Будь моей

Василий оторопел:

– А разве я не говорил? – И не успел Штефан ответить, пояснил: – Я только что узнал, что пятнадцать лет назад мой отец подписал бумагу о моей помолвке. На ней стоит мое имя. Это документ! Моя мать об этом даже не подозревала, и все эти годы о существовании его знали только девушка и ее отец и только теперь, когда она, по-видимому, рвется замуж, побеспокоились сообщить и нам.

– А кто она?

– И это все, что ты можешь сказать? – Василий уже почти кричал: – Да какое, черт возьми, дело, кто она, если я не имею ни малейшего желания на ней жениться!

– Но ты же знал, что когда-нибудь тебе так или иначе придется жениться, – рассудительно заметил Штефан.

– Но уж по крайней мере не в ближайшие десять лет! Впрочем, дело не в этом. Теперь вдруг оказывается, что я обручен с девицей, которую и в глаза не видел, и не говори мне, что в свое время ты оказался в таких же ужасных обстоятельствах, потому что ты с детства знал о своей помолвке, а я рос в уверенности, что право решать принадлежит мне.

– Видя замечательный результат моей помолвки, ты вряд ли дождешься от меня сочувствия, кузен.

– Черта с два, не дождусь! – огрызнулся Василий. – Будь любезен, вспомни, что ты чувствовал до того, как встретил свою распрекрасную супругу.

Крепко сжав в объятиях вышеупомянутую жену в знак того, что «тогда» и «теперь» – вещи разные, Штефан заметил:

– Твоя точка зрения принята.

– Наследники короны вообще редко имеют выбор в вопросах брака, – продолжал Василий горячо. – Но я-то всего лишь твой кузен, и никто, кроме меня самого, не может указывать мне, на ком жениться, а я чертовски хорошо знаю, что никогда бы не взял в жены русскую.

– Так она русская? – удивленно воскликнул Штефан.

– И к тому же баронесса, а ты прекрасно знаешь, какие нравы у этих дам. У нее, вероятно, перебывала уже дюжина любовников, и я нисколько не удивлюсь, если такая поспешность вызвана исключительно тем, что бедняжка ждет ребенка!

– Будем надеяться, что так оно и есть, а ты не торопись жениться, пока не привезешь ее сюда, – предложил Штефан. – К тому времени ты все выяснишь, а если окажется, что она беременна, у тебя будет законное основание расторгнуть помолвку.

Улыбка на губах Василия, возникшая при этих словах, увяла столь же стремительно, как и распустилась.

– А если эта надежда не оправдается и я окажусь связанным? Я предпочел бы вообще не ехать в Россию, поэтому-то я к тебе и пришел. Ты уже сталкивался с такими затруднениями, Штефан. Какие варианты приходили тебе в голову, когда ты хотел отделаться от помолвки?

– И ты рассчитываешь, что я тебе отвечу?

Впервые за весь разговор Василий бросил взгляд на Таню.

– Для тебя это важно? Ты возражаешь?

– Да ради Бога!

Поймав его кислый взгляд, она притворилась, будто ничего не заметила. «Интересно, – подумала Таня, – что он предпримет, если я вдруг рассмеюсь?» И ей захотелось провести небольшой эксперимент: затруднения Василия не вызывали у нее ни малейшего сочувствия. Но Штефан не позволил бы ей потешаться над кузеном, и поэтому Таня всего лишь слушала, как мужчины обсуждают различные возможности, и убедилась, что в конце концов они приходят к мысли, что выбора нет. Василий все больше и больше грустнел.

Таня считала, что ее муж исключительно красив, но совсем иной красотой, чем Василий. В смысле привлекательности Василию не было равных: его внешность гипнотизировала. Но Таня никогда еще не видела его таким опустошенным и разгневанным, и никогда еще глаза его не сверкали так, как сейчас.

Василий мерил комнату шагами, а точнее, метался по ней, как разъяренный золотистый лев, пойманный в ловушку.

Это было завораживающее зрелище – три аршина мужественной грации вдруг обнаружили свою изменчивую и почти дикую природу. Из всех четверых Василий больше других был наделен способностью без промаха разить словом, а не действовать грубой силой. Но, похоже, и он так же склонен к насилию, как и его друзья.

Однажды Тане рассказали, что она должна была выйти замуж именно за Василия, потому что Штефан хотел без лишней суеты увезти ее в Кардинию, а там уж Таня, как и любая другая женщина, конечно же, предпочла бы Василия.

Но тогда она презирала Василия, потому что, встретив Таню в таверне, он оскорбил ее, приняв за обычную шлюху, и отнесся к ней с полным пренебрежением. Кроме того, несмотря на его шрамы и «дьявольские» глаза, с самого начала Таню привлек Штефан, с самой первой ночи очаровал именно он, а не этот прекрасный золотистый Адонис.

– Что же ты собираешься делать? – спросил наконец Штефан.

– Не знаю.

– Нет, знаешь, – спокойно отозвался Штефан.

– Да, знаю, – вздохнул Василий. – Но если это только будет зависеть от меня, свадьба не состоится. Кто-то из них – девушка или ее отец – пойдет на попятную и откажется от этой нелепой и смехотворной помолвки, даже если мне придется показать им, какой я на самом деле.

– А какой ты на самом деле? – подала голос Таня, содрогнувшись от этих слов. – Лучше скажи, что покажешь им, каким ты можешь быть, когда захочешь не понравиться.

Она говорила, опираясь на собственный опыт, и ему пришлось согласиться.

– Как скажете, Ваше Величество.

Теперь наступила очередь Тани бросить на него кислый взгляд. Подавив смешок, Штефан сказал:

– Отправляйся домой, Василий. Утро вечера мудренее. В конце концов, даже если тебе и придется жениться, ты не должен…

– Как бы не так, не должен, – негодующе вмешалась Таня.

– Я же говорил, что она возвела супружескую верность в ранг верноподданнической обязанности, – проворчал Василий и, стуча сапогами, вышел из комнаты.

Едва за ним закрылась дверь, Таня гневно выпалила:

– Черт возьми, мне это нравится! Наконец-то с этого павлина полетят пух и перья!

– Я думал, ты простила его за то, что он так себя вел на пути в Кардинию.

– Простила, – заверила она мужа. – Я знаю, что он всего лишь пытался помешать мне влюбиться в него. Но ему следовало бы сразу понять, что этого не случится, а не строить из себя осла в течение всего путешествия. И все-таки он остался таким же павлином, каким был, и слава Богу, если найдется женщина, которая заставит его на пару ступенек спуститься со своего насеста. Надеюсь, эта русская покажет ему, где раки зимуют. Его несчастье в том, что женщины никогда не говорят ему «нет». Они не тратят время на то, чтобы узнать его получше, а просто моментально влюбляются, взглянув ему в лицо, и воображают, что и с ним происходит то же самое. Неудивительно, что он неизлечимо высокомерен. Он и дня не может прожить, чтобы какая-нибудь девчонка не пыталась его соблазнить.

Заметив гримаску отвращения на ее лице, Штефан рассмеялся:

– Ты бы удивилась, моя Таня, узнав, насколько это раздражает его самого.

Она фыркнула:

– О, конечно, так же, как меня – беременность!

Все знали, что Таня в восторге от своей беременности, и Штефан только покачал головой.

– Но это правда, – настаивал он, и его золотистые глаза заискрились смехом. – В конце концов, за один день мужчина может совершить только один подвиг – соблазнить женщину.

Теперь она и не пыталась сдерживать сарказма:

– Ну, тогда понятно. Несчастье в том, что он не может облагодетельствовать сразу всех страждущих. Не могу тебе выразить, как я опечалена. Вероятно, я единственная, кто по-настоящему серьезно невзлюбил его, но это не считается, потому что он сам стремился вызвать во мне неприязнь. И все же я искренне считаю, что ему нужно встретить женщину, которая останется к нему равнодушной. К сожалению, сомневаюсь, что нам доведется это увидеть.

– А еще говоришь, что простила его!