Тень богов

Орка ухватилась за древко рукой в перчатке и высвободила застрявший наконечник.

– Да, – ответила она, протягивая Бреке его копье, на половину руки короче, чем у нее и у Торкеля.

– Твоей вины в том нет, – отозвался Торкель с края поляны. Он все еще вглядывался в темноту. Толстая коса из черных, пронизанных седыми прядями волос выглядывала из-под вязаной шерстяной шапки, кончик носа подергивался. – Их спугнул волк-ужас.

– Почему же он не убил ни одного из тех оленей? – спросил Брека, забирая у Орки свое короткое копье.

Торкель поднял руку, демонстрируя окровавленные кончики пальцев:

– Его заботили раны, а не возможность поужинать.

– Но кто… или что могло сделать это с волком-ужасом?

Орка направилась к противоположному краю поляны, настороженно сжимая копье, – туда, где в подлеске виднелась черная дыра, из которой вырвался наружу волк. Замерла, склонив голову. Вдалеке послышался еле слышный звук, просочился сквозь лес, подобно туману.

Кто-то кричал.

Брека присоединился к матери. Он вцепился в копье обеими руками и указал им в темноту.

– Торкель, – проворчала Орка, обернувшись и глядя через плечо на мужа. Тот все еще стоял и смотрел вслед раненому волку. Бросив в темноту последний долгий взгляд и пожав плечами, на которых топорщилась меховая накидка, он наконец развернулся и пошел к ней.

Снова послышались крики, далекие, слабые. Орка с Торкелем обменялись взглядами.

– В той стороне ферма Асгрима, – сказала она.

– Харек, – пробормотал Брека, вспомнив про сына Асгрима. Они вместе играли на берегу реки в Феллуре, когда родители отправлялись в деревню выменивать провизию.

Еще один крик, слабый и будто бесплотный, донесся сквозь деревья.

– Нам следует взглянуть, что там, – пробормотал Торкель.

– Хех, – проворчала Орка, соглашаясь.

Пока они пробирались через сосновый лес по пружинящему мягкому ковру из опавших игл, дыхание их собиралось в облачка тумана над головами. Уже наступила весна, и в низинах новая жизнь вовсю заявляла о себе, но за эти лесистые холмы зима все еще цеплялась цепенеющими руками, словно сгорбленный старый воин, не желающий отпускать собственное прошлое. Они шли гуськом: Орка впереди, настороженно глядя то на оставленный волком след, то на глубокие тени по сторонам тропы. А потом старый подмерзший снег захрустел под ногами, деревья расступились, и они оказались на горном хребте, что круто обрывался на западе отвесными скалами. Над головами по синему небу тянулись рваные полосы облаков. Орка посмотрела вниз и увидела тонкие столбы дыма: они поднимались от очагов в Феллуре, лежавшем далеко внизу. Деревня рыбаков притаилась на восточном берегу глубокого сине-черного фьорда, спокойные воды которого поблескивали под лучами бледного солнца. Над ним кружились и кричали чайки.

– Орка, – позвал Торкель, и она остановилась, обернувшись к мужу.

Тот как раз откупорил кожаную флягу с водой и протягивал ее Бреке, который раскраснелся и вспотел, несмотря на горную прохладу.

– У него не такие длинные ноги, как у тебя, – криво усмехнулся Торкель сквозь бороду (шрам, змеящийся через щеку к челюсти, перекручивал улыбку).

Орка оглянулась на тропу, по которой они пришли, и прислушалась. Крики уже давно не были слышны, поэтому она кивнула Торкелю и потянулась к своей фляге с водой.

Несколько мгновений они сидели на большом валуне, вглядываясь в зеленые и синие земли внизу, будто боги на вершине мира. К югу, за Феллуром, фьорд расширялся и переходил в морскую береговую линию, изгибающуюся на запад, а затем на юг, изрезанную заливами и узкими ущельями. Облака стального цвета громоздились над водой, грозя снегопадом. На севере же тянулась зеленая горная цепь со снежными вершинами, от горизонта до горизонта, с востока на запад. То тут, то там под лучами солнца поблескивали скалы. Древние «ребра» горного хребта издалека казались мазками серой краски.

– Расскажи мне еще раз про змея Снаку, – попросил Брека, когда они все вместе глядели на горы.

Орка ничего не ответила, будто всё ее существо занимал волнистый горный хребет перед глазами.

– Если бы я решил поведать тебе эту сагу, малыш, твой нос и пальцы за время рассказа совсем замерзли бы. А когда ты встал бы, чтобы идти дальше, пальцы на ногах затрещали бы, словно льдинки, – ответил Торкель.

Но Брека продолжал смотреть на него своими серо-зелеными глазами.

– Ах, ты же знаешь, что я не могу отказать этому взгляду, – проворчал Торкель и вздохнул, выпуская изо рта облачко пара. – Ладно, если вкратце…

Он стащил вязаную шапку с головы и почесал макушку.

– Всё, что ты видишь пред собой, – это Вигрир, Поле Битвы. Земля павших королевств. Каждый клочок земли между морем и теми горами, и еще на сотню лиг за ними… Это место, где боги сражались и гибли, и Снака был отцом для всех них, и некоторые говорят – величайшим из всех.

– И уж точно самым большим, – пробормотал Брека: глаза круглые, а голос – серьезнее не бывает.

– Кто рассказывает эту историю, ты или я? – спросил Торкель, приподняв черную бровь.

– Ты, отец, – ответил Брека, склонив голову.

Торкель фыркнул.

– Конечно, Снака был самым большим. Он ведь был самым старым, отцом богов. Они называли его Старейшим, он вырос чудовищно огромным, каким и ты мог бы вырасти, если бы ел досыта каждый день с момента рождения мира. Но и дети его были не лыком шиты. Орел, Медведь, Волк, Дракон и множество других. Родич пошел на родича, собственные дети убили Снаку, и он пал. И когда он умер, мир раскололся на части, целые королевства были уничтожены, взлетели на воздух или были смыты морскими волнами. Эти горы – всё, что от него осталось, и теперь его кости покрыты землей, что он расколол своим падением.

Брека присвистнул сквозь зубы и покачал головой:

– Великое, верно, было зрелище.

– Хех, парень, верно. Когда боги начинают войну, в ней нет места пустякам. Их крах привел к гибели всего мира.

– Хех, – согласилась Орка. – И когда Снака пал, открылась Бездна Везен, и все те сильные, когтистые, зубастые существа, что прежде обитали в нижнем мире, были допущены в наши земли, в наше небо и море.

С места, где они сейчас сидели, мир выглядел чистым и нетронутым, прекрасной, искусно сложенной мозаикой: золотой, зеленой, синей…

Но Орка знала, что на самом деле история этого мира была сагой, насквозь пропитанной кровью.

Она посмотрела направо и увидела на земле багровые капли, что отмечали след раненого волка. И представила, как эти капли расширяются, превращаются в красные лужи, брызжет кровь, падают призрачные тела, изрубленные, изломанные, звенят в воздухе крики…

Это кровавый мир. Мир зубов, и когтей, и острого железа. Мир кратких жизней и мир смертей, полных боли.

Тут она почувствовала на плече ладонь Торкеля. Он протянул руку над головой Бреки, чтобы коснуться жены.

Резко выдохнув, Орка моргнула и издала длинный нервный стон, гоня прочь образы смерти.

– Это был хороший бросок, – сказал Торкель, постукивая копьем Бреки о флягу с водой и все еще не отрывая взгляда от лица Орки.

– Но я же промахнулся, – пробормотал Брека.

– Я тоже промахнулся во время моей первой охоты, – ответил Торкель. – И мне было уже одиннадцать лет, а тебе всего десять. И твой бросок был лучше моего. Это волк украл твою славу. Верно, Орка?

И он взъерошил Бреке волосы большой ладонью.

– Это был неплохой бросок, – согласилась Орка, глядя на облака, плывущие с востока. Западный ветер гнал их сюда, и пах он снегом и пронизывающим холодом, что будто захрустел в ее груди ледяными осколками. Орка резко встала и направилась дальше, закупоривая флягу с водой.