Клиническое мышление Уилфреда Биона

и о том, как вести себя с ней, хотя на практике у вас был один слуга, в лучшем случае двое. Теоретически вы знали, какую носить одежду и как заказывать обед, хотя на практике вы никогда не могли позволить себе сходить к приличному портному или в приличный ресторан. Теоретически вы умели охотиться и ездить верхом, хотя на практике у вас не было лошадей, чтобы на них ездить, и ни дюйма земли, на которой охотиться. Именно этим объясняется привлекательность Индии (а позднее Кении, Нигерии и т. д.) для низшего-высшего-среднего класса. Люди, которые приезжали туда в качестве военнослужащих и чиновников, ехали туда не за деньгами, потому что военнослужащему или чиновнику не нужны деньги; они ехали туда потому, что в Индии, где есть дешевые лошади, свободная охота и орды черных слуг, легко было изображать из себя джентльмена.

В такого рода обнищавшей дворянской семье, о которой я говорю, значительно более выражено осознание своей бедности, чем в любой рабочей семье, поднявшейся выше уровня пособия по безработице. Плата за квартиру, покупка одежды и оплата школьных счетов превращаются в нескончаемый кошмар, а любая роскошь, даже стакан пива, становится недопустимым расточительством.

    (Orwell, 1972, р. 106–108)

Всю свою жизнь Бион бился, пытаясь содержать свою семью и себя без капитала, этой неназываемой ценности высшего-среднего класса, в то же самое время вращаясь в кругу тех, кто ожидал от него богатства и, несомненно, считал, что оно у него есть. Когда он купил дом в Айвер Хит после Второй мировой войны, он слышал, как два джентльмена спрашивают, у какого это дурака нашлось восемь тысяч фунтов стерлингов навыброс. Бион замечает, что восемь тысяч фунтов стерлингов досталось ему нелегко. У него не было никакого капитала, но считалось, что он у него есть. Мы полагаем также, что одна из причин, побудивших его отправиться в Калифорнию в 1968 году, состояла в том, чтобы заработать больше денег, чем ему удавалось в Лондоне, и таким образом скопить некоторый капитал для своих детей.

Существуют определенные признаки, отличающие английского джентльмена, которые мгновенно распознают члены этого сообщества и которым завидуют те, кто в него не входит. Выговор, небрежные жесты, пренебрежение к мелочам и сотни других признаков принадлежности к классу, которым нельзя научиться, но которые впитываются в этом дорогостоящем учреждении – британской частной школе. Затраты на то, чтобы послать сына в одну из этих школ, огромны, и родители Биона, должно быть, экономили каждую копейку, чтобы сделать это возможным, потому что, только добившись этого, они могли держать голову высоко поднятой. Однако им удалось послать его лишь в одну из наименее престижных школ. Бион рассказывает своему читателю, что во время всех тех переходных обрядов, когда он стремился войти и быть принятым в какой-нибудь новый коллектив, он чувствовал себя ниже других. Он не учился в Итоне, Харроу или Винчестере. Он чувствовал себя глубоко униженным, когда армейский призывной пункт поначалу отверг его; он чувствовал себя ниже других, когда он только появился в Оксфорде. К тому времени, когда он проходил интервью с деканом медицинского факультета Университетского колледжа в Лондоне в 1924 году, он смог подать ему один из необходимых знаков, заставивших принять его: ему довелось играть в крикет за сборную Оксфорда. Вслед за тем он сразу же сообщил, что был капитаном команды Оксфордского университета по плаванию, и это послужило рычагом. Он научился использовать знаки принадлежности к сословию джентльменов в свою пользу, когда это было необходимо.

Мальчики попадают в закрытую школу в возрасте либо четырнадцати, либо двенадцати лет, и этому должен предшествовать нелегкий период обучения в «подготовительной школе» – четыре или шесть лет. Так случилось, что маленького Уилфреда послали в школу в Англию из далекой Индии в возрасте восьми лет. Поэтому в системе закрытых школ он прошел «полный курс». Он дает читателю понять, что ему было очень трудно, но его выручали успехи в командных видах спорта. Он страдал от отношения взрослых к детям. Он говорит, что маленьким ребенком в Индии он пережил опыт, хорошо известный большинству англосаксонских детей. Когда он строил отношения с кем-то из взрослых, они часто смеялись над ним. Это заставляло его чувствовать себя ничтожным и приходить в ярость. Эти насмешки создали то, что психоаналитики называют плохим внутренним объектом. Это была пугающая фигура, которую он назвал «Арф Арфер». Чувство, что он уходит в себя, окруженный не понимающими его взрослыми, осталось с ним на протяжении всех десяти лет его обучения в школе, его травматического опыта в армии и сопровождало его всю оставшуюся жизнь. Этот уход в себя был не бегством, а тем, что французы называют reculer pour mieux sauter[7 - Отступить, чтобы дальше прыгнуть. – Прим. пер.]