Когда-то я смотрела интервью с девочкой-подростком, которая смогла поднять холодильник, случайно упавший на маленького двоюродного брата. Там говорили об адреналине.
Пожарный со шлангом перемещается и перестает закрывать обзор, и я вижу вторую группку парамедиков, сгрудившихся вокруг отца. Тот неподвижно лежит на земле.
– Если бы не ты, – продолжает женщина, – твоего отца могло бы не быть в живых.
Позже я буду задумываться, не ее ли похвала стала причиной всего, что я сделала потом. Но сейчас я начинаю плакать. Потому что знаю, как далеки от правды ее слова.
Люк
Меня постоянно спрашивают: как ты мог так поступить? Как ты смог уйти от цивилизации, от семьи и отправиться в канадские леса жить со стаей диких волков? Как ты смог отказаться от горячего душа, кофе, человеческого контакта, разговоров? Выбросить два года жизни своих детей?
Но вы не станете скучать по горячему душу, когда польза от мыла перекрывается тем, что стае труднее распознать ваш запах.
Вы не станете скучать по кофе, когда и без него чувства на пределе.
Как можно скучать по человеческому контакту, уютно свернувшись в тепле между двумя мохнатыми братьями. А выучив волчий язык, вы не будете тосковать о том, что не с кем поговорить.
Вы не уходите из семьи. Вы находите законное место в новой.
Так что настоящий вопрос не в том, как я смог оставить этот мир и уйти в леса.
Он в том, как я заставил себя вернуться.
Джорджи
Я привыкла ожидать телефонного звонка из больницы, и, как себе и представляла, тот раздался посреди ночи.
– Алло, – произношу я, садясь и на миг забыв, что у меня теперь новая жизнь и новый муж.
– Кто там? – спрашивает Джо, поворачиваясь ко мне.
Но звонят не насчет Люка.
– Да, я мама Кары, – подтверждаю я. – Что с ней?
– Она пострадала в автомобильной аварии, – сообщает медсестра на другом конце провода. – У нее серьезный перелом плеча. Состояние стабильное, но требуется операция…
Я соскакиваю с кровати, пытаясь на ощупь натянуть в темноте джинсы.
– Выезжаю, – говорю я в трубку; к тому времени Джо уже включил свет и сидит на кровати. – С Карой беда. Она попала в аварию.
Джо не спрашивает, почему не позвонили Люку, ведь наша дочь сейчас под его опекой. Возможно, ему тоже звонили. С другой стороны, Люк может сейчас быть вне зоны доступа. Я натягиваю через голову свитер и запихиваю ноги в сабо. Стараюсь думать только о делах, чтобы меня не захлестнули эмоции.
– Элизабет не будет есть оладьи на завтрак. Джексону нужно не забыть принести разрешение на школьную экскурсию… – И тут я резко поднимаю голову. – Тебе же завтра с утра надо быть в суде?
– Обо мне не волнуйся, – ласково заверяет Джо. – Я позабочусь о близнецах, и о суде, и обо всем остальном. Ты должна думать о Каре.
Иногда я поверить не могу, как мне повезло, что я вышла замуж за этого мужчину. Порой думаю, что это награда, которую я заслужила за годы жизни с Люком. Но порой, как сейчас, меня накрывает уверенность, что еще придется заплатить цену за свое везение.
Людей в приемном покое отделения скорой помощи совсем мало, и, запыхавшись, я бегом бросаюсь к стойке регистрации:
– Кара Уоррен? Ее привезли на «скорой»? Она моя дочь? – Я выпаливаю все фразы с вопросительной интонацией, словно к концу каждого предложения привязали надутый гелием воздушный шарик.
Медсестра проводит меня через дверь в коридор, куда выходят закрытые занавесками палаты со стеклянными стенами. Некоторые проемы открыты. Я вижу пожилую женщину – она сидит на носилках в больничной сорочке. Мужчина с уложенной на возвышение ногой, где под отрезанной по колено штаниной джинсов видна отекшая лодыжка. Мимо нас катят кресло с беременной пациенткой, и мы пропускаем ее. Женщина полностью поглощена правильным дыханием по методу Ламаза.
Это Люк научил Кару водить машину. Несмотря на всю его беспечность, когда дело доходило до личной безопасности, он ревностно относился к жизни дочери. Вместо сорока часов вождения, которые Кара должна была отъездить перед прохождением экзамена на получение водительских прав, Люк заставил ее практиковаться пятьдесят часов. Кара водила осмотрительно и вела себя за рулем с большой осторожностью. Но почему она вообще оказалась на дороге так поздно в будний день перед школой? Может, авария произошла не по ее вине? Кто-нибудь еще пострадал?
Наконец медсестра заводит меня в отгороженный бокс. Там на кровати лежит Кара; она выглядит крошечной и очень напуганной. В темных волосах, на лице и на свитере кровь. Рука плотно примотана бинтами к телу.
– Мамочка! – всхлипывает Кара.
Я даже не помню, когда она в последний раз так меня называла.
Я обнимаю Кару, и она начинает плакать.
– Все будет хорошо, – говорю я.
Кара, с покрасневшими глазами и текущим носом, поднимает на меня взгляд:
– Где папа?
Вопрос не должен меня ранить, но мне больно.
– Уверена, что ему звонили из больницы…
Внезапно в комнату заходит врач-ординатор:
– Вы мама Кары? Необходимо ваше согласие, чтобы мы могли забрать ее на операцию.
Она говорит что-то еще – из всего потока я смутно разбираю слова «лопатка» и «капсула плечевого сустава» – и передает мне папку для подписи.
– Где папа? – Кара уже кричит.
Врач поворачивается к ней.
– Ему оказывают всю возможную помощь, – заверяет она, и внезапно я понимаю, что Кара была в машине не одна.
– Люк тоже попал в аварию? Что с ним?
– Вы его жена?
– Бывшая, – поясняю я.
– Тогда я не имею права ничего рассказывать о его состоянии.
Все правильно, так велит закон о медицинском страховании.
– Но да, – продолжает врач. – Он тоже в этой больнице. – Она смотрит на меня и говорит тихо, чтобы Кара не слышала: – Нам нужно связаться с его ближайшими родственниками. У него есть супруга? Родители? Вы можете им позвонить?