Девятнадцать минут

– Хочу тофурки[7 - Тофурки – это соевый заменитель мяса в виде буханки или запеканки с вегетарианским белком.].

– С чего это вдруг? – засмеялась Алекс. – Где ты про них услышала?

– Лейси готовила нам их на ланч. Это так же вкусно, как хот-дог, но для здоровья полезнее.

Дождавшись своего номера на табло, Алекс подошла к мясному прилавку:

– Полфунта куриного филе, пожалуйста.

– Почему ты всегда покупаешь то, что хочешь ты, и никогда не покупаешь того, что хочу я?! – воскликнула Джози.

– Поверь мне, ты далеко не такой обездоленный ребенок, каким тебе нравится себя воображать.

– Хочу яблоко!

– Пожалуйста, – вздохнула Алекс, – можешь обойтись без «я хочу» хотя бы пару минут?

Прежде чем Алекс успела опомниться, Джози сильно ударила ее в живот, дернув ногой, свисавшей с сиденья на тележке:

– Ненавижу тебя! Ты худшая мама на свете!

Эта сцена была вдвойне неприятна Алекс, поскольку она чувствовала на себе взгляды окружающих: старушки, щупавшей дыни, продавца отдела «Фрукты-овощи», раскладывавшего на прилавке свежую брокколи. Почему дети так любят устраивать истерики на людях? Алекс натянуто улыбнулась и сквозь зубы процедила:

– Джози, успокойся.

– Я хочу, чтобы ты была как мама Питера! Хочу жить у них!

Алекс схватила Джози за плечи, отчего та мгновенно ударилась в слезы, и сердитым голосом тихо сказала:

– Ну-ка послушай меня…

Вдруг ее ухо уловило слово «судья», произнесенное отдаленным шепотом. В местной газете писали о новом назначении на судейскую должность, и люди стали узнавать Алекс по фотографии. Еще в хлебобулочном отделе у нее, как искорка, мелькнуло ощущение, будто другие покупатели смотрят ей вслед: мол, глядите, это она! Но теперь ее не просто рассматривали, ее взвешивали и оценивали. От нее ждали, что она поведет себя… рассудительно.

Отпустив плечи Джози, Алекс громко, чтобы слышали все, произнесла:

– Я знаю, ты устала. Ты хочешь домой. Но когда мы в общественном месте, нужно держать себя в руках.

Джози моргала сквозь слезы, слушая голос Разума и спрашивая себя, что это существо сделало с ее настоящей мамой, которая сейчас должна была бы рассердиться и крикнуть: «Прекрати сейчас же!» Алекс неожиданно поняла: нельзя быть судьей только в зале суда. Теперь она судья везде: и в ресторане, и в клубе, и на вечеринке, и в магазине, где у нее внезапно может возникнуть желание придушить собственного ребенка. Алекс почувствовала себя в ловушке: ей разрешили надеть мантию, но не сказали, что снять судейское облачение будет уже нельзя. Если всю жизнь концентрироваться на том, как ты выглядишь в глазах других людей, не забудешь ли, кто ты есть на самом деле? Что, если под маской, которую ты всем выдаешь за свое лицо, окажется пустота?

Алекс толкала тележку к кассе. Разбушевавшаяся Джози к этому времени успела присмиреть. Она уже не плакала, а только икала, да и то все тише.

– Ну вот, – сказала Алекс, успокаивая не столько дочь, сколько себя, – так лучше, правда?

В свой первый рабочий день в качестве судьи Алекс отправилась в город Кин. Никто, кроме секретаря, не знал, что она дебютантка. Адвокаты, конечно, слышали, что ее назначили совсем недавно, но, когда именно она вступила в должность, им известно не было. Не зная, куда деваться от волнения, Алекс три раза переоделась, хотя под мантией ее наряд все равно никто не увидел бы. Перед выходом из дома ее дважды вырвало.

Как добраться до здания суда, Алекс знала, поскольку сотни раз выступала там, еще будучи государственным защитником. В секретари ей достался сухощавый мужчина по имени Измаил: они уже встречались раньше и она произвела на него не самое благоприятное впечатление, потому что прыснула со смеху, когда он представился: «Зовите меня Измаилом». Ну а сегодня он чуть ли не упал к ее ногам, обутым в туфли на высоком каблуке:

– Добро пожаловать, Ваша честь. Вот список дел к слушанию. Я покажу вам ваш кабинет, а оттуда, когда вы будете готовы, вас проводят в зал. Я могу вам еще чем-нибудь помочь?

– Нет, – сказала Алекс. – У меня все готово.

Он ушел. В кабинете было ужасно холодно. Отрегулировав термостат, Алекс достала из портфеля мантию, надела ее и посмотрелась в зеркало в туалете, смежном с кабинетом. Выглядела она хорошо, казалась уверенной в себе. Пожалуй, только излишне смахивала на хористку.

Сев за стол, Алекс сразу вспомнила отца. «Посмотри на меня, папа», – подумала она, хотя знала, что он ее не услышит. В памяти всплыли десятки дел, которые он разбирал и о которых потом рассказывал ей за обедом. Зато Алекс не могла припомнить таких моментов, когда бы он был не судьей, а просто отцом.

Пролистав документы, необходимые для предъявления обвинений, она взглянула на часы: до начала заседания оставалось целых сорок пять минут. И зачем было приезжать так рано? Все проклятые нервы! Алекс встала, потянулась. Кабинет был таким огромным, что хоть колесом кувыркайся. Но судьям не пристало проделывать такие акробатические номера. Алекс осторожно приоткрыла дверь, и перед ней тут же материализовался Измаил.

– Чем могу быть полезен, Ваша честь?

– Хорошо бы кофе.

Измаил выказал такую прыть, что Алекс поняла: если бы она попросила его купить подарок Джози ко дню рождения, еще до обеда коробка с бантиком уже стояла бы у нее на столе. Она пошла за своим секретарем в буфет, общий для судей и адвокатов, и хотела встать в очередь к кофейнику.

– Проходите, Ваша честь, – сказала молодая женщина-адвокат, тут же уступая место судье.

Беря бумажный стакан, Алекс подумала: «Надо будет привезти сюда свою кружку и оставить в кабинете». Кружек нужно было много, потому что должность окружного судьи предполагала постоянные перемещения: Кин, Лакония, Конкорд, Нашуа, Рочестер, Милфорд, Джеффри, Питерборо, Графтон, Кус – все было расписано по дням недели. Алекс нажала на кнопку, но пустой кофейник только зашипел. Недолго думая, Алекс потянулась за фильтром, чтобы заварить новый кофе.

– Ваша честь, вы не должны этого делать, – сказала все та же девушка-адвокат, смущенная неподобающим поведением судьи, и, забрав у нее фильтр, принялась за дело сама.

Алекс стояла и смотрела, спрашивая себя, назовут ли ее когда-нибудь по имени или теперь она бесповоротно переименована в «Вашу честь». Наверное, даже если к ее обуви приклеится кусок туалетной бумаги или шпинат застрянет у нее между зубами, никому не хватит духу сказать ей об этом. Странно было, с одной стороны, постоянно чувствовать на себе пристальные взгляды, а с другой – знать: если что-то будет не в порядке, никто не отважится тебе на это указать.

Адвокат принесла Алекс свежезаваренный кофе:

– Я не знала, какой вы любите, Ваша честь, – сказала она, кладя на стол пакетики сахара и сливки в порционной упаковке.

Поблагодарив, Алекс протянула руку к чашке, но задела ее широким рукавом мантии. Кофе разлился. «Спокойно!» – мысленно сказала Алекс сама себе.

– О господи! – воскликнула адвокат. – Прошу прощения!

«За что ты просишь прощения, если чашку опрокинула я?» – подумала Алекс и, пока девушка вытирала лужу салфетками, сняла мантию. В какой-то момент у нее мелькнула мысль: а не раздеться ли совсем, до лифчика и трусов, чтобы прошествовать по зданию суда, как голый король из сказки? Если спрашивать людей: «Мое судейское облачение прекрасно, не правда ли?» – все наверняка будут отвечать: «О да, Ваша честь!»

Сполоснув рукав в раковине и высушив его, Алекс повесила мантию через руку и направилась было в свой кабинет, но перспектива просидеть там в одиночестве еще полчаса показалась ей слишком угнетающий, и она решила прогуляться по зданию, заходя даже туда, куда ей раньше не приходило в голову заглянуть. Спустившись на технический этаж, она увидела женщину в зеленом комбинезоне, которая курила снаружи, за открытой дверью служебного входа. Асфальт, покрытый изморозью, искрился, как будто его посыпали стеклянной крошкой. Обхватив себя обеими руками (кто бы мог подумать, что где-то еще холоднее, чем в ее кабинете), Алекс кивнула:

– Привет.

– Привет, – ответила женщина, выдохнув струю дыма. – Не видела тебя здесь раньше. Как звать?

– Алекс.

– Я Лиз. Отдел техобслуживания в одном лице. – Женщина улыбнулась. – А ты кем работаешь?

Алекс принялась рыться в кармане в поисках коробочки «Тик-така». Не то чтобы ей уж очень хотелось пососать мятное драже. Просто она тянула время до того момента, когда разговор заглохнет сам собой.

– Я… э-э-э… судья.

Лиз тут же изменилась в лице и сделала шаг назад.

– Понимаешь, я не хотела этого говорить, потому что мы так хорошо разговаривали. Здесь со мной больше никто нормально не разговаривает, и поэтому… поэтому мне стало слегка одиноко. – Подумав, Алекс добавила: – Может, ты забудешь, что я судья?