Театр доктора Страха

Николь не было.

Боб мгновенно проснулся. Включив ночник, он еще раз посмотрел на пустующее место рядом с собой.

От окна донесся тихий, протяжный стон. Там, бережно поддерживая на весу левую руку и морщась от боли, стояла Николь. С руки стекала кровь.

– Я… я встала, чтобы закрыть окно, и прищемила Руку.

Боб вскочил с постели и поспешно подошел к ней.

– О Боже!

На ладони зияла длинная рваная отметина. Невозможно было поверить, что оконной щеколдой можно так пораниться. Но Боб не успел ничего спросить: Николь пошатнулась и начала медленно опускаться на пол.

Пока он переносил ее на кровать и перевязывал рану, Николь пришла в себя. Когда, выключив свет, Боб лег рядом, она прильнула к нему.

– Ты любишь меня? – сонно прошептала она. – И всегда будешь любить, правда?

Его переполнила безграничная нежность. Поцеловав её в висок, он дрогнувшим голосом произнес:

– Конечно, я очень тебя люблю. Разве ты в этом еще не убедилась?

Но Николь уже спала.

Наутро, когда Боб уходил в клинику, она еще дремала. Уютно свернувшись клубочком в постели, она сквозь сон выслушала его наставления и просьбы не принимать случившееся близко к сердцу. Беспокоиться действительно было не о чем: рана не гноилась, и любому другому пациенту Боб посоветовал бы не паниковать и просто-напросто забыть обо всем. Но Николь выглядела такой хрупкой и так жалобно смотрела на него…

Он продолжал думать о Николь и тогда, когда Блэйк рассказывал ему о своем приключении прошлой ночью. И лишь к концу повествования заставил себя сосредоточиться. Стоило ему осмыслить услышанное, как в груди екнуло сердце и закружилась голова. О чем это Блэйк? Надо попросить его повторить: не может быть, чтобы… Нет, это абсурд… Или простое совпадение.

– Левое крыло? – спросил Боб.

– Да. А что? Откуда вы знаете?

– Так, ничего. Просто… – Боб не в силах был продолжать.

– В чем дело Кэрролл?

– Нет-нет, все в порядке. Просто эта история так фантастична. У нас в Пембертоне нет вампиров.

– Один, кажется, появился, – возразил Блэйк. – И поскольку заметили его только сейчас, он либо действовал с замечательной осторожностью, либо приехал в город совсем недавно. Вспомните, кто живет здесь недолго, не больше нескольких недель?

Не успел Блзйк договорить, как взгляд его озарился догадкой. Он обвиняюще ткнул пальцем в Боба:

– Кэрролл, что вас так расстроило минуту назад?

Боб в отчаянии замотал головой. Но Блэйк не отставал. Черт бы побрал его прокурорские замашки. Под напором обвинений Боб терял самообладание. Его жена приехала в Пембертон совсем недавно, не так ли? И приехала из Франции. Достаточно ли хорошо Боб осведомлен о ее происхождении? Была ли она дома ночью? Всю ночь? Может ли он в этом поклясться? И если она куда-то уходила, может ли он сказать – куда? И – прежде всего – что заставило его вздрогнуть при упоминании о левом крыле вампира?

– Ваша жена прошлой ночью повредила руку? – почти утвердительно спросил Блэйк.

Боб не мог больше выдерживать столь яростную атаку. – Это всего лишь случайность, – прошептал он. – Обычный несчастный случай.

– Расскажите подробнее, – потребовал Блэйк.

Боб подчинился. Выслушав его сбивчивый рассказ об оконной щеколде, пораненной руке и неосторожности Николь, Блэйк с мрачным удовлетворением кивнул. Все совпадало. Даже слишком.

– Но почему вы так уверены? – протестовал Боб. Стоило ему представить Николь, он тут же понимал, что это бред. – Ведь это только предположения – и довольно безумные предположения, между прочим. У вас нет доказательств…

– Доказательства не заставят себя долго ждать, – тоном, отметающим всякие сомнения, произнес Блэйк. – А пока вам следует подумать, как лучше расправиться с этой тварью.

– Расправиться? – несчастным голосом повторил Боб.

– По пути домой загляните ко мне в лабораторию. Я кое-что для вас приготовлю.

Остаток дня Боб неприятно удивлял пациентов раздражительностью и рассеянностью. Он то едва сдерживался, чтобы не выкрикивать проклятые вопросы, не дающие ему покоя, то погружался в пучину страдания, мечтая лишиться памяти и рассудка – лишь бы не думать об этом.

Он любил Николь. Николь – такую красивую, ничем не напоминающую чудовище. Она – вампир? Это невозможно. Это нелепость. Бред. Абсурд.

Он уже совсем было решил не ходить к Блэйку. Он пойдет домой, и присутствие Николь в мгновение ока развеет жуткие подозрения, которые заронил в неге Блэйк.

Но, сев за руль своего автомобиля, он понял, что помимо воли направляется к Финч-билдинг.

Блэйк уже ждал. Рядом с ним на верстаке лежал заостренный деревянный кол.

Боб похолодел.

– Вы ведь не хотите сказать… – неуверенно начал он.

– Это единственный способ, которым можно убить вампира, – прервал его Блэйк. – Воткнуть деревянный кол прямо ему в сердце.

Боб застонал.

– Но ведь Николь моя жена! – вырвалось у него.

Блэйк взял кол и взвесил его на руке. Лицо его было сумрачно.

– Вы знаете, что такое вампир? – угрюмо спросил он. – Это чудовище в человеческом обличье, наделенное способностью превращаться в летучую мышь, чтобы по ночам пить кровь невинных жертв. И если кто-то из этих несчастных умирает, он тоже делается вампиром, встает из могилы и начинает бродить по земле в поисках свежей крови. Это случилось бы с Джонни, скончайся он от ее укусов. Это может произойти с ее следующей жертвой. Сегодня ночью она опять отправится на поиски. Следите за ней. И когда она вернется…

И он вручил Бобу страшное оружие.

Тот повернулся и, спотыкаясь, послушно пошел прочь, будто повинуясь немому приказу. Он все еще не верил Блэйку, но какая-то сила заставила его взять кол с собой и спрятать его в доме. Конечно, все это было нелепо, и скоро он посмеется над Блэйком, очень скоро – когда докажет, что Николь не вампир, что вампиров вообще не существует, не может существовать, а Блэйку, вероятно, просто пора отдохнуть – он слишком много работает.

Тем не менее этой ночью кол находился в доме.

А Николь исчезла.

Боб проснулся посреди ночи, отчетливо сознавая – и холодея от этого знания, – что она выскользнула из постели и ушла. Окно было открыто. Он с отчаянием вглядывался в ночную тьму. От нее веяло угрозой.

Он мучительно прислушивался, надеясь, что Николь пошла в ванную, или спустилась вниз, чтобы выпить воды, или… Все что угодно, кроме истины.

Ибо истина была чудовищной.