Если бы ты был здесь

Он показал, как именно мне следует вытянуть вперед руку и оттопырить большой палец, после чего надел на мою руку гипсовый лонгет, затем взял бинт и принялся обматывать им руку, словно я была мумией. Все это время доктор Колсон не переставал расспрашивать меня: как долго я работаю в «Сотбисе»? Изучала ли я историю искусств в колледже? Что мне больше нравится – современное искусство или импрессионисты? Врач также рассказал немного о себе: вот уже год как он работает ординатором в отделении хирургии, а в данный момент отрабатывает положенные две недели в неотложке. Затем он признался, что это был его первый гипс.

– Мой тоже, – сказала я.

Гипсовый лонгет почти застыл, когда доктор Колсон предложил мне выбрать цвет бинта для последнего слоя повязки: голубой, оранжевый, хаки или ярко-розовый.

– Я сама могу выбрать цвет? – изумилась я.

– Бонус для первых клиентов, – улыбнулся врач.

– Розовый, – уверенно ответила я. – Хотя Родни сказал бы, что он не подходит ни к одной вещи из моего гардероба.

– Выберите цвет, который вам не надоест в течение следующих шести недель, – предложил доктор Колсон. – Если вы любите все сочетать, выбирайте голубой, под цвет ваших глаз. – Сказав это, врач покраснел и опустил голову, сосредоточившись на последнем слое моей повязки.

Наконец он закончил перевязку, и я попробовала пошевелить рукой, чтобы оценить проделанную работу.

– Неплохо для новичка, – резюмировала я. – И точно заслуживает пяти звезд на yelp.com.

– Ух! – Врач смахнул со лба воображаемый пот и рассмеялся.

– Что ж, – я посмотрела на него снизу вверх, – я могу идти?

– Секундочку. – он достал из кармана своего белого халата черный маркер. – Можно мне расписаться на вашем гипсе?

Я улыбнулась и кивнула.

Доктор написал на моем гипсе свое имя – Финн – и номер телефона.

– На случай осложнений, – пояснил он, встретившись со мной взглядом.

– Мне кажется, это нарушение врачебной тайны или чего-то в этом роде.

– Только если вы являетесь моим пациентом. Но к счастью для меня, – он протянул мне бумаги для выписки, – вы больше не мой пациент.

Прежде чем я вернулась в приемный покой, мы договорились пообедать следующим вечером. Я практически не чувствовала боли в своей руке. Родни все еще ждал меня, лежа поперек четырех стульев. Он посмотрел сначала на меня, затем на подпись на моем гипсе и сказал:

– Девочка моя.

Прочитав письмо Финна, я решаю во что бы то ни стало вернуться в Америку, даже если для этого мне придется переплыть океан. Я иду к себе в комнату, чтобы собрать вещи, а затем возвращаюсь в Пуэрто-Вильямиль. Исабела почти не подает признаков жизни, но все же в городе больше шансов найти способ добраться до аэропорта на Бальтре.

Я торчу на пристани уже около часа, когда наконец замечаю вдали маленькую лодку с пыхтящим двигателем. С такого расстояния мне трудно разглядеть сидящего в ней человека. Размахивая руками, я быстро сбегаю вниз к причалу. Из лодки выпрыгивает мужчина и, даже не взглянув в мою сторону, начинает швартоваться.

– Hola, – осторожно начинаю я, не зная, хватит ли моего испанского для того, чтобы озвучить просьбу.

Мужчина тем временем выпрямляется, вытирает влажные руки о шорты и наконец поворачивается ко мне – и тут я понимаю, что передо мной вчерашний незнакомец из Центра разведения гигантских черепах, который был так груб со мной.

– No es cierto[25 - Не может быть (исп.).], – бормочет он и на секунду прикрывает глаза, словно молясь, чтобы я исчезла.

Что ж, по крайней мере, я знаю, что он говорит по-английски.

– Еще раз здравствуй, – с улыбкой повторяю я. – Я хотела спросить, не могу ли я взять твою лодку напрокат?

Он лишь качает головой.

– Прости, но это не моя лодка, – отвечает он и, словно не замечая меня, проходит мимо.

– Но ты только что был в… – Я пытаюсь его нагнать. – Слушай, я понимаю, что наше знакомство прошло не совсем гладко. Но у меня чрезвычайная ситуация. – (Он останавливается, скрестив руки на груди.) – Я заплачу. – Я не собираюсь сдаваться. – Я заплачу, сколько скажешь, только отвези меня, пожалуйста, на Санта-Крус.

У меня не так много наличных, но в Пуэрто-Айоре наверняка есть банкоматы.

– А что там, на острове Санта-Крус? – прищурившись, уточняет незнакомец.

– Аэропорт, – отвечаю я. – Мне нужно домой.

– Даже если ты попадешь на Санта-Крус, аэропорт тебе не поможет. Все рейсы и туда, и обратно отменены.

– Пожалуйста! – умоляю я.

Наконец он смягчается или мне так только кажется.

– Я не могу отвезти тебя туда. На острове строгий карантин. За его соблюдением следят федеральные власти.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не разреветься.

– Я знаю, ты считаешь меня глупой туристкой. Я должна была уехать на последнем пароме, ты прав, – признаю я. – Но я не могу оставаться здесь бог знает сколько времени, пока люди, которых я люблю, находятся в… – Слова застревают у меня в горле; я пытаюсь сглотнуть и продолжаю: – Неужели ты никогда не ошибался?

Он вздрагивает, как будто я влепила ему пощечину.

– Послушай, мне все равно, что станет со мной, – отвечает незнакомец. – Но если тебя арестуют за поездку на Санта-Крус, домой ты все равно не попадешь. – Он меряет меня взглядом, от макушки до кончика кроссовок. – Надеюсь, ты что-нибудь придумаешь, – добавляет он и, коротко кивнув, уходит прочь.

Я остаюсь одиноко стоять на причале.

Ближе к вечеру, хотя моя голова все еще забита мыслями о том, чтобы выбраться с острова, я начинаю размышлять над другим вопросом: как много людей осталось на Исабеле вместе со мной?

Мне начинает казаться – пусть это и полная чушь, – что я последний человек на земле. После стычки с тем засранцем в Центре разведения гигантских черепах я не видела ни единой живой души. В той части дома, где живет Абуэла, нет ни движения, ни света. Пляж совершенно пуст. Допустим, из-за угрозы коронавируса на Исабелу не пускают туристов, и все же мне кажется, что я попала на съемочную площадку очередной антиутопии. Декорации превосходные, но в них дико одиноко.

Я вдруг понимаю, что бреду в том же направлении, что и вчера, к Центру разведения гигантских черепах, вот только сегодня я, похоже, заблудилась и вместо черепах вижу перед собой деревянную дорожку, ведущую в мангровый лес. Скрученные ветви деревьев надо мной, словно руки с длинными пальцами, согнутыми в костяшках, кажутся какими-то бесцветными. Здесь пустынно и как-то причудливо красиво, словно я в сказке и из-за дерева вот-вот должна выскочить ведьма. Вот только в этом лесу я совсем одна, если не считать игуаны на деревянных перилах, зубцы на гребне которой встают дыбом, когда я прохожу мимо.

Я замечаю указатель на Конча-де-Перла, и что-то щелкает в моей памяти: помню, как отметила это место в путеводителе, который затерялся вместе с моим багажом, как интересное для нас с Финном. Кажется, Конча-де-Перла подходит для снорклинга, поскольку застывшая лава, обхватив небольшую часть океана, словно пара рук, превратила ее в естественную лагуну. У меня нет с собой необходимого снаряжения, но я вся вспотела и умираю от жары, а потому мечта о том, чтобы нырнуть в прохладную воду, становится чем-то вроде навязчивой идеи.

Памятуя об отравленных яблоках, я оглядываюсь в поисках запрещающих знаков, но не нахожу никаких предупреждающих об опасности табличек. Деревянная дорожка заканчивается небольшим крытым причалом, который выходит прямо к воде. Два морских льва распластались на досках, и вокруг них, словно контуры на месте преступления, темнеют влажные следы. Животные никак не реагируют на мое приближение, а я, перегнувшись через перила, вглядываюсь в водную гладь: зеленоватую, но прозрачную, – в этот момент прямо подо мной проплывает семейство морских черепах.

Что ж… Если я последний человек на земле, мне повезло оказаться не в самом худшем месте.

Я скидываю с себя кроссовки, стягиваю носки и прячу их под скамейкой на крытом причале. Словно эксгибиционист, я раздеваюсь, но здесь никого больше нет, а у меня слишком мало одежды, чтобы намочить ее. В спортивном лифчике и трусиках я начинаю спускаться по лестнице в воду. Погрузившись в воду по колено, я делаю небольшую паузу, а затем ныряю в лагуну.

Вода приятно холодит кожу, и когда я стою, то пальцами ног почти касаюсь песчаного дна. По краю лагуны растут мангровые деревья, а сквозь рябь воды можно различить черные тени застывшей лавы. Кое-где бугорки лавы выглядывают над поверхностью воды – острые, как зубы какого-то гигантского животного. Несколько мгновений я топчусь на месте, а затем беру курс на эти лавовые островки. Солнце жарит так сильно, что мне кажется, будто я нахожусь совсем рядом с ним. Я ложусь на спину и плыву, глядя на облака, неспешно движущиеся по небу.

Внезапно я чувствую, как меня кто-то тыкает в бок. Вздрогнув, я ухожу под воду, а когда выныриваю, наглотавшись воды, вижу перед собой парочку пингвинов, которые, похоже, совсем не ожидали встретить меня здесь, впрочем, как и я – их.