Чаща

От неожиданности я потерял дар речи.

– Мы поняли друг друга? – повторил он.

Я собрал в голове слова и постарался облечь их в звуки.

– Поняли, – сказал я.

– Прекрасно, тогда я предложил бы отправиться спать. Рассвет всегда ближе, чем кажется, а мы собирались подняться, как только небо просветлеет.

Я встал на ноги – от того, что услышал, они слегка подрагивали.

– И не думал обманывать тебя, злобный маленький говнюк, – сказал я.

– Прекрасно, – улыбнулся карлик. – Постарайся не передумать. Когда пойдешь в дом, смотри, не разбуди Юстаса, он не любит таких сюрпризов, да и Борова лучше не тревожить. Эти двое во многом схожи, разве что Боров временами менее приветлив и еще менее предсказуем, как я успел заметить.

Спустившись с пригорка, я направился к дому, но не стал заходить внутрь. В тот момент я серьезно прикидывал уйти и поискать тропу, ведущую к дороге, по которой смогу вернуться в Сильвестер. Тогда, рассчитывал я, смогу попасть в город утром и посмотреть, нет ли других вариантов выручить Лулу, без помощи Юстаса, карлика и воинственной свиньи. Очень скоро я вышел на прогалину и услышал журчание бегущей воды, а потом увидел сам ручей, мерцающий в лунном свете. Я направился к нему. Начало ручья, бьющий из земли маленький ключ, оказалось совсем рядом. Там я присел, зачерпнул в ладони воду, попил и разрыдался. Не смог сдержаться. О том, что мы, Паркеры, умеем противостоять ударам судьбы, я уже упоминал – но, когда что-то плохое длится слишком долго, тут на нас находят приступы плача. Вот это со мной и случилось. Я разревелся, да так, что пришлось зажимать руками рот. Лишь бы этот проклятый карлик был теперь не слишком близко, чтобы получить удовольствие, услышав, как я плачу. В тот момент мне хотелось, чтобы он сгорел на пожаре в цирке, или его растоптал разъяренный слон, или до смерти забили палками обезьяны. Правда, потом я опомнился и постарался прогнать эти мысли, как недостойные христианина.

В отношении Юстаса я также не питал особо добрых чувств – а как еще относиться к человеку, который выкопал сгоревшую женщину и ее дитя, чтобы положить на пороге ради денег? Пожалуй, в тот момент мне ближе всех был Боров, с кем мы делили постель без всяких происшествий, пусть даже ночь еще не завершилась.

Когда я наконец выплакался, а потребовалось немало времени, то умылся в ручье и побрел вверх по склону обратно к дому. Там я осторожно забрался под стол, стараясь не потревожить Борова. Пожалуй, с ним вполне можно было бы делить постель, если бы не стойкая вонь. Слегка приподняв голову, он плотнее прижался ко мне спиной, хрюкнул, и голова вновь опустилась на пол. Мгновение спустя он уже мерно похрапывал.

А я никак не мог отделаться от того, что сказал карлик, и перебирал в голове возможные варианты, из-за чего мог бы оказаться в канаве, как бешеная собака, и некому будет спасти Лулу. Я лежал и вспоминал, как все случилось. То, как дед дрался с Беспощадным Биллом и отделал бы его, если бы тот не взялся за револьвер. Вспомнил летящего надо мной мула, и тут непонятно как в моей изможденной голове я уже сидел на спине мула, который обзавелся крыльями, а сзади меня обнимала сестра, и мы очень быстро поднимались все выше в голубое небо.

* * *

Меня разбудил Юстас, ткнув своим сапогом, а я, поднимаясь, вспугнул Борова, который, вскочив, едва не опрокинул стол. Боров стоял ко мне вплотную, разинув пасть с ужасными желтыми клыками, откуда воняло так, что брови у меня скручивались в узелки. Он противно хрипел, так что мне стало очень неуютно.

– Юстас, отзови его, – попросил я.

– О, – сказал Юстас, – так он не злится. Просто не по нраву, что я вас вместе разбудил. Он привык думать, что все время на службе, впрочем, оно так, да здесь вот хорошо прикорнул. А ты ему, похоже, нравишься. Вот так еще вместе поспите, глядишь, он облюбует твою задницу.

Мы вышли на воздух. Небо еще не посветлело, виднелись звезды и месяц. Ни телескопа, ни карлика на вершине холма уже не было.

Мгновением позже он вышел из-за дома с вереницей из трех лошадей. Юстас уже вывел на двор краденого коня и держал вожжи в руке. Револьвер на его поясе поблескивал в лунном свете. Еще он нацепил жилет с пришитой на правом плече толстой накладкой. Зачем это понадобилось, я мог только гадать.

Поверх попон на спинах всех трех лошадей были надеты седла, но подпруги не затянуты, а за седлами свернуты одеяла и висели туго набитые седельные сумки. Краденый конь, которого продолжал держать Юстас, не был оседлан и предназначался на продажу, когда объявится покупатель. Роль вожжей у него выполняла длинная веревка, чтобы удобнее вести в поводу.

– Поедешь на этой, – сказал Коротыш, протягивая мне вожжи одной из оседланных лошадей. – Только не забудь хорошенько подтянуть седло. Знаешь, как нужно сделать? Помни, она сначала надует брюхо, а когда садишься в село, выпускает воздух и может тебя сбросить.

– Меня учить не надо, – сказал я. – Я родился на ферме и ездил на лошади не меньше, чем ты и все прочие.

– Это мало что значит, – сказал он. – Хватает таких, кто родился на ферме, а седлать не умеет. Делают как попало.

– Обо мне не волнуйся, – ответил я, все еще рассерженный из-за вчерашнего. – Занимайся своим делом.

– Тогда приступай, – сказал он и ушел в дом.

И я приступил – поправил седло и стал затягивать подпругу. Лошадь попыталась надуть свое брюхо, как обещал Коротыш, но я знал правильное обхождение.

Когда Коротыш появился вновь, он нес здоровенное двухствольное ружье, пару мятых широкополых шляп и сумку. Ружье отдал Юстасу, а следом и объемистую сумку со словами:

– Держи твои заряды.

– Ты образец маленького белого человека и джентльмена, – сказал Юстас.

– Давай без оскорблений, – ответил Коротыш. Затем повернулся ко мне, протянул одну шляпу, вторую напялил на голову. –  Шляпы пригодятся от солнца. Бери одну из моих. Можешь считать ее подарком.

Я взял предложенную шляпу и примерил. Размер был великоват, и только мои уши не давали ей сползти на глаза. Тем не менее она была очень кстати, ведь шея все еще зудела от ожога, и мне совсем не хотелось обгореть еще сильнее.

Оглядев лошадь, которая предназначалась Коротышу, я приметил торчащий из седельной сумки приклад ружья и что-то вроде веревочной лестницы, свисавшей с передней луки седла.

– Мне потребуется оружие, – сказал я.

– Так, у меня вот этот «Шарпс» и пистолет, и оба мне понадобятся, – сказал Коротыш. – И еще «дерринджер» в сапоге. Если не найдем тебе оружие перед тем, как оно потребуется, отдам его.

– «Дерринджер»? – сказал я. – Дед дважды стрелял из такого в Беспощадного Билла, но так и не уложил.

– Стрелял? – рассмеялся Коротыш. – Бесподобно. Ты сказал, он врезал ему, так еще и стрелял? Это что-то. Скажу тебе, твой дед был не робкого десятка, это уж точно. «Дерринджер» годится для близкой дистанции, и нужно получше прицелиться. Он уложит насмерть не хуже динамитной шашки, но попасть надо, куда следует.

– Я как раз об этом, – сказал я. – Стрелок из меня не слишком хороший. В цель попасть смогу, если только она не шевелится, а я стою сверху, но я не снайпер. Мне больше подошел бы штуцер Юстаса.

Они дружно рассмеялись.

– Этот четвертый калибр больше навредит тебе, чем другим, – сказал Юстас.

– Четвертый калибр?

– Таких сделали немного и по особым заказам. Этой штукой я поле смогу выкосить, а потом, глядишь, и сложить в копну.

– Но мне нужно что-то на случай стычки, – сказал я.

– Тогда срежь себе палку потолще, – сказал Коротыш. Затем подошел к входной двери, закрыл ее и извлек из кармана навесной замок размером с пол моей руки – сейчас он надел длинную тужурку, хотя в такую жару, даже ранним утром, она выглядела неуместно. Он защелкнул замок со словами:

– Это должно удержать добрых людей снаружи.

С помощью лестницы Коротыш вскарабкался на лошадь. После чего свернул лестницу, закрепив ее на луке седла. И, прищелкнув языком, дал сигнал к отправке. Была еще ночь, когда мы двинулись в путь, и Боров трусил рядом с таким видом, точно вышел полюбоваться пейзажем, а то и собрать материал для путевых заметок. Он крутил головой и поглядывал вверх, точно изумляясь, как небо постепенно светлеет. Мы проехали всего ничего, когда месяц стал походить на тающий на сковороде кусок масла, а звезды едва удавалось разглядеть. И вот темно-синее небо стало понемногу окрашиваться в розовый цвет. Когда мы добрались до реки по тому берегу, где скрылись Беспощадный с его шайкой, солнце уже взошло, а вода пахла рыбой и гнилью. В утреннем свете земля, деревья и поверхность воды казались вымазанными свежей кровью.

(4)

Мы проехали вдоль берега, пока не оказались там, где причалил бы паром, когда пересек реку. Юстас спешился и стал осматриваться в поисках следов, а Боров составил ему компанию.

– Может Боров взять след? – спросил я Юстаса.

– Он же не гончая, – сказал Юстас. – Может, и смог бы, только нам все равно не скажет. Как по мне, он просто любит изображать деловитость – видать, хочет, чтобы мы думали, что он в курсе.

Пока Юстас осматривался, Коротыш извлек из внутреннего кармана сигару и засунул ее в рот. Следом достал спичку, прикурил, потом обслюнявил большой и указательный пальцы, потушил ими спичку и кинул ее на берег. Пару раз затянувшись, посмотрел на меня и сказал:

– Слыхал, как скулил и выл волк прошлой ночью у источника?