Куколка

О: Ни боже мой!

В: С тех пор как вы здесь, не случалось ли убийства иль ограбленья путешествующих? Может, что было до вас?

О: Нет, ни в нашем, ни в соседних приходах. Поговаривали об шайке головорезов, что лет пять назад промышляла под Майнхедом. Насколько мне известно, их давно переловили и вздернули. Сюда они не добрались.

В: Что, никаких разбойников?

О: Тут им маловато поживы. На причалах Бидефорда снуют всякие жулики-карманники. Да еще пришлые ирландцы. Но у нас с беспаспортными строго. Их быстренько вышвыривают из прихода.

В: Имеете ль мненье об том, что случилось первого мая?

О: Скажу лишь, что за бесстыдный обман воздано карой небесной.

В: Полагаете, всех убили?

О: Говорят, слуги были в сговоре и умертвили хозяев, но потом рассорились из-за добычи и девицы, доставшихся победителю, кто окольными путями скрылся.

В: Но к чему забираться в этакую даль от Лондона? И ежели ваш победитель так хитер, почему два трупа скрыл, а третий оставил на виду?

О: Не знаю, сэр. Разве что сильно спешил, подгоняемый виной.

В: Насчет чувствительности злодея вы заблуждаетесь, мистер Бекфорд. Я перевидал сию братию и знаю, что она печется об своей шкуре, но не об бессмертной душе. Тот, кто загодя все обдумал и долго выжидал, не станет пороть горячку, сэр. Он поступит иначе.

О: Склоняю голову пред вашей опытностью. Других объяснений не имею.

В: Пустое, сэр, вы поспешествовали больше, чем думаете. Я уже предуведомил, что не волен открыть имя персоны, по чьему приказу веду расследование. Но всецело полагаясь на ваше благоразумье, сообщу, что обеспокоен судьбой того, кто назвался мистером Бартоломью.

О: Тронут вашим доверьем, сэр. Надеясь не быть бестактным, дерзну спросить: знатной ли фамилии сей молодой джентльмен?

В: Большего не скажу, мистер Бекфорд. Я руководствуюсь строжайшими указаньями. Для всех вышеозначенная особа путешествует по Франции и Италии. Сие намеренье было заявлено перед ее отбытием из Лондона.

О: Осмелюсь подивиться, что вам так мало известно об его компании.

В: Потому что, за единственным исключеньем, сэр, а именно покойника, спутники его вовсе не те, кто был ангажирован для предполагаемой поездки. Где он их отыскал, нам неведомо. Поскольку все делалось тайком и он скрыл свое подлинное имя, мы допускаем, что попутчики его тоже назвались иначе. Вот чем вызвана утомительная въедливость моих расспросов. Как видите, задача моя не из легких.

О: Да уж, мистер Аскью.

В: Завтра я отбываю, чтоб продолжить поиск в ином месте. Случись вам что-нибудь узнать об сем деле, буду чрезвычайно признателен, ежели вы тотчас снесетесь со мной, дав знать в Линкольнз-инн. Будьте надежны, я озабочусь тем, чтоб ваши услуги не остались незамеченными.

О: Во благо обманутого родителя, особливо знатного рода, сделаю что угодно, сэр.

В: Я докопаюсь до дна, мистер Бекфорд. Работаю медленно, однако сито мое часто. Хитрость и обман для меня то же, что для вас ересь. В своем приходе я их не потерплю. Не успокоюсь, пока все не выйдет наружу.

О: Аминь, сэр. Пусть Небеса благоволят к нашим молитвам.

Jurat die tricesimo et uno Jul.

anno supradicto coram me

Генри Аскью

Барнстапл, августа четвертого дня

Ваша светлость,

сокрушаюсь об печальном долге известить Вас, что поездка моя обернулась скорее пораженьем, нежели викторией. Non est in-ventus. Однако, памятуя недвусмысленное указанье Вашей светлости об следствии моем ничего не утаивать, я послушен Вашей воле.

Мною прилагаются свидетельские показанья, ознакомившись с коими, Ваша светлость, несомненно, сделают вывод об подлинной личности мистера Бартоломью. Всякая ошибка исключена, ибо сие подкреплено не только доверенным мне портретом (что, вероятно, Ваша светлость сочтут достаточным), но особливо тем фактом, что при сем господине состоял лишенный языка и слуха человек, описанье наружности и повадок коего схоже во всех показаньях. Я решил не утомлять Вашу светлость прочими добытыми мною сведеньями, ибо во многом они повторяют друг друга. Коронер доктор Петтигрю сообщил все, что знает и помнит; я также переговорил с его помощником, выезжавшим на первое дознанье, и стариком-лекарем, в день происшествия занемогшим.

Заклинаю Вашу светлость (а также Вашу дражайшую супругу, кому прошу передать мое смиреннейшее почтенье) не воспринимать кончину Терлоу как безоговорочную улику еще большей беды, коей prima facie она выглядит. Таковой ее сочтут лишь невежественные трусы (omne ignotum pro magnifico est), не способные к здравому рассужденью, но склонные во всем видеть руку дьявола. Подобная гипотеза требует тел, однако нет останков ни благородной особы, в ком Ваша светлость столь заинтересованы, ни трех ее безвестных попутчиков.

Однако к делу: я отрядил две дюжины востроглазых малых, хорошо знающих здешние места, прочесать участок, где был найден сундук. Под посулом щедрой награды они вновь облазали всю округу, не пропустив ни куста, ни травинки, равно как и заросли, в коих был обнаружен Терлоу, но все попусту, что, могу заверить Вашу светлость, служит auspicium melioris aevi. Вместе с тем Ваша светлость могут не сомневаться в неукоснительном соблюденье требуемой Вами секретности. Когда нужно, я выдавал себя за Меркурия, прислуживающего Юпитеру, за посланника того, чья власть безгранична, однако не дал нити к догадкам, насколько высок его ранг. Лишь доктору Петтигрю, достойному джентльмену строгих правил, кто заслуживает доверья, я приоткрыл часть правды: сие не заурядное расследование пропажи человека.

Однажды Ваша светлость оказали мне честь, сказав, что чутью моему доверяют не меньше, чем нюху своей любимой гончей. Ежели вера Ваша в мой оракульский придаток еще не поколеблена, то он подсказывает, что тот, кого мы ищем, будет найден живым и невредимым, хотя не стану отрицать, что, будучи лишен пахучего следа, затрудняюсь в постиженье цели, по коей означенная особа очутилась в сем графстве. Ясно, что повод ad captandum vulgum был лишь для отвода глаз, но я не постигаю, что привлекло его сиятельство в сии унылые дикие края, столь противоположные их вкусам и склонностям. Места, где в последний раз их видели, отдаленно схожи с кое-какими лесистыми долинами Вашей светлости, но расположены в низинах и укрыты не столько вереском, сколько деревами, за исключеньем овечьих пастбищ, а на севере – отвратительно лысого огромного холма по прозванью Эксмур, откуда берет начало река Экс. Нынче неприглядности пейзажа способствуют невиданно затяжные дожди (льет весь месяц), от коих сильно пострадали покосы, посевы и строенья. (Старожилы горько шутят: не важно, что порушено много мельниц – так и так для жерновов нет дела, ибо зерно сожрано гнилью и плесенью.)

Народ здешний скрытен, язык его весьма коряв и невнятен. Тут неведомы иные притяжательные местоименья, кроме «ихний», об себе говорят во множественном числе и глотают окончанья. Дабы не затруднять Вашу светлость, мой писарь подправил сей ярчайший образец просторечья. В убогом селенье, где изволили переночевать его сиятельство, нет ни одного просвещенного человека, кроме мистера Бекфорда. Несомненно, сей тори стал бы церковным иерархом, не будь все его начальники вигами. Боюсь, ради хлеба насущного вскоре он перейдет в магометанство.

Полагаю, Ваша светлость разделят мое убежденье, что сии края исчерпали себя в сведеньях. Мои изысканья в Бидефорде и сем городишке, откуда имею честь адресоваться к Вашей светлости, увенчались успехом не боле, чем следствие доктора Пет-тигрю. Тем не менее считаю определенным, что его сиятельство здесь были, вот только цели их неведомы. Перед отбытьем сюда я покопался в окруженье его сиятельства, однако не выявил никого, кто соответствовал бы облику мнимого дядюшки иль его слуги. Коль Ваша светлость изволят припомнить, не вызнал я и каких-либо подозрений иль слухов об тайной преступной связи его сиятельства, что прояснило бы личность девицы. Ежели вопреки всему таковая связь имелась и под личиной горничной скрывалась леди, невероятно, чтоб скандальное бегство любовников до сих пор не наделало шуму, а также непонятно, почему они устремились не в Дувр иль какое иное место, пригодное для отплытья во Францию, но в сии неудобные (для этакой цели) края.

Право, я теряюсь в догадках, для чего его сиятельству понадобилось отягощать себя свитой из трех спутников. Ведь путешествие с одним лишь слугой как нельзя лучше отвечало бы тайности замысла. Могу только предположить, что эдакая компания и роль послушного племянника имели целью сбить со следа погоню, ежели были причины таковой опасаться. Видимо, приезд в Девон не что иное, как заячья петля, да простят Ваша светлость подобное сравненье. Бидефорд и Барнстапл ведут оживленную торговлю с Ирландией и Уэльсом, а порой с Францией, Португалией и Кадисом, после заключенья мира весьма укрепившимся. По моим справкам, в первую половину мая из обеих гаваней во Францию не отплыл ни один корабль (но уходили суда в Ньюфаундленд и Новую Англию, ибо навигация в разгаре). Однако маловероятно, что беглецы выбрали столь кружной путь.

Ваша светлость лучше меня знают об взаимной приязни между его сиятельством и Терлоу. Я долго раздумывал и считаю совершенно невозможным, чтоб любящий хозяин способствовал мерзкому деянью иль хотя бы не заявил об несчастии, потребовав разбирательства. Могу лишь предположить, что по неким причинам его сиятельству пришлось отделаться от слуги и продолжить путь в одиночку, но тот, в силу природных изъянов, неверно истолковал его мотивы и после разлуки с хозяином в отчаянье наложил на себя руки. Однако больше не стану утомлять Вашу светлость подобными измышленьями.

Несомненно, Ваша светлость обратят внимание на показанья горничной, из коих явствует, что его сиятельство с собою взяли бумаги и прибор для своего увлеченья – обузу, плохо согласующуюся с бегством любовников иль их романтическим свиданьем. Посему я решил узнать, не обитает ли окрест какой-нибудь любитель математики и астрономии. Стараньями доктора Петтигрю таковой нашелся в Барнстапле – мистер Сэмюель Дэй, состоятельный джентльмен и поклонник естественных наук, имевший сношенье с Королевским обществом и среди прочих с сэром Г. Слоуном. Однако ничего важного он не сообщил, не сумев припомнить никаких значительных штудий, проводимых в здешних краях: «ну разве что в Бристоле, да и те не стоят того, чтоб ради них примчался лондонский корифей». Увы, слуга Вашей светлости вновь забрел in tenebris. Даже если сие дело стало primum mobile путешествия его сиятельства, я, признаюсь, не постигаю, зачем эдак обставлять столь безобидную затею.

Опять же по указке доктора Петтигрю третьеводни я навестил мистера Роберта Лака – школьного учителя, кто слывет изрядным ученым и таким же сплетником. Он безмерно горд тем, что обучил грамоте покойного мистера Гея, и в той же мере слеп к бунтарству, кое прослеживается в творении его давнего ученика. Сей обучатель поэтов всучил-таки мне книжицу Геевых эклог, лет двадцать назад изданных под титлом «Пасторальная седмица», кои он считает наивернейшим изображеньем Северного Девона, и тем же манером снабдил меня экземпляром виршей собственного сочиненья, недавно опубликованных в журнале Кейва и, по словам автора, отмеченных рецензентом. Оба произведенья я пересылаю Вашей светлости, на случай если Вы соблаговолите снизойти до столь ничтожного вздора. Что до моего расследования, то и в нем мистер Лак оказался никчемен, ибо ничего дельного не сообщил.

Завтра я отбываю в Тонтон, где без промедленья найму карету до Лондона, дабы проверить одно зародившееся подозренье. Тешусь верой, Ваша светлость простят мою недомолвку, коей причина в том, что я спешу отправить сие посланье, ибо знаю, с каким нетерпеньем оно ожидаемо, и потому мечтал бы об доставленье оного воистину крылатым Меркурием, но при сем не дерзаю поселять в Вашей светлости беспочвенные надежды. Как только основанья для них окрепнут, об том будет незамедлительно доложено. Полагаю, Ваша светлость достаточно хорошо меня знают и не сомневаются в том, что quo fata tra-hunt, sequamur со всем усердьем, к какому обязывают священный долг и Ваши прошлые милости, оказанные Вашему смиреннейшему и покорнейшему слуге

Генри Аскью.

P. S. Мистер Лак поведал мне последние столичные новости, кои наверняка встревожили Вашу светлость: об позорном вердикте, вынесенном эдинбургскому капитану Портеусу, и бунтах черни, давеча учиненных в Шордиче. Сие здесь полагают результатом «Джинового акта», вызвавшего всеобщее негодованье.

Г. А.

В дверях судебной канцелярии оперся на трость человек в сизом сюртуке и умеренно цветастом жилете, обтягивающем заметное брюшко; визитер примечателен густыми бровями, бородавкой возле носа и нарочитой импозантностью. Вдоль одной стены облицованной деревом комнаты выстроились шкафы, набитые пухлыми папками и пергаментными свитками; здесь же табурет и высокая конторка со стопкой бумаг и аккуратно выложенными письменными принадлежностями. Супротив сияет мрамором холодный камин, на полке которого бюст Цицерона и два не зажженных серебряных канделябра. Теплый утренний покой комнаты пронизан солнышком из южных окон, за коими виднеются еще зеленые кроны. Сквозь опущенные рамы чуть слышны мелодичные выкрики торговки уже поспевшей грушовкой, но в самой комнате висит тишина.

Одетый во все черное, плюгавый человек в парике сидит за круглым столом в дальнем углу комнаты; он углублен в чтение бумаг и даже не поднимает головы. Визитер оборачивается, взглядом ища своего таинственно сгинувшего провожатого, после чего громко откашливается, привлекая внимание нерасторопного копуши. Наконец человек за столом отрывается от бумаг. Старше и тщедушнее посетителя, сложением он напоминает Александра Попа или Вольтера. Демонстрируя учтивость, визитер приподнимает шляпу и отвешивает легкий поклон:

– Имею ль честь говорить с мистером Аскью? Фрэнсис Лейси, сэр, к вашим услугам.

Как ни странно, коротышка не отвечает любезностью, но, отложив бумаги, лишь скрещивает руки на груди, откидывается на спинку высокого кресла, в котором выглядит почти гномом, и слегка наклоняет голову, точно дрозд, готовый клюнуть жучка. В немигающих серых глазах его искрится насмешка. Несколько обескураженный подобным приемом, мистер Фрэнсис Лейси списывает его на забывчивость крючкотвора, не понимающего, кто перед ним.

– Трагик, сэр. Приглашен на встречу с вашим клиентом.

Наконец стряпчий размыкает уста:

– Садитесь.