Пора убивать

– Представления не имею. Пойдешь и узнаешь.

Лестер вышел, а через десять минут Джейку позвонил Стэн.

– Слушай, Джейк, я не могу предоставить ссуду этим людям. Что, если его признают виновным, – не обижайся, я знаю, что ты отличный адвокат, – помнишь мой развод? Но как он будет расплачиваться, сидя в камере в ожидании исполнения приговора?

– Спасибо за комплимент, Стэн. Если он не расплачивается с тобой, его десять акров земли переходят к тебе, ведь так?

– Так, плюс еще его хибара. Десять акров кривых деревьев, кустарника и старая развалюха. Как раз то, о чем мечтает моя жена. Брось, Джейк!

– У него славный домик, почти полностью оплаченный.

– Это хибара, настоящая хибара. Она ничего не стоит, Джейк. Она не нужна банку.

– Но ведь раньше ты ссужал под нее деньги.

– Раньше Хейли не сидел в тюрьме, там был его брат, ты и сам это помнишь. Раньше он работал на фабрике, и работа у него была не такая уж плохая. Теперь же его ждет Парчмэн.

– Стэн, спасибо тебе за моральную поддержку.

– Джейк, я как никто другой верю в твои адвокатские способности, но только не могу ссужать под эту веру деньги. Если кто-то его может спасти, то только ты. И я надеюсь, ты сделаешь это. Но дать ему ссуду – нет. Бухгалтеры-аудиторы разорвут меня на части.

Лестер попробовал обратиться в «Пиплз бэнк» и в «Форд нэшнл» – результат везде был один. Все надеялись, что его брат будет оправдан, но вдруг выйдет иначе?

Великолепно, думал Джейк. Девятьсот долларов в качестве гонорара по делу об умышленном убийстве.

Глава 11

Клод не видел для своего заведения никакой нужды в отпечатанном меню. Много лет назад, когда он только открыл кафе, заказать в типографии меню было ему не по средствам, а теперь он не испытывал в нем ни малейшей необходимости, поскольку подавляющее большинство посетителей и так знали, что тут подают. К завтраку не готовилось ничего, кроме риса и тостов, хотя цены каждый день были не теми, что вчера. По пятницам на обед подавали жареное плечо поросенка и ребрышки – и это было известно каждому. В течение недели среди посетителей редко встречался белый, а вот каждую пятницу в полдень половина мест за столиками была занята именно белыми. Теперь-то Клод знал, что они любят жаренное на углях мясо не меньше негров, вот только готовить его не умеют.

Джейк и Стэн Эткавэйдж отыскали небольшой столик поблизости от кухни. Клод лично принес им тарелки с ребрышками и нашинкованную капусту. Чуть склонившись к плечу Джейка, он негромко проговорил:

– Желаю удачи. Надеюсь, ты вытащишь его.

– Спасибо, Клод. Рассчитываю увидеть тебя в составе жюри.

Клод засмеялся.

– А могу я напроситься в него?

Джейк приступил к еде, лишний раз упрекнув Эткавэйджа в нежелании предоставить Хейли ссуду. Банкир был непоколебим, но все-таки предложил ссудить Хейли пять тысяч долларов, если Джейк согласится быть его поручителем. Джейк объяснил, что это выглядело бы неэтично.

На тротуаре у входа начала образовываться очередь, нетерпеливые и проголодавшиеся люди заглядывали внутрь сквозь стекла окон, на которых краской было написано название заведения. Клод умудрялся находиться в нескольких местах сразу, принимая заказы, отдавая приказания персоналу, стоя у плиты, подсчитывая деньги, крича что-то, ругаясь, приветствуя новых посетителей и вежливо прося побыстрее освобождать места тех, кто уже закончил свою трапезу. По пятницам, после того как заказанное ставилось перед клиентом, ему отпускалось на его поглощение ровно двадцать минут, по истечении которых Клод просил, а иногда и требовал оплаты счета и освобождения столика для того, чтобы обслужить как можно больше народу и, соответственно, как можно больше заработать.

– Прекратите болтать и ешьте! – орал он в таких случаях.

– Но у меня еще десять минут, Клод!

– Семь!

По средам он подавал на обед рыбу, жареную зубатку, и давал посетителю целых тридцать минут – из-за костей. По средам белое население обходило ресторанчик Клода стороной, и он знал почему. Из-за соуса, приготовляемого по старинному рецепту, секрет которого передала Клоду его бабка. Соус был густым и жирным и, попав в нежный желудок белого человека, начинал вытворять там такое… Негров же он не отпугивал нисколько, наоборот, каждую среду казалось, что сюда их привозят целыми грузовиками.

Возле кассы сидели двое приезжих, они с благоговейным ужасом следили за тем, как Клод дирижирует рестораном. Скорее всего, репортеры, подумал Джейк. Всякий раз, когда Клод приближался к ним или хотя бы бросал на них взгляд, оба тотчас же с озабоченным видом принимались рассматривать стол. Каждому было ясно, что они с севера, что ни тому, ни другому не приходилось еще пробовать свиных ребрышек. Они попытались было заказать какие-то салаты и холодные закуски, но Клод быстро поставил обоих на место, предложив либо удовлетвориться тем, что есть, либо освободить столик. Повернувшись к ним спиной, он во всеуслышание объявил, что два пришлых простака захотели, видите ли, салатов.

– Вот вам ваш обед. Поторопитесь управиться с ним, – сурово сказал он им, ставя тарелки на стол.

– И никаких ножей для мяса? – кисло спросил один.

Клод только поднял к потолку глаза и направился прочь, покачивая головой и бормоча что-то себе под нос.

Но тут один из них заметил Джейка и после нескольких минут разглядывания все же решился подойти к его столику.

– Это вы Джейк Брайгенс, адвокат мистера Хейли?

– Ну я. А вы кто такой?

– Роджер Маккитрик, корреспондент «Нью-Йорк таймс».

– Рад познакомиться. – Джейк улыбнулся, голос его сразу потеплел.

– Я освещаю дело Хейли, и мне хотелось бы как-нибудь поговорить с вами. Собственно, чем быстрее, тем лучше.

– Хорошо. Я не очень-то занят после обеда. Сегодня у нас пятница.

– Если можно, чуть позже.

– Скажем, в четыре?

– Отлично. – Маккитрик заметил, что из кухни в зал вышел Клод. – Встретимся в четыре.

– Так, парень! – заорал на него Клод. – Время твое вышло. Плати и можешь быть свободен.

Джейк и Эткавэйдж покончили с едой через пятнадцать минут и сидели, дожидаясь потока брани со стороны Клода. Они облизывали пальцы, вытирали губы и щеки и обменивались замечаниями относительно нежности свиных ребрышек.

– Этот процесс сделает тебя знаменитостью, не так ли? – поинтересовался Эткавэйдж.

– Надеюсь. Заработаю я на нем, во всяком случае, немного.

– В самом деле, Джейк, ведь он поможет в твоей практике?

– Если я выиграю дело, то клиентов у меня будет больше, чем я смогу обслужить. Конечно, поможет. Тогда я смогу выбирать дела сам, смогу выбирать себе клиентов.

– А что это будет значить в финансовом плане?

– Не имею представления. Сейчас нельзя еще сказать, кого или что именно сможет привлечь моя возможная известность. Просто у меня будет больше дел, из которых что-то можно выбрать, значит, и денег должно быть больше. Я смогу не думать о том, что перерабатываю.

– Само собой, об этом тебе не придется беспокоиться.

– Видишь ли, Стэн, не такие уж мы, юристы, и богачи. Теперь этот диплом уже не то, что раньше, – уж слишком много нас стало. Четырнадцать человек в таком маленьком городке, как наш. Даже здесь, в Клэнтоне, конкуренция достаточно сильна – хороших дел мало, а юристов много. В больших же городах еще хуже, и все большее число выпускников юридических колледжей не могут найти себе работу. Ко мне в год приходит человек десять в поисках места. Крупная фирма в Мемфисе несколько месяцев назад уволила группу юристов – ты когда-нибудь о таком слышал? Как на какой-то фабричке. Их просто выставили за дверь. Думаю, им не осталось ничего иного, как только идти на биржу вместе с безработными и стоять там в очереди за каким-нибудь бульдозеристом. Теперь дошла очередь до юристов – не секретарши, не водители грузовиков, а юристы!