Сохраняя веру

Мэрайя не стала особенно упорствовать, поскольку понимала: мама все равно будет проводить у них целые дни, если просто сказать ей, что Вере нужна компания. Вместе войдя в старый особняк, обе, и мать и дочь, испытали неловкость, когда натолкнулись на «гробовой столик». Не встретив со стороны Милли никакого противодействия, Мэрайя отволокла его в гараж: с глаз долой – из сердца вон.

Сейчас она пытается наверстать потерянное время. Достает из нагрудного кармана линейку и измеряет ножку стола. Ошиблась на два миллиметра. Придется начинать заново. Вздохнув, Мэрайя выбрасывает изделие и в этот момент слышит звонок в дверь. Неожиданно.

В последние дни полицейский, стоящий у подъездной дорожки, никого к дому не подпускал. Может, почту принесли или доставщик топлива подъехал? Мэрайя открывает и видит прямо перед собой католического священника. Ее губы сжимаются.

– Как вам удалось пройти?

– У меня есть профессиональные льготы, – невозмутимо отвечает отец Джозеф. – Когда Господь закрывает дверь, Он открывает окно. Или ставит в охрану полицейского из числа добрых католиков.

– Отец, – устало говорит Мэрайя, – я ценю то, что вы пришли. И понимаю зачем, но…

– Правда? А сам я, если честно, не понимаю, – смеется священник. – Сегодня наша церковь Святой Елизаветы стоит пустая. Видимо, не выдержала конкуренции с вашей дочкой.

– Поверьте, мы этого не хотели. И к новой религиозной атаке на нас мы не готовы. В пятницу здесь были два раввина. Говорили о еврейском мистицизме…

– Ну, вы, наверное, слышали, что о мистицизме говорят: начинается туманом, кончается ересью[18 - В английском языке слово mysticism («мистицизм») по звучанию напоминает расположенные рядом слова mist («туман») и schism («схизма, раскол»).].

Мэрайя невольно усмехается:

– Мы ведь даже не католики.

– Я слышал. Отец девочки – протестант, а вы еврейка.

Мэрайя прислоняется к дверному косяку:

– Верно. Так почему вы нами интересуетесь?

Джозеф пожимает плечами:

– Вы знаете, когда я служил капелланом во Вьетнаме, у нас была встреча с далай-ламой. Мы с коллегами голову сломали, чем его угощать и как к нему обращаться. Кто-то предложил «Ваше святейшество», хотя так мы называем папу. У нас из-за этого разгорелся нешуточный спор. А в итоге знаете что, миссис Уайт? Когда далай-лама пришел, я ощутил такую… энергию, какой раньше не ощущал никогда. Если человек не католик, это не значит, что он не может быть личностью глубоко просветленной.

На щеке Мэрайи появляется ямочка.

– Осторожней, отец. Как бы вас за такие слова не отлучили от Церкви!

– У Его святейшества слишком много забот, чтобы следить за моими еретическими высказываниями, – улыбается священник.

Этот человек держится настолько светски, что при других обстоятельствах Мэрайя охотно пригласила бы его на чашку кофе.

– Отец…

– Джозеф. Джозеф Макреди, – говорит он и с улыбкой добавляет: – К вашим услугам.

– Вы мне симпатичны, – смеется Мэрайя.

– Вы мне тоже.

– Тем не менее, я думаю, входить в наш дом вам сейчас не стоит. – Она жмет священнику руку, отдавая ему должное в том, что он не просит разрешения поговорить с Верой. – Если понадобится, я, может быть, зайду к вам в церковь. Но нет никаких доказательств того, что чудеса действительно свершились.

– Конечно, есть только людская молва. Но ведь Матфей, Марк, Лука и Иоанн тоже просто рассказывали о том, что видели.

Мэрайя скрещивает руки на груди:

– Вы и правда верите, будто Бог может обращаться к людям через ребенка? Через девочку, которая формально еврейка?

– Насколько мне известно, миссис Уайт, раньше такое бывало.

11 октября 1999 года

– Возьмите чуть-чуть правее, – говорит продюсер, глядя на монитор.

Лучи софитов, установленных осветителем и электриком, заставляют Терезу Чиверно сощуриться и инстинктивно прикрыть глаза маленькому Рафаэлю. Он отталкивает ее руку, и она в сотый раз за день удивляется его силе и координации. Прижимает младенца к себе и целует чистую здоровую кожу на лбу.

– Миз Чиверно, мы готовы, – произносит насыщенный медовый голос, принадлежащий Петре Саганофф, ведущей популярного шоу «Голливуд сегодня вечером!».

Продюсер отрывает взгляд от монитора:

– Не могли бы вы поднести ребенка еще поближе к себе? Да, вот так отлично! – Он соединяет большой и указательный палец левой руки, показывая знак «о’кей».

Петра Саганофф ждет, пока визажист не нанесет на ее лицо последние штрихи.

– Вы помните, о чем я вас буду спрашивать?

Тереза кивает, с тревогой глядя на вторую камеру, нацеленную на них с малышом, и напоминает себе о том, что оказалась в этой студии по собственной инициативе. Сначала она хотела девять дней молиться апостолу Иуде Фаддею и напечатать текст молитвы в газете «Бостон глоб», но потом решила, что важнее сообщить о случившемся как можно большему числу людей. Ее двоюродный брат Луис работает в Лос-Анджелесе на студии «Уорнер бразерз» и встречается с костюмершей Петры Саганофф. Тереза попросила его разузнать, не годится ли ее история для передачи. Не прошло и суток после того, как Рафаэля выписали из больницы со справкой о том, что он здоров, как Петра Саганофф уже явилась в маленькую квартирку Терезы в густонаселенном южном районе Бостона, чтобы сделать предварительную запись для последующей трансляции.

– Три, два, один, начали, – говорит оператор и указывает на Петру.

– Ваш малыш не всегда выглядел таким здоровым, верно?

Тереза чувствует, что краснеет. А ведь Петра велела ей не краснеть. Надо взять себя в руки.