Обольщение со второго дубля

Ничто, даже приятное времяпрепровождение с красавцем ковбоем, который сегодня спас ее от продолжения съемок.

* * *

Брок Макнейлл не мог выбросить актрису из головы.

Спустя два часа после того, как он забрал своих лошадей у этого идиота-режиссера, превратившего жизнь на ранчо «Разлив ручья» в ад, Брок все никак не мог избавиться от мыслей о соблазнительной блондинке на сене. В ней было нечто, что привлекло его, – нечто более интригующее, чем внешность, хотя и в гриме в виде синяков она была достаточно привлекательна.

Возвращаясь домой через скалистую ложбину после беседы с ветеринаром, Брок обнаружил, что все его мысли заняты женщиной, а не больной кобылой. Будучи руководителем программы по разведению подседельных лошадей на ранчо «Разлив ручья», Брок понимал, что сейчас как никогда его внимание должно быть сосредоточено именно на этой стороне семейного бизнеса. Так что мысли об актрисе оказались не ко времени.

А все из-за того, что Макнейллы готовились к скандалу. Шантажист пригрозил раскрыть общественности секреты его мачехи, и случиться это должно было через два дня. Целая ветвь семьи в Вайоминге, отказавшись выполнять требования шантажиста, жила в напряжении, ожидая неизбежного. Усугубляло положение то, что мачеха еще не оправилась после подозрительного наезда. Ее сбила машина, и она впала в кому. Это произошло именно в то время, когда объявился шантажист.

Брок понимал, что должен защитить свою семью. Он был младшим братом, родившись после близнецов Карсона и Коди, и считался как бы «третьим лишним». Раньше он не стремился чем-то выделиться, но сейчас настало время сделать шаг вперед и проявить себя. Под прицелом шантажиста оказались единокровные сестры Брока – тот намекал на то, что брак их матери с Донованом Макнейллом недействителен, – и Брок ставил перед собой задачу всеми силами поддерживать отца, мачеху и сестер.

Нельзя тратить свою умственную энергию на размышления о красотке, лежавшей на сене в его конюшне, говорил он себе. Сейчас, когда семье нужно затаиться, его отношения с актрисой привлекут лишнее внимание. Таблоиды уже хорошо потрепали доброе имя его сестры Скарлетт за связь с известным киноактером. Кроме того, это безумие – столько времени думать о женщине, учитывая то, что он наблюдал за ней всего лишь полчаса или около того. А на съемках он появился потому, что конюхи, которым было поручено привести лошадей, так и не вернулись. Броку не понравилось, что кто-то так нагло пользуется его великодушием, и он отправился к Антонио Вентуре, намереваясь расставить точки над «i». А там отвлекся на женщину в слезах, которые выглядели настоящими.

Брок понимал, что она всего лишь играет роль, но ее игра была чертовски убедительной. Что же заставило женщину выбрать такую эмоциональную работу? Наигранные или нет – такие слезы просто так не выдавишь. Они шли из глубины. Он сразу ощутил странную близость с ней, но потом осадил себя, решив, что случайно застал ее в момент очень сокровенных переживаний. Однако все изменилось, когда она улыбнулась ему, едва заметно приподняв уголки губ, когда их глаза встретились, и появилось…

Тепло.

Он мог поклясться, что не он один почувствовал некую связь.

Брок решил вернуться в конюшню, в которой снимал Вентура, чтобы проверить, освободили актрису от работы или нет. На ее месте он бы предпочел целый день таскать тюки с сеном, чем целый час полуобнаженным сидеть на сене, которое разложил режиссер. А особенно на старом, пересушенном сене. На гвоздях было бы удобнее.

Осадив лошадь, Брок увидел, что съемки уже закончились, а свет погашен. И это было хорошо, потому что в противном случае он, как долевой владелец земель Макнейллов, воспользовался бы своим правом закрыть съемки – такое право ему давал пункт, который Карсон включил в договор с киностудией и который начинал действовать, если компания нарушала протокол о технике безопасности. А деревянная конюшня, забитая сеном, которое могло вспыхнуть от жара софитов, являлась объектом повышенной опасности.

Двери были открыты – заходи кто хочет, хоть медведь, хоть грабитель. Видимо, кто-то забыл закрыть дверь на ночь. Брок спешился, похлопал кобылу по шее и прошел внутрь.

Из-за столба появилась тень.

Очень фигуристая тень.

Брок сразу узнал ее, несмотря на то что в последний раз, когда он ее видел, она почти полностью была укрыта соломой. Это означало, что его воображение проделало очень тонкую работу в заполнении пробелов.

Незнакомка была одета в темные легинсы и черную кофту с длинным рукавом. Ее светлые волосы с отливом платины были заправлены под бейсболку с логотипом футбольной команды Западного побережья. Без макияжа Брок смог лучше рассмотреть ее черты – длинные ресницы, веснушки на носу, волевой подбородок.

– Надеюсь, вы в это время не работаете. – Он улыбнулся, не желая ее пугать. – Я вернулся, чтобы убедиться, что ваш режиссер знает, когда заканчивается рабочий день.

Она стояла, переминаясь с ноги на ногу. Неужели ей неловко? Брок сделал шаг в сторону и прислонился к двери конюшни, оставляя ей достаточно места, чтобы она могла уйти, если захочет.

Вместо этого незнакомка сложила руки на груди и осталась на месте.

– Я тоже, – заявила она, однако некоторая нервозность в ее тоне заставила Брока усомниться в том, что она пришла сюда именно ради этого. – Я ушла сразу после вас, но режиссер был дико разозлен, и я захотела убедиться в том… – она глубоко вдохнула и выдохнула, как будто успокаивая себя, – что он не пользуется своим превосходством над людьми без опыта работы.

«Фраза какая-то… странная», – подумал Брок. Она что-то скрывает, и не нужно быть гением, чтобы понять: ей очень неуютно в его обществе. Возможно, он ошибся насчет взаимной симпатии. Возможно, влечение было односторонним.

– Ну, тогда он был бы еще большим ослом, чем я его считал, – сказал Брок. Он уже собрался пожелать ей спокойной ночи и уйти, как услышал ее смех.

Искренний смех. Он прозвучал для Брока как музыка.

– Правильно, он осел. Это точно. – Она шагнула вперед, и улыбка озарила ее лицо, превратив симпатичную девушку в красавицу. – Кстати, я Ханна Райдер. – Она протянула руку.

– Брок. Приятно познакомиться. – Он сжал ее руку.

Ханна обратила внимание на то, что Брок держал ее пальцы в своей руке чуть дольше, чем положено, и это открытие наполнило ее ликованием. Наконец Брок, довольный тем, что не ошибся – в первую встречу между ними действительно установилась связь, – выпустил руку Ханны. Он специально не упомянул свою фамилию, стараясь избегать ненужного интереса к его известной и весьма состоятельной семье. Он уже не раз наступал на одни и те же грабли, когда не понимал, что женщине от него нужен только пропуск к богатству. К образу жизни Макнейллов. Точнее, к образу жизни других Макнейллов. Сам Брок предпочитал роскоши усердный труд, несмотря на то что его дедушка был гостиничным магнатом и владел пятизвездочными отелями по всему миру.

Ханна Райдер теребила рукав своей кофты, натягивая его на кисть, однако Брок успел заметить на пальце серебряное кольцо с символом бесконечности.

– У меня раньше не было возможности поблагодарить вас, но ваше появление было очень своевременным.

Ее голос с легкой хрипотцой звучал маняще, как глоток виски. Судя по тому, что она убрала волосы под бейсболку и была одета во все черное, она не хотела быть узнанной. Хотя Брок допускал, что киношники всегда так одеваются, в его понимании она была далека от кинодивы.

– Сожалею, что не смог вмешаться раньше, прежде чем лошадь наступила вам на волосы. – После этого ему пришлось действовать очень осторожно: лошади были слишком беспокойны, чтобы им можно было доверять, когда они стояли так близко к ее голове. – Вы едва поморщились.

Ханна пожала плечами:

– Но этого хватило, чтобы испортить дубль. Всякий раз, когда я теряю бдительность, вся команда по моей вине вынуждена работать на съемочной площадке дополнительный час.

– Так всегда происходит? – Брок отметил, что у нее серые глаза и от нее хорошо пахнет. Смесью мыла и полевых цветов. Он уловил легкий аромат, когда она теребила рукав кофты.

– Нет, конечно. Вообще-то моя работа довольно увлекательная, но эти съемки лишний раз показывают, как режиссер влияет на атмосферу в съемочной группе.

Брок хотел еще поговорить, но предположил, что она устала после долгого дня.

– Ну, как бы то ни было, мне кажется, вы сегодня были потрясающи. – Он не преувеличивал и не льстил ей. Она действительно была хороша. – На самом деле я был настолько поглощен вашей игрой, что не стал прерывать съемки раньше.

Ханна снова засмеялась, и этот смех для него стал словно выброс адреналина.

– Значит, мне некого винить, кроме себя, за то, что наступили на мои волосы? То есть вы хотите сказать, что если бы я играла хуже, то вы бы раньше пришли на помощь?

В ее серых глазах играло озорство.

Она дразнила. Флиртовала.

В эту игру Брок играл редко. Да и не был в ней хорош.

Но он, черт возьми, узнал ее.

Удивленный тем, что абсолютно чужой человек воспламенил в нем огонь, он позволил этому огню разгореться в мощное пламя. Что в этой женщине такого особенного?

– Я говорю о том, Ханна Райдер, что от вас сложно отвести взгляд.

Брок услышал собственный голос: он выбрал неправильный тон. Этот тон пресек поддразнивание и флирт. Воздух вокруг изменился. Стал теплее.

Он увидел, как Ханна смутилась – целый набор эмоций промелькнул у нее на лице, – но не смог их разобрать.

Кроме одной. И то только потому, что чувствовал то же самое.

Желание.