– Где Семя?
Теперь опять раздался голос женщины, но не матери. Другая женщина. Глокта не узнал ее. Он прищурился и вгляделся в темноту, пытаясь понять, кто сидит в кресле. Он различил туманные очертания, но в комнате было слишком темно, чтобы увидеть больше.
– Кто вы? – напряженно спросил Глокта.
– Кто я была? Или кто я есть сейчас? – Фигура в кресле пошевелилась, медленно и плавно поднялась со своего места. – Я была терпеливой женщиной, но я больше не женщина, и мое терпение источилось об острые углы прошедших лет.
– Чего вы хотите?
Голос Глокты дрогнул, прозвучал слабо и неуверенно. Он сделал шаг назад.
Женщина придвинулась ближе и ступила в столб лунного света, падавшего из окна. Она оказалась стройной и изящной, но ее лицо окутывала тень. Внезапный страх сжал сердце Глокты. Спотыкаясь, инквизитор попятился к стене и поднял руку защитным жестом.
– Мне нужно Семя, – произнесла женщина.
Бледная рука скользнула вперед, как змея, пальцы сомкнулись на его выставленном вперед предплечье. Прикосновение было мягким, но холодным. Холодным как камень. Глокта задрожал, глотнул воздуха и закрыл глаза.
– Оно необходимо мне. Ты даже представить себе не можешь, как я в нем нуждаюсь. Где оно?
Пальцы принялись шарить по его одежде, быстрые и уверенные, – обыскивали, прощупывали, забирались в карманы, за рубашку, дотрагивались до кожи. Холодные. Холодные, как стекло.
– Семя? – слабо пискнул Глокта, наполовину парализованный ужасом.
– Ты знаешь, о чем я говорю, калека. Где оно?
– Делатель упал… – прошептал Глокта. Слова сами поднимались изнутри – он не знал откуда.
– Я знаю это.
– Пылая огнем…
– Я видела это.
Лицо женщины было уже так близко, что он чувствовал ее дыхание на своей коже. Холодное. Холодное, как иней.
– Он разбился о мост, что был внизу…
– Я помню это.
– Они искали Семя…
– Да, – прошептал ему в ухо настойчивый голос. – Где оно?
Что-то коснулось лица Глокты, его щеки, его века: что-то мягкое и скользкое. Язык. Холодный. Холодный, как лед. Его тело съежилось.
– Я не знаю! Они не нашли его!
– Не нашли? – Пальцы сомкнулись на его горле, сжимали, сминали, лишали дыхания. Холодные. Холодные, как сталь, и такие же твердые. – Ты думаешь, будто знаешь, что такое боль, калека? Ты не знаешь ничего!
Леденящее дыхание коснулось его уха, холодные пальцы сжимались все крепче.
– Но я могу показать тебе! Я могу показать тебе!
Глокта закричал и заметался, сопротивляясь изо всех сил. Кое-как ему удалось подняться; на протяжении одного головокружительного мгновения он стоял, потом нога подвернулась, и он полетел куда-то в пространство. Темная комната закувыркалась вокруг, и Глокта с отвратительным треском впечатался в пол, придавив своим телом подогнувшиеся руки и ударившись лбом.
Он с трудом поднимался на ноги, при этом держался за ножку кровати, отталкивался от стены и хватал ртом воздух. Диким взором Глокта вглядывался в кресло, хотя в глазах его потемнело от страха. Столб лунного света падал из окна, высвечивал смятое одеяло и полированное дерево кресла.
«Пусто».
Глокта окинул взглядом комнату. Глаза его уже привыкли к темноте, и он изучил все углы.
«Никого. Пусто. Сон».
И лишь теперь, когда бешеный стук сердца утих, а хриплое дыхание успокоилось, навалилась боль. В висках стучало, нога ныла от боли, рука пульсировала. Он ощущал привкус крови во рту, глаза болели и слезились, в желудке вздымалась тошнота. Он всхлипнул, отчаянно рванулся к постели и повалился на залитый луной матрас – без сил, мокрый от холодного пота.
Послышался настойчивый стук в дверь.
– Господин? С вами все в порядке?
Голос Барнама. Стук повторился.
«Бесполезно. Она заперта. Заперта, как всегда, но я не думаю, что смогу двинуться с места. Инею придется выбить ее».
Однако дверь распахнулась, и Глокта прикрыл глаза ладонью, защищаясь от неожиданно яркого света лампы в руках старого слуги.
– С вами все в порядке?
– Я упал, – промычал Глокта. – Моя рука…
Старый слуга присел на постель, мягко взял руку Глокты и поднял рукав его ночной рубашки. Глокта сморщился, Барнам щелкнул языком: на предплечье красовалось большое розовое пятно, уже начинавшее распухать и краснеть.
– Я не думаю, что она сломана, – сказал слуга, – но на всякий случай можно позвать врача.
– Да-да. – Глокта замахал на Барнама здоровой рукой. – Позови его.
Он смотрел, как старик, сутулясь, спешит к двери, слышал скрип его шагов по узкому коридору за стенкой. Вот шаги проскрипели по лестнице, потом хлопнула входная дверь. Воцарилась тишина.
Глокта взглянул на свиток, взятый у адепта-историка: туго свернутая рукопись по-прежнему лежала на комоде в ожидании того, чтобы ее вручили архилектору Сульту.
«Делатель упал, пылая огнем. Он разбился о мост, что был внизу. Странно, как частички яви проникают в наши сны. Чертов северянин со своей ночной посетительницей. Женщина и холод. Должно быть, это меня и возбудило».
Глокта осторожно потер свою руку, прощупал ушибленное место кончиками пальцев.
«Ничего. Просто сон».
Но что-то не давало ему покоя. Он снова посмотрел на дверь: ключ торчал в замке и отблескивал золотом в свете лампы.
«Не заперто – а ведь я запирал ее! Не мог не запереть. Я всегда это делаю. – Глокта перевел взгляд на пустое кресло. – Как там болтал этот идиот-ученик? Магия исходит с Другой стороны. Нижний мир. Ад».