Дело о четырёх стаканах

–В смысле? – капитан милиции ошарашено уставился на следователя прокуратуры.

–В любой момент эту видеозапись можно выбросить из уголовного дела, так как она противоречит показаниям свидетеля из гостиницы. Ты сам это только что железно доказал. Человек услышал разговор четырёх парней о вчерашней ссоре, а не о будущей. О вчерашней! Разница между её датой «вчера» и датой на записи не меньше суток! И обрати внимание, – Новиков пальцами правой руки ткнул в папку Дмитрия, лежащую перед ним, – показания этого свидетеля, администратора «Маяка», не могут быть ложными, так как приобщение видеозаписи к материалам уголовного дела основано именно на показаниях милой девушки Анны.

–То есть, – понимающим тоном протянул Овсов, – если она ошиблась, то и кино прилагать и крутить нельзя, так как просмотр записи следует только после её слов о ссоре в клубе.

–А если она не ошиблась, – развёл руками Новиков, – то дата на фильме точно не настоящая.

–Давай на примере: третьего числа свидетель сообщает о том, что слышал вчера, второго числа про то, что случилось первого числа. И, соответственно, к показаниям этого свидетеля приобщить видеозапись можно только от первого числа. А видеозапись от второго числа мы даже не имели права изымать в клубе и приобщать к материалам дела.

–Так как у нас не было для этого никаких оснований. Никто не рассказывал о том, что было второго числа.

–Отсюда плавно вытекает, что, как минимум, дата на видеозаписи фальшивая.

–И, даже если ссора имела место быть, суд не может использовать творение рук Геннадия Николаевича в качестве доказательства. На это сражу же укажет любой трезвомыслящий адвокат, потребовав провести соответствующую техническую экспертизу, которая докажет, что дата на видеозаписи фальшивая.

–То есть, Пашарь в любом случае дурак?

–Не думаю, что это большая новость.

–Нет, но в данном случае, она достаточно оптимистичная и очень даже в тему.

–Мне кажется, ты бы и сам догадался о противоречиях между показаниями Анны и даты на видеозаписи, если бы не злился так сильно.

–Ты прав, – лицо Дмитрия слегка омрачилось, – лишние эмоции появились из-за отсутствия мыслительного процесса, и уже они не позволили спокойно поразмыслить и увидеть очевидное.

–Да уж, – Новиков вздохнул и покосился на капитана милиции, – А вот другая новость настолько неоднозначна, что даже не знаю, как прокомментировать.

–Сначала просто расскажи. Меня только отпустило, а ты опять запугиваешь.

–Пришёл ответ на запрос по Алялину. Из воинской части, откуда его попросили по состоянию здоровья. Я тут же перезвонил тамошнему психиатру из госпиталя, – Новиков сделал небольшую паузу и заглянул в тревожные глаза Овсова.

–Не томи, у меня не то настроение, чтобы спокойно слушать.

–Короче, на словах получается, что его оттуда выгнали за очень расшатанные нервы.

–Насколько расшатанные?

–Абсолютно. Его бывшая супруга гуляла с мужиками, и он чуть было не зарезал двоих её любовников. После первого случая поножовщины простили с вынесением последнего предупреждения, после второго – выгнали без раздумий.

–Ты знаешь, это очень существенная разница. Измена собственной жены – это не лёгкая ругань с незнакомыми пацанами, которых ты решил пристыдить. Мотив убийства в первом случае стал бы прозрачным до невозможности, а небольшие фингалы у любовников или ненадёжной супруги я бы только приветствовал.

–То-то и оно, что не совсем «небольшие». Алялин затеял в каждой фразе, обращённой к нему и сказанной за его спиной, искать насмешку над собой и, как правило, всегда находил.

–Кидался со скальпелем?

–Нет, но по физиономиям охаживал. От греха подальше его и спровадили на досрочную пенсию по состоянию здоровья. Мол, если и посадят, то командир медицинской части за это отвечать уже не будет.

–И что это значит? – Овсов почесал в затылке и поморщился, – Может он оказаться маньяком из гостиницы?

–Может.

–А все собранные мной косвенные улики?

–Не знаю, – Новиков пожал плечами, – когда слушал тебя, версия казалась очень красивой, стройной и правильной. Но чем дольше над уликами думаю, тем больше посторонних мыслей в голову лезет.

Овсов распрощался со старшим следователем и вышел из здания прокуратуры. Лёгкий ветерок прошёлся по улице и немного остудил перегруженную мыслями голову. Тени выросли, закрывая тротуар и проезжую часть. Мимо капитана милиции прошелестела стайка девочек-подростков, замолчавшая за пять шагов до человека, вышедшего из столь значительного государственного учреждения. Овсов неторопливо двинулся к своей машине, доставая ключи от зажигания. За спиной что-то негромко произнесли и дружно прыснули, подавляя смешки.

Дмитрий открыл дверцу Жигулей и завёл машину. Дежурная по третьему этажу говорила, что Алялин чрезвычайно радовался своей командировке. Всегда выбрит, улыбается, хорошо одет, пахнет парфюмом. Бармен проболтался, что это связь с женой директора «Протона». Насколько будет влюблённый человек рисковать вновь обретённым счастьем после нехороших разборок с любовниками бывшей жены и пинка под зад с работы военного хирурга? Не кинулся же он в клубе на пристававшего к нему наглеца. Сдержался. Или, наоборот, сделал вид, что не имеет претензий к пацанам, а сам затаил обиду? Овсов притормозил на красный свет трёхглазого регулировщика улиц. Чёртова жена Алялина. Чего тебе не сиделось? Или лежалось? Или ногами раздвигалось? И муженёк твой бывший хорош. Не знаешь, что делать с женщиной в постели? Так сходи в книжный магазин, пособие купи. Подобной литературы, поди, навалом везде натыкано. Или ты постеснялся? Скромнейший военный хирург? Не верю. Да и губошлёпа никуда не денешь, который военный химик в прикиде художника-абстракциониста бродит по поездам и гостиницам, продавая газеты, журналы и покупая дополнительные четыре простыни.

Опять военный? И хирург и химики? Могут они быть заодно? Почему бы и нет. Ещё, что ли, одна версия нарисовалась? Тьфу, ты, оговорка рисовальная, так и сам что-нибудь досочиню.

Овсов достал телефон и набрал номер Феликса.

–Ты уже приехал?

–Подъезжаю.

–Тебя встретить?

–Было бы неплохо.

–Тогда жди меня в своём кабинете.

–Договорились.

Через полчаса Овсов наткнулся на Феликса, объяснявшего дежурному по линейному отделу, почему ему надо срочно бежать домой, а не к ожидающему его начальнику железнодорожной милиции. Плотный невысокий майор в портупее сердито тряс усами и выговаривал Яблокову всё, что о нём думал. В этом всём были упомянуты: незнание Феликсом основных постулатов «Закона о милиции», отсутствие служебной субординации, глубокое непонимание политического момента, нежелание работать в соответствии с законодательством страны, глупое стремление совокупиться с собственной женой в ущерб общему делу противления вселенскому злу и полное отсутствие малейших намёков на культуру у Яблокова.

Нет, про вселенское зло я уже додумал сам, признался себе Овсов. А зря, это не мои слова и не моя позиция. И смеяться над майором не стоит, он занят своей работой.

–Яблоков, ты почему ещё здесь? Нас срочно вызвали в прокуратуру!

Оба офицера развернулись к Овсову с упавшими челюстями, которые они, впрочем, тут же подобрали. На лице Феликса полыхнуло понимающее выражение, майорские усы выразили крайнюю степень негодования. Однако, старая закалка дала себя знать, дежурный по линейному отделу не стал противоречить, а коротко заметил, что доложит начальству о сложившейся ситуации.

–Спасибо, Дмитрий, большое спасибо! – Жигули Овсова неторопливо отъезжали от вокзала, старший лейтенант облегчённо вздыхал и почти кланялся капитану милиции, словно ощущал безудержную потребность найти в своей судьбе позолоченного идола и троекратно стукнуться об него лбом.

–Ты почему к своему шефу не захотел идти?

–Он второй день не может никому из наших оперов вручить одно паршивое поручение. Все от него прячутся, меня вот в командировку удачно послали…

–Надо же…

–Я думал, что выкрутился, а оказалось, наоборот, почти попался. Ты выручил, спасибо.

–А почему сейчас поручение взять не захотел? Вместе бы и сделали.

–Из принципа, я с тобой двумя большими убийствами занимаюсь, на восемь трупов, а они мелочь всякую отрабатывают. Так нельзя, сегодня больше всех завалят работой случайно, завтра уже подбросят нагрузку со словами «Ты лучший», а послезавтра не поймут, почему я тащу только одну тонну служебных бумаг, когда все остальные еле тянут по два килограмма. Ещё и накажут.

–Философ ты наш милицейский, – Овсов заулыбался, – домой сильно торопишься?