– Я, должно быть, закемарила. А тебя я не разбудила?
– Нет.
– Врешь. К чему эта срочность? Что-то из ряда вон выходящее?
– Мне надо знать, Проныра. Я должен понять, на каком ты свете.
– О, боже! Ты… ты так меня злишь! Что значит, на каком я свете? Я здесь вообще-то в темноте сижу.
– Тише говори, – сказал он.
– Ты мне рот-то не затыкай! Ты себе в голове что-то напредставлял, о чем я понятия не имею, а теперь спрашиваешь меня, на каком я свете. Ты что, считаешь, что я твоя новая поклонница, на все готовая ради твоих чертовых прихотей?
– Тише.
– Сам тише! Два часа ночи, я устала как собака. Что ты от меня хочешь? В чем, собственно, дело?
Ей не нравились ее ноги, особенно пальцы на ногах. Она сжала большой палец на ноге и держалась за него, пока разговаривала. «Пальцы у меня слишком длинные», – подумала Джулия.
– Положение изменилось, – сказал Селвин.
– Что изменилось?
– Обстоятельства.
– У меня, Селвин, все по-прежнему. Я провожу Рождество в том же самом сельском доме, с теми же шизанутыми старыми грымзами, погрязшими в тех же самых мелочных дрязгах. Мне бы очень хотелось изменить мои обстоятельства. Но мне с этим как-то не везет.
– Мне не нужно, чтобы ты дала мне ответ прямо теперь.
– Очень плохо, один ответ я могу тебе дать прямо теперь. – «Своды стоп у меня очень плоские», – мелькнула в голове мысль.
– Сначала подумай хорошенько, развитие событий ускоряется. В одном нам повезло, с другим возникли проблемы. Нам нужно усилить вовлеченность в ход событий.
– Селвин…
– У меня есть сейчас для тебя местечко, Джулия. Вполне безопасное. Потрясающее. В самом центре событий. Ты представить себе не можешь, какие оно сулит приключения! Мир будет у твоих ног. Вот о чем я тебя спрашиваю… Посмотри хорошенько на твой сельский дом, пока ты там, приглядись внимательно к своим старикам. Они вполне приличные люди, уверяю тебя, хоть ты и катишь на них бочку.
– Это же надо – бочку я на них качу!
– Посмотри на них внимательно, Джулия. Каждому мужчине, каждой женщине отпущена лишь одна жизнь. Как им хочется ее прожить? Не тошнит их от собственной жизни? От их жен и мужей? Может быть, они просто устали или выгорели изнутри? Разве не спорят они все время об одном и том же, о чем уже спорили раньше тысячи раз? Неужели тебе все еще слышится страсть в их словах? Если хочешь, стань одной из них, Джулия! Или выбери себе жизнь по душе, которая тебе никогда не наскучит и никогда ты себя в ней не будешь чувствовать ненужной. Тебе никогда не будет казаться, что ты оторвана от мира. Тебя никогда не будет глодать тоска о том, что жизнь прошла мимо.
– Ты что, белены объелся?!
– Оглядись вокруг себя, Джулия. Вот все, о чем я тебя пока прошу. Пока ты там, подумай, какая тебя ждет жизнь. Подумай о том, что тебя ждет.
– Ты просто спятил! Куда тебя заносит? Какого черта я вообще с тобой разговариваю? – «У меня походка, как у хромой утки. Ступни у меня утиные, а коленные чашечки страусиные».
– Ты со мной говоришь потому, что я тебе предлагаю то, чего больше тебе никто никогда не предложит! Это, Джулия, твой шанс жить полной жизнью. Полной событиями. Нужной людям. Важной для других. Я тебе предлагаю шанс не увязнуть в трясине жизни, а жить на гребне волны. Может быть, ты сможешь от него отказаться, может быть – нет. Вот это мне и надо знать. Единственная разница между сегодня и вчера состоит в том, что теперь мне надо об этом знать скорее.
– Почему? Что изменилось? Что стряслось, Селвин? – «Ну объясни же мне хоть что-нибудь толком, что угодно».
– Я не могу тебе этого сказать, Джулия.
– Ты невыносим! Если ты не можешь мне ничего сказать, я не могу тебе ничем помочь.
– Пока ты снаружи пытаешься заглянуть внутрь, я не могу тебе ничего объяснить.
– Тогда хотя бы намекни.
– Намекнуть?
– Ты же умный человек. Я уверена, ты сможешь это сделать, не нарушив своей дурацкой секретности.
– Ладно, я тебе попробую намекнуть. Это имеет отношение к Санта-Клаусу.
Джулия вслушивалась в далекий приглушенный гул телефонной линии.
– Джулия…
– Ему кто-то всадил в спину крюк для подвески туш. Об этом говорили по радио.
Теперь она слышала в трубке глубокое дыхание Селвина Норриса. Она выдержала паузу.
– Я никак не предполагал, что об этом сообщат по радио, – в конце концов ответил он. – Как я тебе сказал, события стали развиваться быстрее. Я понимаю, Проныра, у тебя нет большой охоты ввязываться в эту авантюру. Но ты смышленая, сама все понимаешь, сама во всем разберешься, поэтому ты так для меня важна. А на поклонниц у меня времени нет, и роль гуру меня вовсе не прельщает. Мне нужны думающие люди, твердо стоящие на ногах и – главное – преданные делу. В детали я вдаваться не могу. Единственное, что ты должна знать, – из игры можно выйти в любой момент. Надо будет просто сделать большой шаг назад. Но для этого сначала нужно сделать малюсенький шаг вперед. Сделай этот шаг, а потом решай сама. Подумай об этом, Джулия. Хотя бы это ты можешь мне пообещать?
В этот момент ей очень захотелось, чтобы вместо телефонной трубки в ее руке была его шея и она могла бы его придушить.
– О чем я должна подумать, Селвин? О какой-то расплывчатой общей идее, про которую мне ничего неизвестно? Подумать, как мне стать храбрым охотником, который выслеживает злодеев и негодяев? Ты уж меня извини, но если ты просишь меня подумать, Селвин, ты хоть скажи, о чем мне надо думать.
– Санта-Клауса убили. Этот паренек был твоим ровесником. Задай себе вопрос: хотелось бы тебе, чтобы его убийцы остались безнаказанными?
– Алло! Алло! В общем так, Селвин Норрис, хватит витать в облаках! Это не имеет ко мне абсолютно никакого отношения!
– Твое отношение к этому самое непосредственное.
– С чего бы это? Объясни!
– Если ты будешь работать над этим вместе со мной, Проныра, убийцы паренька будут арестованы. Если нет, они останутся на свободе. Все проще простого. В данном случае справедливость зависит от тебя.
– Как же ты умеешь осложнять жизнь! Ты даже отдаленно себе этого не представляешь!
– Правда, Проныра, редко бывает удобной.
– Черт бы тебя побрал! Я не могу вдаваться в философские рассуждения, не зная, о чем рассуждать.
Селвин Норрис тихо усмехнулся.
– Что здесь смешного?