Я уверена, продумывая эту затею, он гнусно хихикал своей наглой доминатской душонкой. Так запросто подцепить меня и за любопытство, и за гордыньку заодно. Конечно, я не остановлюсь! Мой бронепоезд не оснащен таким излишеством как тормоза.
Размеры второй коробки уже отвергают мысли о платье или туфлях. Туфли бы не влезли, даже с моим детским тридцать пятым размером, платье – попросту измялось бы. Дарить такой капризной диве как я мятое платье… Ну нет, даже если Козырь болван, что уже кажется мне маловероятной гипотезой, и то бы не допустил такой мальшеской оплошности. Что тогда в коробке? Шарф? Чулки? Диадемочка?
Моя внутренняя королевишна заинтересованно приподнимает бровку.
А что? Это было бы хотя бы не так банально, как пресловутые сережки-колечки, которые обычно покупают, потому что во всем спектре товаров ювелирных магазинов это меньшее из зол.
Ладно, к черту гадания! Открываю!
Вот ведь… Мудила!
Внутри второй коробочки находится третья. Черный бархатный футляр, и еще одна записочка.
“Это последняя”.
Серьезно, что ли? И мне он предлагает просто взять и поверить на слово?
Сама не знаю, почему проворачиваю записку в пальцах – во всех предыдущих посланиях задние стороны были чистые. А тут – нет. На задней стороне третьей записочки убористым и сдержанным почерком Александра Козыря выведено:
“Честно”.
Закатываю глаза. С другой стороны – на спине волосы дыбом встают. Он уже может предсказать мои мысли? Эй, я вообще-то изо всех сил стараюсь быть самой внезапной женщиной мира! И до сегодняшнего дня справлялась! С чего бы какой-то хрен с горы мог меня предсказать?
Ладно.
На футляр смотрю со смесью ожидания и разочарования. Судя по размерам – это уже точно никакая не диадема, да и чулки туда влезут только если их спрессовали вакуумом. Что-то я сомневаюсь, что кто-то мне сейчас принесет стакан водички, чтобы я их размочила. В общем, вариантов мало. Это все-таки ювелирка. Вряд ли серьги, вряд ли кольцо, разве что он нарочно хотел сбить мои мысли с истинного пути и запихнул украшение в неродной футляр. Тогда что? Колье? Нет, у них плоские квадратненькие футляры. Кулон? Почти по тем же причинам навряд ли. Браслет? Кто-то хочет швырнуть деньгами мне в глаза, потому что ювелирные браслетики – дорогое баловство? Он серьезно верит, что я этим впечатлюсь?
Может быть, там ошейник?
Эта мысль странная и внезапная. И в какой-то момент мне кажется, что она самая верная. По размерам идеально бы легла на бархатную подушечку кожаная змея с ременной застежкой.
Идеально, да. Но он ведь понимает, что я не настолько хочу посмотреть на его жену, чтобы примерить столь личный аксессуар? Не такой ведь он дурак? Мне казалось, что он из тех Доминантов, которые без твоего “да” пальцем к тебе не прикоснутся. Даже если ты на колени к ним залезешь.
В этом плане даже ювелирка будет смотреться умнее. Потому что она хотя бы – шаг ко мне как к женщине. Шагать ко мне как к сабе… Вот так в лоб…
Да никак не стоит. Решение, принятое мной пять лет назад, не подлежит пересмотру. Слишком многое за ним стоит.
От воспоминаний горчит на языке. Будто пепел, который жег мои ноги по время побега, снова накалился. Приходится отвлечься и пару секунд потаращиться в потолок над моей головой, чтобы ни капли горя из меня не вытекло.
Что нас не убивает – делает нас сильнее, да?
На мой вкус – нет. Все что ударило по тебе, все что сотрясло твой мир, даже если не разбило тебя вдребезги – оставило в тебе трещину. Уязвимое место, из-за нажима на которое ты сможешь разлететься вдребезги. Самые сильные люди – в жизни не ведали бед. Самых сильных людей не швыряли в воду посреди озера и не орали: “Плыви”. Самым сильным людям не приходилось уходить из дома в ноябре в одной футболке, потому что долбанувшаяся мамаша сожгла единственную осеннюю куртку, потому что “я её купила, она – моя”.
Возвращаюсь взглядом к коробке на столе. Она все еще ждет меня. Финальная точка, ждет, когда же я её поставлю. Открою, посмотрю на цацку, подаренную мне очередным облегченным деньгами мудилой, положу футлярчик обратно и выйду нахрен.
Выйти нахрен – это вообще мое самое любимое направление движения.
Достаю футляр из коробки. Щелкаю серебряным замком. Открываю коробку. И… Глаза открываю, широко, широко…
Там в коробке на черном бархате лежат часы. Дорогущие Ланги, но суть не в этом. У них видна крохотная царапинка на сапфировом их стекле, и на кожаном ремешке видны потертость. И я знаю эти часы, я на них уже не один день пялилась, когда ездила с Козырем в одной машине.
Он… Серьезно, что ли?
Часы, снятые с руки, это не ошейник, конечно. Это вещь, несущая в себе след хозяина, который перекрывает изначальную цену предмета.
Если вы хотите, чтобы я подробнее вам рассказала, почему сэконд-хэнды – это не плохо, то… зайдите попозже. Я сейчас чуть-чуть занята!
Я вижу маленькую ниточку, обвитую вокруг ремешка у самого циферблата. Достаю часы из футляра, чтобы рассмотреть, что же там такое. Переворачиваю. На обороте часов – свежая гравировка в виде ласточки. А на ниточке болтается очередной прямоугольничек, на котором смеются надо мной крохотные буковки.
“Ты же не думала, что я попытаюсь тебя купить?”
Я сейчас думаю…
Что хочу его отравить.
Ради этого счастья я даже его поцелую. Даром, что ли, так долго яд в защечных мешках копила?
Потому что хватит предсказывать меня так метко! Это мое хобби – видеть людей насквозь.
Глава 7. Провокационная
Чего я совершенно не ожидала, так это того, что картины Веры Сехмет действительно произведут на меня впечатление. Это не загламуренная и распиаренная лажа, вроде букета цветов, стилизованного из круглых отпечатков. Это натуральные абстрактные картины, между которыми бродишь и тонешь в цветах и формах. Вот красивый угловатый девичий подбородок с пухлыми губами и морем, плещущимся на месте верхней части головы. Картинка смотрится настолько цельной, что я даже зависаю на некоторое время, оценивая технику выполнения перехода.
Я не искусствовед. Даже близко не пытаюсь из себя его строить. Но оценить красивую картинку – о да, это я умею прекрасно.
А вот дикое буйство красок, будто целый океан вдруг замер и порос разноцветной плесенью.
– Моя любимая картина, – мягкий и очень девичий голос, наполненный бархатистыми низкими нотками звучит над моим плечом, – большинство людей, как это ни странно, заказывают у меня портреты. Особенно мужчины.
– Зачем же заказывать у абстракциониста реалистичный портрет? – удивляюсь, поворачиваясь на голос.
– Затем, чтобы гнусно фантазировать все то время, пока портрет будет рисоваться, – Вера Сехмет, миниатюрная пухленькая брюнеточка с потрясающе чувственными огромными глазами, ослепительно мне улыбается.
Её, так скажем, “рабочие инструменты” украшены потрясающим декольте. Ох, да, тут есть о чем пофантазировать.
Я даже с некоторым сожалением кошусь на свой фасад. Увы… Когда подрабатываешь моделью на съемках у дизайнеров, маленькая грудь – это, конечно, достоинство, но когда дело касается женской самооценки…
Что ж, спасибо хоть не совсем плоскодонка, что уж там.
– Может быть, ты не поверишь, но я так устала, когда на меня вот так реагируют, – доверительно и слегка ворчливо шепчет мне Вера, чуть наклоняясь вперед и как-то совершенно легко и невозмутительно переходя со мной на ты.
Эй, Цветик. Ты с ума сошла! Что это еще за мимими с подружками жены Козыря? Ты забыла, в чьих часах тут расхаживаешь? Кстати…
Я поднимаю руку и провожу пальцами по волосам якобы встряхивая начесанную и налаченную мою гриву. Широкая кожаная полоса бросается в глаза очень сильно – даже затянув на последнюю возможную дырочку, я все равно не теряю часы только потому, что ношу руки скрещенными на груди. Ну, то есть на том, на чем Вера Сехмет рисует.
Кстати, о ней. Я оказалась права. У художницы, как и у встречавшихся ранее мне её коллег, оказывается отличная зрительная память. И если лица моделей и натурщиков художник обычно не утруждается запоминать, то эффектные часы на фактурной мужской руке – очень даже.
– Нет, ну что вообще вы все в нем находите? – сердито интересуется Вера и в сердцах встряхивает идеальным своим каре. – Вот через одну буквально…