Обращаться с осторожностью

Меня охватили угрызения совести. Ты получила травму, а я даже не заметила?

– Ему уже недели две, – задумчиво сказал доктор Девитт, и тут же я вспомнила: как-то ночью я несла тебя в ванную комнату и чуть не уронила. Ты тогда сказала, что все в порядке, но обманула меня ради моего же спокойствия.

– Уиллоу, я очень удивлен, что у тебя сломана одна из костей, которую сложнее всего сломать в человеческом теле, – лопатка. – Он показал на второй снимок, на трещину по центру лопаточной кости. – Она такая подвижная, что практически никогда не подвержена перелому от удара.

– И что нам теперь делать? – спросила я.

– Что ж, она уже в гипсовом корсете… Если мы не хотим перебинтовать ее как мумию, то лучше всего прибегнуть к поддерживающей повязке. Несколько дней поболит, но второй вариант напоминает жестокую и изощренную пытку. – Он бинтами закрепил твою руку на груди, как сломанное крыло птицы. – Не слишком туго?

Ты посмотрела на него снизу вверх:

– Однажды я сломала ключицу. Болело сильнее. А вы знаете, что ключица происходит от слова «ключик» не потому, что внешне похожа на него, а потому, что соединяет все остальные кости в груди?

Доктор Девитт открыл рот от удивления:

– Ты гений вроде Дуги Хаузера?[5 - Герой сериала «Доктор Дуги Хаузер», гениальный подросток.]

– Она много читает, – улыбнулась я.

– Я знаю, что такое лопатка, стернум и мечевидный отросток, – добавила ты.

– Черт побери! – выдохнул доктор и вдруг покраснел. – То есть боже мой! – Он встретился взглядом со мной. – Она мой первый пациент с НО. Должно быть, это дико с моей стороны.

– Да, – сказала я, – дико.

– Что ж, Уиллоу, если ты захочешь работать тут в качестве стажера ортопедии, тут есть белый халат с твоим именем. – Врач кивнул мне. – А если вам понадобится с кем-нибудь поговорить… – Он достал визитку.

Я смущенно сунула ее в задний карман. Возможно, это был не акт доброй воли, а беспокойство за безопасность Уиллоу: доктор убедился в моей некомпетентности, два перелома запечатлелись на черно-белом снимке. Я сделала вид, что ищу что-то в сумке, но, по правде говоря, ждала, чтобы он ушел. Врач предложил тебе леденец на палочке и попрощался.

Разве могла я утверждать, что лучше для тебя, когда в любой момент могла столкнуться с нестандартной ситуацией и понять, что недостаточно защищала тебя? Собиралась я подать иск ради тебя или просто хотела загладить вину за то, что делала не так?

За то, что так сильно желала ребенка? Каждый месяц, когда у нас с Шоном снова не получалось зачать, я раздевалась и стояла под душем. Вода струилась по моему лицу, а я молилась Богу, просила подарить мне ребенка, любой ценой.

Я подняла тебя на руки и усадила на левое бедро, поскольку сломанным оказалось твое правое плечо. Мы вышли из смотровой палаты. Визитка врача прожигала дыру в моем заднем кармане. Я была так растеряна, что чуть не сбила с ног девочку, которая входила в двери больницы.

– Ах, дорогая, прости, – сказала я, отступая.

Она выглядела твоей сверстницей и держала за руку мать. На девочке была розовая балетная юбочка и резиновые сапоги с лягушатами. И совершенно лысая голова.

Ты сделала то, что сама больше всего ненавидела: пристально уставилась на девочку.

Та уставилась на тебя в ответ.

Ты с ранних лет поняла, что люди пялятся на девочку в инвалидном кресле. Я научила тебя улыбаться им, здороваться, чтобы они понимали, что ты человек, а не диковинка. Амелия защищала тебя яростнее всех: если она видела, что на тебя уставились дети, то подходила к ним и говорила, что, если не убирать в комнате и не есть овощи, с ними будет то же самое. Пару раз она доводила других детей до слез, и я практически не ругала ее, потому что ты улыбалась и расправляла плечи, сидя в инвалидном кресле, а не старалась притвориться невидимкой.

Но сейчас была другая ситуация.

Я сжала твое запястье.

– Уиллоу… – проворчала я.

Мама девочки посмотрела на меня. Между нами пронеслись тысячи безмолвных слов. Она кивнула мне, и я ответила тем же.

Мы вышли из больницы этим весенним днем, в воздухе стоял запах корицы и асфальта. Ты прищурилась на солнце, попыталась поднять руку, чтобы прикрыть глаза, но вспомнила, что та примотана к телу.

– Мам, та девочка. Почему она так выглядела?

– Потому что она больна, и так бывает, когда принимаешь лекарства.

Ты обдумала это:

– Мне повезло… от моих лекарств не выпадают волосы.

Я всегда старалась не плакать в твоем присутствии, но на этот раз не сдержалась. У тебя были сломаны три конечности из четырех. У тебя заживала трещина, о которой я даже не догадывалась. Но в этом была вся ты.

– Да, тебе повезло.

Ты прижала мою ладонь к своей щеке.

– Все хорошо, мам, – сказала ты и, как делала я в травмпункте, погладила меня по спине, в том самом месте, которое у тебя было сломано.

Шон

– Стой, черт подери! – крикнул я и помчался через пустую парковку, держа в руках банку с краской-распылителем.

У подростка все же была фора, не говоря уже о разнице в тридцать лет, но я не собирался вот так упустить его. Пусть это убьет меня, что, судя по острой боли в боку, было недалеко от правды.

Стоял необычайно теплый для весны день, напомнивший мне, что значит быть подростком, слушать, как шлепают мимо девчонки в сланцах, направляясь мимо тебя к городскому бассейну. Признаюсь, во время перерывов на ланч я надевал шорты и ходил нырять. Мы уже давно не плавали в знак солидарности к тебе, поскольку ты не могла пойти в бассейн, находясь в «ортопедических штанах». Больше всего на свете ты хотела плавать, но так и не научилась из-за многочисленных переломов. Даже когда Шарлотта обнаружила гипс из стеклопластика, водонепроницаемый и ужасно дорогой, ты пропускала купальный сезон по той или иной причине. Когда Амелия вела себя как особо вредный подросток, она клялась, что направляется на вечеринку, в бассейн или на пляж, а ты потом весь день дулась. Помню день, когда ты заказала в интернет-магазине бассейн для участка, на что у нас не было ни земли, ни денег. Иногда мне казалось, что ты помешана на воде, замерзшей зимой или хлорированной летом. Ты мечтала о том, что получить не могла.

Как и все мы, наверное.

Мои волосы были все еще влажными. Я вдохнул запах хлора, гадая, как спрятать его от тебя, когда приду домой. Окна в машине были опущены, пока я ехал к местному парку, где недавно отыграла Малая лига. И тут я заметил подростка, который рисовал граффити на скамейках запасных средь бела дня.

Не знаю, что разозлило меня больше: то, что паренек портил общественную собственность, или то, что он делал это прямо у меня под носом, даже не скрываясь. Я припарковался подальше и подкрался к нему сзади.