Если Ветров что-то и умеет по-настоящему хорошо, так это сотрясать мой мир от края до края. А после – занимать все место на моих руинах.
Это правда?
Или как всегда?
Он ведь снова пытается задурить мне голову, не так ли?
Какая выгода? Маруська ведь наверняка уже сдала ему, что я разрешила им погулять, много ли нужно, чтобы разболтать информацию, которая так и жжет маленький язычок.
Тем более, мама не сказала, что это тайна, так ведь?
Я гляжу на дочь, всю такую радостную, что улыбка как-то сама ползет по моим губам.
Сообщница мелкая!
На нее даже сердиться нельзя, ведь она же не сказала ничего плохого, всего лишь рассказала маме то, что ей папа сказал.
А папа…
Ветров выдерживает мой взгляд спокойно, кто бы сомневался, что он это может. Эх, жаль все-таки, что я не киборг, не умею считывать искренность.
Улыбка на моих губах все-таки удерживается – расстраивать дочь мне не хочется, а вот взгляд становится холоднее, как только я перевожу его на лицо Яра. Ох, с каким бы удовольствием я его придушила – все жилы уже из меня вытянул. И продолжает тянуть.
– Я еще на неделе хотел сказать, – ровно поясняет Яр, прямо глядя на меня, – только… У нас с тобой не вышло разговора.
Дивно.
Меня же еще и укоряют в том, что я не захотела с ним разговаривать. Меня! Которая пыталась выстроить с ним контакт, как оказалось – подыгрывая его интригам.
– Может, поговорим не здесь? – Ветров будто спохватывается, что проходная медпункта конного клуба – не самое подходящее место для откровенных разговоров.
– И не сейчас, – добавляю я, красноречиво указывая ему глазами на Маруську. Выяснять наши с ним отношения при дочери точно не стоит.
– Да, пожалуй, – Ветров будто одолжение мне делает, соглашаясь с моими условиями.
Или просто соглашается?
Черт его разберешь, у него же столько двойных доньев вечно находится у каждого слова, у каждого поступка. Что называется, скажи спасибо, дорогая, что он с тобой не спорит.
И все-таки, что за гадость он задумал на этот раз? Зачем подговорил Маруську брякнуть при мне про эти его якобы переигранные планы? Ведь подговорил же. Или она все-таки брякнула это случайно, как хорошую новость для нервничающей мамы? Ведь помнит же наверняка, как я ревела, сидя на полу нашей маленькой кухни, после того дивного разговора с Кристиной Лемешевой. Ох!
Ладно, еще обдумаю это подробнее, сейчас есть дела поважнее.
– У нас занятие по верховой езде, – напоминаю я, снова опуская глаза на Маруську, чтобы хоть чуть-чуть растопить этот ледяной комок в груди, – и нам пора уже идти. Если ты не передумала, конечно.
Мелкая тихонечко и не очень довольно сопит. Так пригрелась на коленях у Ветрова? Яр склоняется к её ушку, что-то шепчет ей. Мелкая радостно улыбается и спрыгивает с его колен. Только диву можно даваться, как легко она поддалась очарованию собственного папочки. Ведь она с такой осторожностью относится к чужим людям.
– Папе ведь можно посмотреть, как я катаюсь? – деловито спрашивает моя егоза, явно примеряющаяся к роли дипломата.
– Ну, если он хочет… – обращая взгляд к Ветрову, я очень надеюсь, что у него такого желания не находится. Увы. Он явно не настроен оставлять меня в покое и берет Маруську за левую лапу, шагая к дверям.
Это наверняка будет самый длинный день в моей жизни…
На улице Маруська цапает за ладонь и меня. Её любимое – идти вот так, за руки со мной и Ветровым.
Как семья.
Ох, уж это «как», так настырно впивающееся мне острыми зубами между лопатками.
Все, наверное, могло бы быть. Если бы для Яра все было по-настоящему, а не так, как оно было.
Поиграть в семью, задурить мне голову, вышвырнуть как ненужную моську, просто так, когда наскучила…
Моя семья, в которую я так верила, сгорела, как бумажный городок, и так же легко рассыпалась пеплом по ветру. И ведь это не я бросила спичку…
На самом деле, необходимости в спешке не было. Тренер оказывается еще занят тем учеником, с которым нас поменяли местами, и еще пятнадцать минут мы честно стоим и ждем, когда придет наше время.
На Ветрова я не смотрю, да и он, слава богам, помалкивает. Это вообще немножко карикатурно – то, как мы оба болтаем с Маруськой, отвечаем на её вопросы, но друг с другом и парой фраз не обменялись.
Когда приходит её очередь, Маруська замирает у входа в вольер – небольшой, специальный, чтобы лошадь водили в поводу по кругу, – и оборачивается ко мне.
– Папе ведь можно будет со мной еще сегодня поиграть? – дипломатическая миссия моей любимой козы явно еще не окончена.
Коза, как есть коза. Это все папины пробивные гены? Ну, не так уж плохо, что они у неё есть.
– Я тебе обещала, Плюшка, – невозмутимо напоминаю я, – я его от тебя веником гонять не буду.
– И пылесосом тоже? – на голубом глазу хихикает Маруська.
– Увы, я не взяла его с собой, – я развожу руками, а потом улыбаюсь и говорю прямо, – папа пробудет сегодня с тобой столько, сколько захочет.
– И спать можно попозже лечь? – с какой сказочной скоростью растут наши запросы. Нам палец в рот не клади…
– О, нет, – тут я слабину давать не намерена, – раньше можно, позже – ни-ни. Иди уже, Плюш, тебя тренер ждет.
Впрочем, за мои деньги Руслан Геннадьевич явно согласен еще подождать.
Плюшка вздыхает по своему неудавшемуся маневру, но без особой печали – видимо, и сама понимала, что вряд ли прокатит, но попробовать-то стоило, – и все-таки заходит в вольер.
– Спасибо, – негромко произносит Ветров, находясь за моим плечом.
Надо же, он знает это слово? И даже для меня его произносит! Какие удивительные события происходят в моей жизни.
– Это не ради тебя, – глухо отвечаю я и пытаюсь отодвинуться. Только и Ветров двигается за мной следом, будто моя тень.
– Я знаю, – Яр неторопливо качает подбородком, – но я правда тебе благодарен, Вик.
Иногда мне кажется, что его спокойствие меня доконает.