нахала за рамки его планов.

– Так что на счет мастер-класса, Настя? – возвращается к своему вопросу Эмиль. – Позволишь мне извиниться перед тобой подобным образом? Исключительно в целях установления дружбы между нами.

Я чуть прикрываю глаза, представляя. Это не так уж и сложно. Вечер на его кухне, где будет полно случайных прикосновений, переглядок…

И его извинения ведь не означают, что мальчики взяли и отказались от своего пари. Но прикинуться виноватыми – выгодно, как ни крути.

И потом…

А если он меня все-таки узнает? Я же не смогу дальше жить в этой квартире, хоть сбегай. А мне пока и бежать-то некуда.

Нет, конечно, с чего бы ему меня узнавать, вряд ли он чем-то отличается от Эрика, но все-таки…

– Спасибо за завтрак, Эмиль, было очень вкусно, – чуть облизывая сладкий палец произношу я, – я думаю, в больших извинениях никакой необходимости нет. И не надо больше лазить на мой балкон. Больше рисковать свернуть шею тебе не обязательно.

Вешая трубку, я снова позволяю тишине меня окутать, захлестнуть.

Это было мило. Чертовски мило и чертовски не к месту, но это дало мне хотя бы пять минут хорошего настроения этим утром.

Лишь выйдя из квартиры я торопливым шагом взлетаю на этаж выше и оставляю чашку с блюдечком на тумбочке у двери квартиры, расположенной над квартирой Алинки. И тут же бегом пускаюсь обратно – вдруг хозяин караулит меня под дверью? Да, бред, а вдруг?

Выбегаю из дома и только тогда выдыхаю. Вот теперь мне точно пора на работу. И в ЗАГС, разумеется. Развод сам на себя не подаст.

7. Настя. Пути назад не будет

– Вот делать ей нечего, семью свою под нож пустить решила, – ворчит хмурая тетка, разбираясь в моих документах. В ЗАГСе мне оказываются не рады. Я же изо всех сил стараюсь удержать лицо.