– Он не бывший. Мы не в разводе.
– Теперь в разводе. Данной мне властью.
– Какой властью?
– Знаете, что капитан судна имеет право заключать браки? Так вот, мало кому известно, но пожарные могут их расторгать. Давайте вставать.
Пожарный левой рукой обхватил Харпер за талию и поднял на ноги. Рука была еще теплой, как свежевыпеченный хлеб.
– У вас рука горела, – сказала Харпер. – Как вы это сделали?
Собственно говоря, ответ был ясен. Пожарный был, как и она, заражен драконьей чешуей. Он пока не надел перчатку, и на ладони были видны черные с золотом письмена, сбегавшие завитками на запястье. Серый дымок тянулся от тонких линий.
Харпер не меньше сотни раз доводилось видеть, как горят люди с драконьей чешуей: воспламеняются, начинают кричать, голубое пламя охватывает их, как будто они облиты керосином, волосы вспыхивают в один миг. Вряд ли кто-то захочет этого добровольно, и когда процесс начинается, управлять им невозможно, а итог всегда один – смерть.
Но Пожарный загорелся по собственной воле. Причем поджег только часть себя – руку. А потом хладнокровно погасил. И каким-то образом остался невредим.
– Я думал открыть курсы, – сказал Пожарный. – Но так и не решил, как их назвать. «Передовая пиромантия»? «Самовозгорание для чайников»? «Введение в воспламенение»? К тому же нелегко зазвать студентов, когда провалившийся на экзаменах сгорает заживо.
– Врет, – сказала Алли. – Он не станет вас учить. Он никого не станет учить. Врунишка, врунишка, горящие штанишки.
– Только не сегодня, Алли. Это мой любимый комбинезон, и я не буду жечь его только потому, что тебе хочется посмотреть, как я выпендриваюсь.
– Вы шпионили за мной, – сказала вдруг Харпер.
Пожарный взглянул на ветви дуба, где она только что сидела.
– Оттуда прекрасный вид на вашу спальню. Забавно, что люди, которым есть что скрывать, задергивают шторы на окнах с улицы, но даже и не думают прикрыть их с тыла.
– Вы много времени бродите в одном белье, читаете «Чего ждать, когда ждешь ребенка», – сказала Алли. – Не переживайте. Он не подглядывал в ваши окна, когда вы переодевались. Я, может, пару раз видела, но он – нет. Он истинный английский жентмен, вот он кто такой. – Фальшивый английский акцент Алли был не хуже, чем у Дика Ван Дайка в «Мэри Поппинс». Будь Харпер шестнадцатилетним мальчишкой, точно запала бы на нее. Сразу видно: девчонка – тридцать три несчастья.
– Зачем? – спросила Харпер у Пожарного. – Зачем за мной шпионить?
– Алли, – сказал Пожарный, словно не услышав вопроса. – Беги в лагерь. Приведи дедушку и Бена Патчетта. И еще – найди Рене. Скажи, что мы раздобыли ее любимую медсестру. Она порадуется.
И Алли побежала по сухой листве – Харпер немедленно вспомнила сердитую тень Питера Пэна в спальне Венди. Харпер, у которой голова была набита детскими книжками, не могла не сравнивать встреченных людей с их персонажами.
Когда девчонка убежала, Пожарный сказал:
– Хорошо, что мы ненадолго остались вдвоем, сестра Грейсон. Я бы доверил Алли Стори свою жизнь, но некоторые вещи не хотелось бы говорить при ней. Вы знаете летний лагерь в конце Литтл-Харбор-роуд?
– Лагерь Уиндем, – кивнула Харпер. – Конечно.
Опавшие листья шуршали под ногами и сдабривали воздух сладким осенним парфюмом.
– Вот туда она и отправилась. Там есть человек – Том Стори, дедушка Алли. Все его называют отец Стори. Когда-то он был директором лагеря. А теперь превратил его в убежище для тех, у кого драконья чешуя. У него там больше ста человек, и сложилась приличная община. Трехразовое питание – по крайней мере, пока. Не знаю, сколько это продлится. Электричества нет, но можно помыться в душе – если вы готовы терпеть ледяную воду. Есть школа и своего рода полиция – Дозорные, которые должны следить за приближением карантинных патрулей и кремационных бригад. Дозорные в основном подростки – Алли и ее друзья. Так у них хоть занятие есть. И еще они очень религиозны. В каком-то смысле такой религии прежде не бывало, а в каком-то, ну… Фундаменталисты везде одинаковые. Именно об этом я хотел вас предупредить, пока нет Алли. Она благочестивей прочих, что о многом говорит.
Внезапно над лесом пронесся громкий треск, от которого дрогнула земля и сердце Харпер забилось чаще. Она обернулась и посмотрела в ту сторону, откуда они пришли. Даже представить было невозможно, что могло издавать такой страшный, оглушительный шум.
Пожарный бросил через плечо короткий оценивающий взгляд, потом взял Харпер за руку и повел дальше, чуть ускорив шаг. Он продолжал говорить, как будто его и не прерывали:
– Вы должны понять, что большинство обитателей лагеря по возрасту находятся между вами и Алли. Есть несколько стариков, но гораздо больше тех, кому полагалось бы ходить в школу. Почти все они потеряли семьи, своими глазами видели, как сгорают заживо близкие. Они попали в лагерь несчастными беженцами, охваченными горем и просто ждущими, когда огонь поглотит их самих. А отец Стори и его дочь Кэрол – Алли ее племянница – объяснили им, что умирать не обязательно. Вернули надежду и предложили верное спасение.
Харпер замедлила шаги, чтобы дать отдохнуть больной лодыжке и обдумать услышанное.
– Что значит – объяснили, что умирать не обязательно? Человек с драконьей чешуей не может выжить. Это невозможно. Или есть какое-то лекарство, таблетки…
– Вам ничего не надо принимать, – сказал Пожарный. – Даже их веру. Помните об этом, сестра Грейсон.
– Если бы существовал способ не позволить драконьей чешуе убивать людей, правительство уже знало бы об этом. Если бы было реальное средство, которое может продлить жизнь миллионам больных людей…
– …людей со смертельными и заразными спорами на коже? Сестра Грейсон, никто не хочет продлевать нам жизнь. Наоборот. Сократить ее – вот что нужно обществу. По крайней мере, так считают здоровые. О людях с драконьей чешуей наверняка известно только одно: они не вспыхивают, если выстрелить им в голову. Можно не бояться, что труп заразит вас или ваших детей… или вызовет пожар, в котором сгорит целый квартал. – Харпер открыла рот, чтобы возразить, но Пожарный сжал ее плечо. – Мы еще успеем поспорить. Хотя предупреждаю: обо всем этом уже говорили многие, особенно бедный Гарольд Кросс. Думаю, его случай полностью закрывает тему.
– Гарольд Кросс?
Пожарный покачал головой:
– Успеете узнать. Я только хочу, чтобы вы поняли: Том и Кэрол дали людям не просто еду и убежище, даже не просто способ подавить болезнь. Они дали им веру… веру друг в друга, в будущее и в силу, которую они представляют, собравшись толпой. Толпа хороша, когда ты в ней, но несколько сотен скворцов разорвут в клочья некстати попавшуюся на пути ласточку. Думаю, в лагере Уиндем отступнику придется плохо. Том – вполне толерантный. Он – современный, терпимый, мыслящий религиозный деятель, по специальности – профессор этики. Но вот его дочь, тетка Алли – сама еще почти ребенок, а прочие дети устроили вокруг нее настоящий культ. В конце концов, это она поет песни. И с ней неохота ссориться. Она, Кэрол, вполне милая. Хочет добра. Но если невзлюбит вас, то будет вас бояться, а если боится, она опасна. Даже представить страшно, что может случиться, если Кэрол испугается всерьез.
– Я не собираюсь никого пугать, – сказала Харпер.
Пожарный улыбнулся:
– Конечно. Вы мне кажетесь не бузотером, а миротворцем. До сих пор вспоминаю, как впервые встретился с вами, сестра Грейсон. Вы же ему жизнь спасли. Я про Ника говорю. И заодно спасли мою черепушку. Насколько помню, меня уже почти пришибли, когда вы вмешались. Я ваш должник.
– Больше нет, – сказала Харпер.
В темноте перед ними зашуршали и раздались в стороны ветки. Появилась небольшая компания с Алли во главе. Девочка раскраснелась и тяжело дышала.
Мужчина за ее спиной спросил:
– Что случилось, Джон? – Голос был такой низкий и мелодичный, что Харпер, еще не разглядев лица Тома Стори, уже полюбила его. Пока что ей была видна только золотая оправа очков, поблескивающая во тьме. – Кто у нас тут?
– Кое-кто полезный, – сказал Пожарный; теперь Харпер знала его имя: Джон. – Медсестра, мисс Грейсон. Поможете ей? Я не доктор, но, боюсь, у нее трещина в лодыжке. Если вы отведете ее в лазарет, я вернусь за ее вещами, пока есть время. Подозреваю, скоро в ее доме объявятся полиция и карантинный патруль.
– Давайте-ка я помогу, – сказал один из встречающих. Он подошел ближе, легко проскользнул между Пожарным и Харпер и обхватил ее за талию. Харпер навалилась на его плечо. Это был крупный мужчина, наверное, на четверть века старше Харпер, с покатыми плечами и серебристыми волосами, уже редеющими на макушке. На ум сразу же пришел постаревший всеобщий любимец – медвежонок Паддингтон.
– Бен Патчетт, – представился мужчина. – Приятно познакомиться, мэм.
С ними была и женщина, невысокая, крепкая, с заплетенными в косички-брейды седыми волосами. Она нерешительно улыбнулась – видимо, сомневалась, вспомнит ли ее Харпер. Но разве можно было забыть женщину, которая сбежала из Портсмутской больницы, сияя, как готовая взорваться сигнальная ракета.
– Рене Гилмонтон, – сказала Харпер. – Я думала, вы убежали, чтобы где-нибудь умереть.
– Я и сама так думала. Но отец Стори рассудил иначе. – Рене подхватила Харпер под мышки, поддерживая с другой стороны. – Вы так долго и так хорошо за мной ухаживали, сестра Грейсон. И мне приятно поухаживать за вами хоть немного.
– Где вы повредили лодыжку? – спросил отец Стори, задрав подбородок.
Мутный свет блеснул на линзах очков, и Харпер впервые смогла рассмотреть его черты – худое, морщинистое лицо и седую бороду. «Дамблдор», – мелькнуло в голове. На самом деле борода была не как у Дамблдора, а скорее как у Хемингуэя, но ярко-голубые глаза за очками наводили на мысли о человеке, который читает руны и разговаривает с деревьями.