Ледяной город

– Я сделаю все, что смогу. Можете мне поверить.

– Спасибо. – Редактор поднялся со стула. – А теперь тебе надо побольше пить. Первый тебе приказ по работе – как можно скорее поправляйся. В этом состоянии проку от тебя никакого. Я тебе здесь печенья разного принес, а на дне пакета – куриный суп с лапшой.

– Сколько я вам должен?

– Забудь, нисколько. Как-нибудь в другой раз вычту у тебя из гонорара. А сейчас выздоравливай. Я к тебе завтра загляну.

– Вы что, – поддел его Бойл, – в няньки ко мне решили податься?

Окиндер Бойл слушал, как шаги начальника эхом отдавались в коридоре. Его редактор терпеть не мог открытых эмоций в журналистике, считая их дешевкой, чем-то вроде надувательства. Этот человек безжалостно вырезал из его репортажей все чувства, оставляя лишь голую канву событий. Но когда тот ушел, журналист ощутил помимо собственной боли и страданий, вызванных проклятым гриппом, еще и глубочайшую бездну отчаяния, в которую Гаро Богосян был погружен настолько, что его трудно было узнать.

Дом на улице Анвер был простым жилищем рабочего человека, выстроенным в стиле, который был распространен в пятидесятые и шестидесятые годы. Позже от него отказались по трем причинам, создававшим неудобства зимой: крыши у таких домов были чуть скошены и не защищали от снега; въезд в гараж, находившийся в полуподвале, был слишком крутым, зимой по нему зачастую было трудно въезжать и выезжать, да и лестницы, ведущие в квартиру, были небезопасны – со слишком широкими ступеньками, без перил, их надо было постоянно расчищать от снега, сбивать с них лед. За последние дни ступени этого дома истоптали ноги многих людей, и казалось, что снег затвердел от печали. К числу скорбящих добавились теперь и Эмиль Санк-Марс с Биллом Мэтерзом.

Через большое занавешенное кружевными шторами окно эркера, нависавшего над гаражной дверью, в гостиную проникал яркий свет. Комната была полна людей. Позвонив в дверь, Санк-Марс увидел сквозь прорезанное в ней окошко, что кто-то идет им открывать.

Детектив Мэтерз показал свой значок – полицейских впустил в дом симпатичный худенький паренек лет одиннадцати или двенадцати в отутюженных брюках и белой рубашке с галстуком. Вид у него был угрюмый. Они ждали в тесной прихожей, тронутые горем, воцарившимся в этом доме. Всюду стояли траурные венки и букеты. Смущение детективов усиливало рождественское убранство помещения: в углу гостиной красовалась нарядная рождественская елка, на комоде стоял макет яслей с игрушечными овцами и коровами. На полках рядом с открытками с рождественскими и новогодними поздравлениями стояли карточки с выражением соболезнований. Рождественские и новогодние праздники в этой семье прервала страшная трагедия, и теперь уже никогда в это время года их не будет покидать печаль. Мальчик вернулся и под руку привел отца. Эмиль Санк-Марс ему сразу представился.

– Мы уже несколько раз говорили с полицией, – устало сказал мужчина. – Пожалуйста, только не сегодня. Сегодня утром мы похоронили нашего мальчика.

– Мы не собираемся допрашивать вас, сэр. И совсем не хотим беспокоить вашу семью. Я пришел сюда, господин Артинян, чтобы отдать вам дань уважения. Мы с моим напарником нашли вашего сына. Мы не работаем в отделе убийств и не занимаемся расследованием обстоятельств его смерти. Но, как я уже говорил вам, поскольку мы его нашли, то сочли своим долгом выразить вам свое уважение и соболезнования.

Мужчина кивнул.

– Пожалуйста, – сказал он, – проходите. Василий, мой сын, возьмет ваши куртки.

Родственники остались с семьей до вечера. Убитая горем мать сидела в кресле, окруженная фотографиями сына и всей семьи в более счастливые времена. Бумажной салфеткой дородная женщина с кругами под глазами утирала слезы, иногда прикладывая ее к носу. Санк-Марс подошел к ней и склонился, чтобы сказать слова утешения, осторожно взяв ее руку в свою. Горе состарило ее на годы. Когда Санк-Марс распрямился в полный рост, ему предложили сесть на диван. Мэтерз устроился рядом. Они согласились выпить по чашечке чая.

– Эти люди, – пояснил господин Артинян собравшимся, – были последними, кто видел нашего Акопа живым.

Мужчины и женщины, сидевшие в гостиной, с интересом закивали головами, а Санк-Марс в знак протеста поднял руку, желая деликатно возразить. «Ты не прав, – пронеслось у него в голове, – мы не были последними, кто видел его живым, мы были первыми, кто увидел его мертвым». Но даже такое утверждение было бы неверным.

– Это не совсем так, сэр. Случилось так, что, выполняя с напарником наш долг, мы его обнаружили. Мы нашли его, сэр.

– Да, да, – рассеянно ответил отец, вспомнив, что сказал ему полицейский.

В комнате воцарилось молчание, нарушенное вскоре рыданиями госпожи Артинян. Самое страшное испытание для матери и отца, подумал Санк-Марс, – это смерть ребенка.

– Госпожа Артинян, – начал детектив, – я уверен, что ваш сын был добрым и справедливым человеком. Я уверен, что он хотел помочь другу, попавшему в беду. Я уверен в том, что для своих друзей он погиб как герой.

Рыдания госпожи Артинян стихли. Все собравшиеся в комнате внимательно вслушивались в слова полицейского.

Артинян-старший, сидевший в кресле, чуть подался вперед.

– Господин…

– Санк-Марс.

– Господин Санк-Марс, другие полицейские, которые с нами много раз говорили, все время спрашивали, был ли наш мальчик наркоманом, имел ли он дело с преступниками, сидел ли он в тюрьме или в колонии. Мой сын – хороший мальчик! Студент университета! Он ходит в МакГилл[10 - МакГилл (McGill) – самый престижный из четырех монреальских университетов.]! Он не употребляет наркотики. Я им об этом говорю. Они смотрят на меня, как будто я плохой отец, который не знает, что делает его сын. Они думают, он не знает. Акоп приходит к нам на обед каждое воскресенье. Он счастлив. Он говорит о работе, об учебе, о жизни, о друзьях. Я встречаю его друзей. Это не такой мальчик, который рыщет повсюду в поисках наркотиков.

– Господин Артинян, вы правы, и я хотел бы перед вами извиниться от имени всего полицейского управления за такую манеру расследования. Работа полицейских – задавать вопросы. Мы должны задавать такие вопросы, но сегодня я пришел сюда сказать, что в этом деле в них нет никакой нужды. Ваш сын был хорошим мальчиком. Он старался помогать другим, но, когда он это делал, что-то пошло наперекосяк. Мы постараемся выяснить, что это было. Мы постараемся выяснить, кем были его друзья, – закончил Санк-Марс, обращаясь к родителям паренька.

Собравшиеся стали называть имена, перечислять возможности. Они говорили о соседских ребятах, попадавших в неприятные переделки, и Мэтерз с сознанием долга записывал имена всех, кого они называли. Старший детектив все время держал в поле зрения Василия – мальчика, который открыл им дверь. Он улыбнулся ему, как бы подталкивая на откровенность:

– Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы нам помочь? Может быть, брат тебе говорил что-нибудь, что может оказаться для нас важным?

Мальчик отрицательно покачал головой. Он сидел на подлокотнике кресла отца и пристально смотрел на полицейского.

Хотя никаких конкретных вопросов задано не было, господин Артинян подбадривал собравшихся, побуждал родственников высказывать предположения. До этого расследование убийства его сына носило совсем иной характер – скорее обвинительный, чем помогающий выявить истину, не столько сострадательный, сколько враждебный. А теперь вдруг оказалось, что соображения по этому поводу были у всех, и Санк-Марс прислушивался к каждому.

Детектив Мэтерз чувствовал, что всем этим людям надо было выговориться, высказать собственные догадки и мнения об ужасной кончине их дорогого Акопа. В большинстве своем их предположения были совершенно беспочвенными, но он, следуя примеру Санк-Марса, проявлял к каждому из них неподдельный интерес, к каждой реплике относился с уважением.

Василий Артинян своих соображений не высказывал. Внимательно следивший за ним, Санк-Марс видел, что он постоянно кивает головой, но в выражении его лица угадывалась непонятная агрессия. Старший детектив воспринял это как намек на то, что им пора уходить.

– Вы очень нам помогли. Я обещал вам, что в этот печальный день не буду проводить расследование. Но позже у меня еще будет возможность поговорить с вами. Спасибо за гостеприимство, господин и госпожа Артинян. Еще раз примите мои искренние соболезнования.

Василий Артинян принес ему куртку, и Санк-Марс снова обратил внимание на странное поведение мальчика. Он жестом попросил его отца подойти, чтобы сказать ему что-то без свидетелей.

– Господин Артинян, я хотел бы, с вашего разрешения, пару минут поговорить с Василием наедине. Для него это большая утрата. Он, должно быть, очень обеспокоен, я хочу его поддержать, поговорить с ним как мужчина с мужчиной.

– Вы очень добры, сэр. Конечно, конечно. – Каменщик отошел от полицейского и махнул сыну рукой, чтобы тот подошел. – Василий, Василий, иди сюда.

Он провел мальчика и гостя по коридору в спальню и пригласил их войти.

– Мне очень жаль, Василий, что с твоим братом случилась такая беда. Тебе, наверное, теперь очень тяжело, – начал Санк-Марс.

Мальчик молчал, пристально глядя на стража порядка.

– Я так понимаю, у тебя сейчас рождественские каникулы?

– Да.

– Тебе нравится твоя школа?

– Там все в порядке.

– Василий, что тебе известно? Ты знаешь что-то, о чем хотел бы мне рассказать?

– Вы думаете, что все в моей семье дураки, – сказал мальчик, в его голосе слышалась явная неприязнь.

Санк-Марс не ожидал таких нападок.

– Я вовсе так не думаю. У тебя замечательная семья, это всем ясно. Почему ты мне это сказал?

– Вы сюда пришли и сказали, что хотите выразить нам свое уважение. А на самом деле вы это сделали только для того, чтобы развязать нам языки.

Детектив сделал извиняющийся жест рукой, который мог означать, что он просит у мальчика прощения.

– Иногда случается так, что полицейский, который во мне сидит, все пересиливает, хоть я и хочу быть как все другие.