Монца хмуро глянула на эту руку, потом уставилась ей в лицо.
– Вы оставляете меня на полпути. Полпути – половина договоренного.
– Что ж, справедливо. Чем все деньги и смерть, лучше половина и жизнь.
– Может, все же останетесь? Вы еще нужны мне. К тому же вам не быть в безопасности, покуда жив Орсо…
– Так действуйте, убейте этого мерзавца. Только без меня.
– Дело ваше. – Монца вынула из внутреннего кармана плоский кожаный кошелек, чуть подмокший с одного бока. Развернула его, достала листок бумаги, тоже с мокрым уголком, исписанный витиеватыми буковками. – Тут даже больше половины договоренного. Пять тысяч двести двенадцать скелов.
Трясучка насупился. Он до сих пор не понимал, каким образом такая куча серебра может превратиться в клочок бумаги.
– Дьявольские банки, – проворчал он. – Еще хуже науки.
Витари взяла бумажку, бросила на нее быстрый взгляд.
– Валинт и Балк? – Глаза ее прищурились даже у?же обычного – достижение своего рода. – Надеюсь, по этой расписке заплатят. Если нет – не найдется такого места в Земном круге, где вы будете в безопасности от…
– Заплатят. Если есть что-то, что мне совершенно ни к чему, так это лишние враги.
– Тогда расстанемся друзьями. – Витари сложила листок, сунула к себе в карман. – Может, когда-нибудь еще поработаем вместе.
Монца посмотрела ей в лицо своим особенным прямым взглядом.
– Минуты буду считать.
Витари сделала несколько шагов спиной вперед, потом повернулась к солнечному квадрату двери.
– Я упал в реку! – сказал Трясучка ей вслед.
– Что?
– Когда был молод. В первый раз в бою побывал. Напился, пошел отлить и упал в реку. Течение стащило с меня штаны и самого выбросило на берег аж через полмили. Когда я до лагеря добрался, синий был с головы до ног и трясся так, что не знаю, как пальцы не поотваливались.
– И?
– За это меня и прозвали Трясучкой. Помните, вы спрашивали? В Сипани? – И он усмехнулся. Научился, кажется, видеть забавную сторону.
Витари застыла ненадолго черным силуэтом в дверях, потом вышла.
– Ну, начальник, похоже, остались только вы да я…
– И я!
Трясучка мигом развернулся на голос, схватившись за топор. Монца приняла боевую стойку, наполовину вытащив меч. И оба увидели свесившуюся с сеновала голову Ишри.
– С прекрасным днем вас, мои герои. – Она заскользила по лесенке лицом вниз так плавно, словно в перевязанном теле ее, казавшемся без плаща неправдоподобно тонким, не было костей. Легко соскочила на ноги и медленно двинулась по соломе к трупу Дэй. – Один из ваших наемных убийц убил другого. Вот они, убийцы…
Ишри взглянула на Трясучку черными как уголь глазами, и он крепче стиснул топор.
– Проклятая магия, – проворчал. – Еще хуже банков.
Она крадучись, сверкая белозубой коварной усмешкой, подошла к нему, коснулась пальцем лезвия топора и мягко повернула его в сторону двери.
– Я так понимаю, своего старого друга Карпи Верного вы убили и теперь довольны?
Монца резко задвинула меч обратно в ножны.
– Верный мертв, если это то, что вас интересует.
– Странная у вас манера праздновать. – Ишри воздела к потолку длинные руки. – Месть свершилась! Восхвалим же Господа!
– Орсо еще жив.
– Ах да. – Ишри так широко распахнула глаза, что Трясучка даже испугался – не выскочат ли. – Когда Орсо умрет, вы наконец улыбнетесь.
– Что вам за дело до того, когда я улыбнусь?
– Мне? Никакого. Вы, стирийцы, имеете привычку бахвалиться, но никогда при этом не завершать начатого. Я рада, что нашла одного, который способен довести работу до конца. Любыми средствами, пусть даже хмурясь при этом. – Она провела ладонью по столу, потом небрежно накрыла ею и загасила пламя горелок. – Кстати, о средствах… вы, насколько я помню, сказали нашему общему другу Рогонту, что сможете привести ему Тысячу Мечей?
– Если император даст золото…
– В кармане вашей рубашки.
Монца, сдвинув брови, вынула что-то из кармана и поднесла к свету. Трясучка увидел у нее в руке большую монету, испускающую то особенное, теплое сияние, которым золото так и притягивает к себе человека.
– Очень мило… но одной маловато.
– О, будет больше. Горы Гуркхула состоят из золота, как я слышала. – Ишри поглядела на пролом среди обугленных досок в углу сарая и весело прицокнула языком. – Еще кое-что могу.
Затем она изогнулась, легко, как лиса сквозь изгородь, выскользнула в эту дыру и исчезла.
Трясучка, выждав мгновение, подошел к Монце.
– Не могу понять толком, но есть в ней что-то странное.
– Чутье на людей у тебя удивительное, это правда, – сказала она без улыбки и, повернувшись, вышла вслед за Витари из сарая.
А он постоял еще немного, хмуро глядя на тело Дэй. Подвигал мускулами лица, чувствуя, как натягиваются и отзываются болью шрамы. Коска мертв, Дэй мертва, Витари ушла, Балагур ушел. Морвир сбежал и, надо полагать, переметнулся на сторону противника. Распалась веселая компания… Впору затосковать всем сердцем по друзьям минувших дней, братству, в которое он некогда входил, объединенному общим делом. Пусть даже заключалось оно лишь в том, чтобы остаться в живых. Ищейка, Хардинг Молчун, Тул Дуру. Даже Черный Доу – они знали, что такое законы чести. Но все кануло в прошлое, и он остался один. Здесь, в Стирии, где ни у кого не сыскать законов чести, которые и впрямь что-то значили бы.
Впору расплакаться.
Трясучка почесал шрам на щеке. Осторожно, кончиками пальцев. Поморщился, поскреб сильнее. Потом еще сильнее. И, зашипев сквозь зубы, отдернул руку. К нестерпимому зуду прибавилась еще и боль. Как же этот шрам чесать-то, чтобы не становилось хуже?..
Вот она, месть…
Старый новый капитан-генерал