Дело о нескончаемых самоубийствах
– Ну…
– Честно говоря, я и о замке Шира никогда не слышал. Кстати говоря, как мы туда попадем?
– В Глазго возьмем билет на поезд до Гурока. Из Гурока ходит паром до Дануна. В Дануне наймем машину и поедем вокруг фьорда Лох-Фин в Инверэри. Раньше можно было попасть в Инверэри из Дануна по воде, но с начала войны пароходного сообщения нет.
– А где он находится? В Хайленде или Лоуленде?[10]
Кэтрин метнула на него испепеляющий взгляд.
Алан не стал углубляться и настаивать на ответе. Его представления о том, где Хайленд, а где Лоуленд, были довольно смутными. Вообще он полагал, что достаточно провести линию на карте примерно посередине Шотландии, и тогда верхняя часть будет Хайлендом, а нижняя – Лоулендом. Но сейчас ему стало казаться, что все не так-то просто.
– В самом деле, доктор Кэмпбелл! В Западном Хайленде, конечно.
– А этот замок Шира, – продолжал он, позволяя себе (хотя и с неохотой) некоторую игру воображения, – это что-то вроде усадьбы, окруженной рвами, полагаю?
– В Шотландии, – ответила Кэтрин, – почти все, что угодно, может называться замком. И нет – этот совсем не так велик, как замок герцога Аргайла. По крайней мере, если судить по фотографиям. Стоит у входа в долину Шира, немного в стороне от Инверэри, на берегу фьорда. Довольно неряшливое каменное здание с высокой башней. Со своей историей. Вы, как историк, конечно, ничего об этом не знаете. Но вот что действительно любопытно, так это то, как именно умер Ангус Кэмпбелл.
– И? Как же он умер?
– Совершил самоубийство, – спокойно ответила Кэтрин. – Или был убит.
Роман, который Алан взял с собой, был в зеленой обложке – как и другие детективы из этой серии. Он не часто читал такое, но полагал, что иногда необходимо и расслабиться. Алан перевел взгляд с обложки на лицо Кэтрин.
– Был что? – чуть ли не взвизгнул он.
– Убит. Об этом вы, конечно, тоже ничего не слышали? Боже мой! Ангус Кэмпбелл выпрыгнул или был выброшен из самого верхнего окна башни.
Алан попытался собраться с мыслями.
– Но разве не было дознания?
– В Шотландии нет дознания. Если смерть вызывает подозрения, то проводят так называемое общественное расследование под руководством специального человека – фискального прокурора. В случае несомненного убийства общественное расследование не проводится. Поэтому я всю неделю проглядывала газету «Глазго геральд» – о расследовании не было ни слова. Впрочем, это может ничего и не значить.
Теперь в купе было почти холодно. Воздух с шипением проходил сквозь решетку вентиляции у Алана над ухом, так что он протянул руку и повернул регулировочный винт, прикрыв заслонки. Затем пошарил в кармане.
– Сигарету? – предложил он, доставая пачку.
– Спасибо. Не знала, что вы курите. Думала, вы табак нюхаете.
– Да с чего же, – сурово спросил Алан, – вы вообразили, что я нюхаю табак?
– А он застревает у вас в бороде, – объяснила Кэтрин, передернувшись от отвращения. – И сыпется повсюду. Ужасно! И все из-за грудастой нахалки!
– Какой еще грудастой нахалки?
– Герцогини Кливлендской!
Алан удивленно заморгал:
– Я так понял, мисс Кэмпбелл, что вы были ярой защитницей этой леди. Почти два с половиной месяца вы поносили меня на чем свет стоит, потому что, с вашей точки зрения, я поносил ее.
– Ох, ну да. Вы были так высокомерны по отношению к ней, что мне пришлось встать на ее сторону.
Он уставился на нее.
– И это, – воскликнул он, хлопнув себя по колену, – это, по-вашему, интеллектуальная честность!
– А по-вашему, интеллектуальная честность – это насмехаться над книгой в покровительственном тоне только потому, что она написана женщиной!
– Но я не знал, что она написана женщиной! Я, между прочим, не просто так обращался к вам «мистер Кэмпбелл», и…
– Да вы только запутать всех пытались.
– Погодите, – продолжал Алан, дав ей прикурить слегка трясущимися руками и закурив сам. – Давайте разберемся. Я не отношусь высокомерно к женщинам-ученым. Некоторые из самых лучших ученых, которых я когда-либо знал, были женщинами.
– Вы только вслушайтесь – как снисходительно это звучит!
– Дело в том, мисс Кэмпбелл, что мне совершенно не важно, был автор книги мужчиной или женщиной. Ошибки есть ошибки, кто бы их ни допустил.
– В самом деле?
– Да. И во имя истины вы же признаете, строго конфиденциально и между нами, что вы полностью ошибались насчет того, что у герцогини Кливлендской были «каштановые волосы и субтильное телосложение»?
– Конечно нет! – воскликнула Кэтрин, снова надевая очки и нахмурившись весьма сурово.
– Да выслушайте же! – возопил он. – Ведь есть же доказательства! Позвольте мне процитировать вам один пример – такой, что в той газете я бы его привести не смог. Я имею в виду рассказ Пипса…
Кэтрин смотрела на него с изумлением:
– Бросьте, доктор Кэмпбелл! Вы, претендующий на звание серьезного историка, действительно доверяете сплетне, которую Пипс узнал из третьих рук от своего цирюльника?
– Нет, нет, нет, мадам. Вы упорно упускаете суть. Дело не в том, истинна история или апокрифична. Дело в том, что Пипс поверил в нее, а он видел эту даму часто. Смотрите! Он пишет, что Карл Второй и герцогиня Кливлендская (в то время леди Каслмейн) взвесились «и она, имея во чреве дитя, оказалась тяжелее». Если вспомнить, что Карл, несмотря на худобу, был шести футов ростом и весьма мускулистого телосложения, то получается, что фигура дамы была довольно примечательной. А далее следует рассказ о ее шуточной свадьбе с Фрэнсис Стюарт[11], где она играла роль жениха. Фрэнсис Стюарт и сама была не пушинка. Разумно ли предполагать, что роль жениха исполняла более миниатюрная и легкая особа?
– Чисто умозрительный вывод.
– Умозрительный, признаю, но опирающийся на факты. Помимо этого у нас есть утверждение Рересби…
– Штайнманн пишет, что…
– Согласно Рересби совершенно ясно, что…
– Эй! – Из соседнего купе раздался раздраженный голос, а затем последовал стук в металлическую дверь. – Эй!
Спорщики мгновенно утихли. Надолго воцарилось виноватое молчание, нарушаемое лишь стуком колес.
– Давайте потушим свет, – прошептала Кэтрин, – поднимем шторку и глянем, что там снаружи.
– Давайте.
Щелканье выключателя, похоже, удовлетворило потревоженного обитателя соседнего купе.
Задвинув чемодан Кэтрин куда-то в темноту, Алан приподнял скользящую металлическую шторку на окне.
Поезд мчался сквозь вымерший мир, кромешно темный, лишь на пурпурном горизонте пересекались, складываясь в подобие лабиринта, лучи прожекторов. Бобовый стебель Джека не поднялся бы выше этих белых лучей. Они сновали туда-сюда, в унисон, как танцоры. Не было слышно ничего, кроме стука колес, даже жужжащего и кашляющего гудения, которое выдавало полет бомбардировщика, – вррраг-вррраг-вррраг.
– Думаете, он следует за поездом?
– Я не знаю.
Ощущение интимности, неловкое и в то же время волнующее, нахлынуло на Алана Кэмпбелла. Они оба прильнули к окну. Их сигареты отражались в стекле красными пульсирующими точками, то загораясь, то тускнея. Алан едва различал лицо Кэтрин.
И вдруг, снова охваченные сильным смущением, они одновременно затараторили шепотом:
– Герцогиня Кливлендская…
– Лорд Уильям Рассел…
Поезд набирал скорость.
Глава третья
В три часа следующего дня – тихого и мягкого, какие только и бывают в Шотландии в самую прекрасную пору, – Кэтрин и Алан Кэмпбелл поднимались в гору по главной и единственной улице городка Дануна в графстве Аргайлшир.
Поезд, который должен был прибыть в Глазго в половине шестого утра, добрался туда только ближе к часу дня. К этому времени они были зверски, отчаянно голодны, но обеда так и не получили.
Приветливый носильщик, чей говор был едва понятен обоим Кэмпбеллам, сообщил им, что поезд на Гурок отходит через пять минут. Загрузившись в него, они продолжили путь к побережью вдоль Клайдсайда – все так же без обеда.
Когда Алан проснулся утром, взъерошенный и небритый, для него было большим потрясением обнаружить, что он сидит, откинувшись на подушки, в купе железнодорожного вагона, а симпатичная девушка спит, положив голову ему на плечо.
Пораскинув мозгами, он счел, что ему все нравится. Дух приключений, захвативший его чопорную душу, пьянил. Нет ничего лучше, чтобы избавиться от ощущения скованности, чем провести ночь с девушкой, пусть даже и платонически. Выглянув в окно, Алан с удивлением и некоторым разочарованием увидел, что пейзаж остался таким же, как и в Англии: ни тебе гранитных скал, ни вереска. А ведь ему так нужен был повод, чтобы процитировать Бернса.
Они умывались и одевались, эти невинные безумцы, и одновременно вели ожесточенный спор о финансовых реформах 1679 года, проводимых графом Денби, – им не мешала ни разделявшая их дверь, ни плеск текущей воды. Они не подавали виду, что голодны, до самого Гурока. Но когда выяснилось, что на борту приземистого парома, который вез их через залив в Данун, можно перекусить, они немедля умолкли и жадно набросились на шотландский бульон и жареного барашка.
Данун, бело-серый, с темными крышами, протянулся вдоль серо-стальной воды под защитой низких фиолетовых холмов. Он был похож на хорошую версию всех тех плохих картин с шотландскими пейзажами, которые висят во многих домах: за исключением того, что на них обычно изображен олень, а тут его не было.
– Теперь я понимаю, – заявил Алан, – откуда так много этой пачкотни. Плохой художник не может устоять перед Шотландией. Она дает возможность наляпать фиолетовые и желтые пятна, и они будут эффектно контрастировать с водой.
Кэтрин сказала, что это чушь. А когда паром качнулся и стукнул бортом о пирс, прибавила, что если он не перестанет насвистывать «Лох-Ломонд», то она натурально спятит.
Оставив чемоданы на причале, они пересекли дорогу и направились к пустующему туристическому агентству, где и договорились о машине в Ширу.
– Шира, да? – хмыкнул унылый служащий, чей говор слегка напоминал английский. – Становится популярным местечком. – Он бросил на них странный взгляд, который впоследствии не раз вспоминался Алану. – Сегодня днем есть еще желающие в Ширу. Если вы не возражаете против попутчика в машине, это будет подешевше.
– Плевать на расходы! – воскликнул Алан, и это были его первые слова, сказанные в Дануне; стоит отметить, что ни один рекламный плакат со стены не упал. – Не хотелось бы показаться снобами, но еще один Кэмпбелл, полагаю?
– Нет, – ответил служащий, сверяясь с блокнотом, – имя этого джентльмена Свон. Чарльз Э. Свон. Он был здесь минут пять назад.
– Никогда о нем не слышал. – Алан взглянул на Кэтрин. – Это, случайно, не наследник?
– Чушь! – отозвалась Кэтрин. – Наследник – доктор Колин Кэмпбелл, старший из оставшихся братьев Ангуса.
Служащий бросил на них еще более странный взгляд.
– Да. Мы отвезли его туда вчера. Очень положительный джентльмен. Что ж, сэр, вы поедете с мистером Своном или сами по себе?
– Мы поедем с мистером Своном, если он, конечно, не возражает, – заявила Кэтрин. – Вот еще! Так разбрасываться деньгами! Когда будет готова машина?
– В половине третьего. Подходите через полчаса, машина будет ждать. Всего хорошего, мэм. Всего хорошего, сэр. Благодарю вас.
Довольные, они вышли на мягкий солнечный свет и пошли по главной улице, разглядывая витрины магазинов. Судя по всему, это были в основном сувенирные лавки, везде бросалось в глаза обилие шотландки. Галстуки из шотландки, шарфы из шотландки, книжные переплеты из шотландки, чайные сервизы с росписью под шотландку, шотландка на куклах и шотландка на пепельницах, в основном тартан в красно-зеленую клетку королевского клана Стюартов – наиболее яркий вариант.
Алана вдруг одолело страстное желание что-нибудь купить, что случается даже с самыми закаленными путешественниками. Кэтрин удавалось сдерживать его, пока они не дошли до галантерейной лавки, где в витринах были выставлены декоративные щиты в цветах шотландки разных кланов (Кэмпбелл из Аргайла, Маклауд, Гордон, Макинтош, Макквин). Они покорили даже Кэтрин.
– Замечательные! – признала она. – Давайте зайдем.
Треньканье колокольчика потонуло в жарком споре, который шел у прилавка. За прилавком, скрестив руки на груди, сердито сверкала глазами женщина маленького роста. Перед ней стоял загорелый высокий молодой человек лет тридцати в надвинутой на лоб мягкой шляпе. Со всех сторон от него лежали тартановые галстуки всевозможных расцветок.
– Очень симпатичные, – учтиво говорил он. – Но это не то, что мне нужно. Я бы хотел посмотреть галстук с шотландкой клана Макхольстер. Понимаете? Макхольстер. М-а-к-х-о-л-ь-с-т-е-р, Макхольстер. Не могли бы вы показать мне тартан клана Макхольстер?
– Нема такого клана Макхольстер, – ответила хозяйка лавки.
– Знаете что, – сказал молодой человек, опираясь локтем на прилавок и поднося к ее лицу тощий указательный палец. – Я канадец, но в моих жилах течет шотландская кровь, и я горжусь этим. С самого детства отец говорил мне: «Чарли, если ты когда-нибудь поедешь в Шотландию, если доберешься до Аргайлшира, ищи клан Макхольстер. Наши предки – клан Макхольстер, вот что я часто слышал от твоего деда».
– Говорю же: нема такого клана Макхольстер.
– Но ведь должен же быть клан Макхольстер! – умолял юноша, протягивая руки. – Ведь может же здесь быть клан Макхольстер? Среди всей этой кучи кланов и людей в Шотландии? Ведь может же быть и клан Макхольстер?
– Мог бы быть и клан Мак-гитлер. Но его нема.
Молодой человек был настолько очевидно сбит с толку и удручен, что хозяйка сжалилась над ним:
– Звать-то как?
– Свон. Чарльз Э. Свон.
Она закатила глаза и призадумалась:
– Свон. Ну, значит, Макквин.
Мистер Свон с воодушевлением ухватился за это:
– Вы имеете в виду, что клан Макквин – мои родственники?
– Почем мне знать? Может, да. Может, нет. Некоторые Своны родня Макквинам.
– У вас есть их тартан?
Хозяйка ткнула в один из галстуков. Он был, без сомнения, эффектным – преобладающий насыщенный алый цвет сразу же пришелся по вкусу мистеру Свону.
– Вот это самое то! – с жаром воскликнул он и, обернувшись, обратился к Алану: – Что скажете, сэр?
– Восхитительно. Впрочем, возможно, немного слишком кричаще для галстука, вам не кажется?
– О нет, мне очень нравится! – задумчиво произнес мистер Свон, держа галстук в вытянутой руке и рассматривая его, словно художник, изучающий перспективу. – Да. Этот галстук по мне. Беру дюжину таких.
– Дюжину? – Хозяйка аж отпрянула.
– Именно. Почему бы и нет?
Хозяйка сочла своим долгом предупредить:
– Каждый по три шиллинга и шесть пенсов!
– Отлично. Заворачивайте, беру.
Когда хозяйка поспешно скрылась за дверью в подсобное помещение, Свон обернулся с заговорщицким видом. Из уважения к Кэтрин он снял шляпу, обнажив копну вьющихся волос цвета красного дерева.
– Знаете, – он понизил голос, – я немало попутешествовал в свое время, но это самая чертовски странная страна из всех, в которых мне довелось побывать.
– Да?
– Да. Кажется, что тут все только и заняты тем, что бесцельно слоняются и рассказывают друг другу шотландские анекдоты. Я заскочил в бар отеля неподалеку, там местный комик вызывал просто бури оваций исключительно шотландскими хохмами. И вот еще что. Я пробыл в этой стране всего несколько часов – прибыл лондонским поездом сегодня утром, – но уже четырежды по совершенно разным поводам услышал в свой адрес одну и ту же шутку.
– До этого мы еще не дошли.
– А я уже! Как только тут слышат мою речь, спрашивают: никак американец? Я отвечаю: нет, канадец. Но это вообще не меняет дела, мне говорят: «Слыхал про моего братца Ангуса, который просил таблеток от жадности? И побольше, побольше!» – Он посмотрел на них выжидающе. Выражение лиц его слушателей оставалось бесстрастным. – Не поняли? – удивился Свон. – Таблеток от жадности – побольше!
– Суть вполне очевидна, однако… – начала было Кэтрин.
– О, я не утверждаю, что это смешно, – поспешил заверить их Свон. – Я просто делюсь тем, что это очень странно. Нечасто встречаешь тещ, которые рассказывают друг другу свежие анекдоты про тещ, и англичан, которые шутят про англичан, не понимающих сути каламбура.
– А разве англичане широко этим известны? – с любопытством осведомился Алан.
Свон слегка зарумянился.
– В анекдотах в Канаде и Штатах – да. Без обид. Ну, вы понимаете, о чем я. «Гвоздь губкой не забьешь, как сильно ни мочи» превращается в «Гвоздь губкой не забьешь, какой бы мокрой она ни была». Погодите! Я также не утверждаю, что это смешно! Я только…
– Да бросьте! – сказал Алан. – Что я действительно хотел бы спросить: вы тот самый мистер Свон, который нанял машину до Ширы сегодня днем?
Дубленое лицо Свона с морщинками вокруг глаз и рта приобрело трудноуловимое уклончивое выражение. Словно он занял оборону.
– Да, это так. А что?
– Мы тоже туда направляемся и хотели поинтересоваться, не будете ли вы против, если мы поедем вместе. Моя фамилия – Кэмпбелл, доктор Кэмпбелл. А это моя кузина, мисс Кэтрин Кэмпбелл.
Свон слегка поклонился. Выражение его лица переменилось, он засиял добродушием.
– Совершенно ни капельки не против! Буду только рад такому соседству! – сердечно провозгласил он. Взгляд его светло-серых глаз оживился, перебегая с одного на другую и обратно. – Родня, так?
– Дальняя. А вы?
Снова это уклончивое выражение на лице.
– Что ж, раз уж вы знаете мое имя, а также то, что я происхожу то ли от Макхольстеров, то ли от Макквинов, убедительно притвориться членом семьи у меня не выйдет, не так ли? Скажите же, однако, – тон его стал доверительным, – можете ли вы что-нибудь поведать мне о некой мисс или миссис Элспет Кэмпбелл?
Алан покачал головой, но на выручку пришла Кэтрин:
– Вы имеете в виду тетушку Элспет?
– Боюсь, что мне ничего о ней не известно, мисс Кэмпбелл.
– Тетушка Элспет, – ответила Кэтрин, – на самом деле никакая не тетушка, она даже не Кэмпбелл, хотя все зовут ее именно так. Никто толком не знает, кто она и откуда взялась. Просто пришла сюда лет сорок назад и с тех пор так здесь и живет. Она что-то вроде главы Ширы. Должно быть, ей порядка девяноста лет, и, говорят, она сущий кошмар. Впрочем, я с ней ни разу не встречалась.
– Угу, – только и ответил Свон. Хозяйка лавки принесла ему сверток с галстуками, и он расплатился.
– Кстати, – продолжал он, – нам пора бы поспешить, если мы не хотим упустить ту машину.
Церемонно распрощавшись с хозяйкой, Свон распахнул перед ними дверь лавки.
– Дорога туда, должно быть, неблизкая, а я хотел бы вернуться до темноты. Задерживаться я не собираюсь, полагаю, тут тоже отключают электричество? Мне просто необходимо наконец-то как следует выспаться. Прошлой ночью в поезде мне это совершенно не удалось.
– Плохо спите в поездах?
– Не в этом дело. Супружеская пара в соседнем купе чертовски ругалась из-за какой-то дамочки из Кливленда, всю ночь я почти не сомкнул глаз.
Алан и Кэтрин быстро обменялись встревоженными взглядами, но Свон был слишком поглощен своими жалобами.
– Когда-то я и сам жил в Огайо[12], хорошо его знаю, поэтому и прислушивался. Но, честно говоря, я толком не понял, о чем сыр-бор. Упоминали какого-то парня по имени Рассел, другого называли Карл. Но я так и не разобрался, спуталась эта дамочка из Кливленда с Расселом, или с Карлом, или с мужем этой женщины из соседнего купе. Было слышно, но не настолько хорошо, чтобы все понять. Я стучал в стену, но даже после того, как они погасили свет…
– Доктор Кэмпбелл! – предостерегающе вскрикнула Кэтрин.
Но на воре шапка горит.
– Боюсь, – сказал Алан, – что это были мы.
– Вы? – воскликнул Свон и резко остановился на жаркой, яркой, сонной улице. Взгляд его скользнул по левой руке Кэтрин – кольца не было. Казалось, что он изучает, регистрирует что-то, как бы записывает.
Внезапно Свон настолько нарочито и явно сменил тему, что даже его ровный голос подчеркнул это.
– Здесь определенно не испытывают недостатка в еде. Посмотрите на витрины этих лавок! Вон та штука – хаггис. Это…
Лицо Кэтрин побагровело.
– Мистер Свон, – отрывисто произнесла она, – могу я заверить вас, что вы ошибаетесь? Я сотрудник исторического факультета Харпенденского женского колледжа…
– Я впервые вижу хаггис, но не могу сказать, что мне нравится его вид. Он умудряется выглядеть более голым, чем любое мясо, которое я когда-либо видел. То, что похоже на ломтики колбасы, называется ольстерской поджаркой. Это…
– Мистер Свон, пожалуйста, уделите мне внимание. Этот джентльмен – доктор Кэмпбелл из Университетского колледжа в Хайгейте. Мы оба можем заверить вас…
И снова Свон резко остановился. Он огляделся по сторонам, словно желая убедиться, что их не подслушивают, а затем быстро заговорил низким, серьезным голосом.
– Послушайте, мисс Кэмпбелл, – сказал он, – я человек широких взглядов и знаю, как все это бывает. Мне жаль, что я вообще затронул эту тему.
– Но…
– Все эти разговоры о том, что я плохо спал, – полная чепуха. Я заснул сразу, как только вы выключили свет, и после этого не слышал ни звука. Так что давай просто забудем, что я вообще об этом говорил, хорошо?
– Пожалуй, так будет лучше всего, – согласился Алан.
– Алан Кэмпбелл! Вы не смеете…
Свон, в своей мягкой манере, указал вперед. У туристического офиса был припаркован комфортабельный синий пятиместный автомобиль; прислонясь к нему, стоял шофер – в фуражке, мундире и гамашах.
– А вот и золотая колесница, – добавил Свон. – У меня, кстати, есть путеводитель. Будет весело!
Глава четвертая
Машина миновала крошечные верфи, залив Холи-Лох, поросшие лесом холмы, поднялась по склону, проехала Хизер-Джок и выбралась на длинный прямой участок дороги вдоль глубокого озера Лох-Эк.
Шофер понравился им с первого взгляда.
Это был дюжий, краснолицый, словоохотливый человек с исключительно яркими голубыми глазами и бескрайним запасом жизнерадостности. Свон занял переднее сиденье, а Алан и Кэтрин устроились на заднем. С самого начала Свон настолько был очарован акцентом шофера, что в конце концов начал ему подражать.
Указав на ручей у подножия холма, водитель назвал его «речушкой». Свон вцепился в это слово мертвой хваткой. Отныне вода в любом ее виде, пусть даже и горный поток, способный снести дом, становилась «речушкой». Не обращать на это внимания было невозможно – Свон экспериментировал с произношением «р», и получался то какой-то предсмертный хрип, то протяжное горловое бульканье.
Алан от этого испытывал сильный дискомфорт, но возражать не смел. Шофер тоже не возражал. Походило на то, как если бы, скажем, сэр Седрик Хардвик[13] вынужден был выслушивать шуточки мистера Шнозла Дуранте[14] насчет чистоты его английского.
Тем, кто считает шотландцев угрюмыми или неразговорчивыми, думал Алан, следовало бы пообщаться с этим шофером. Остановить поток его речи было невозможно. Он подробно рассказывал о каждом месте, которое они проезжали, причем, как выяснилось позже из путеводителя Свона, удивительно точно.
По большей части, по его словам, он водил катафалк. Развлекая их описанием многих прекрасных похорон, со скромной гордостью он поведал о том, какая это огромная честь для него – везти покойника. Свон воспользовался моментом:
– Не вы ли, случайно, вели катафалк на похоронах где-то с неделю назад?
Слева от них среди холмов виднелось озеро Лох-Эк, его поверхность, похожую на старое потускневшее зеркало, не будоражили ни всплеск, ни рябь. Никакого движения не было заметно на поросших пихтами и соснами склонах, которые тянулись до торчащих скальных выходов. Разум притупляла царящая здесь абсолютная тишина, словно барьер, отгораживающий от остального мира, но в то же время не покидало осознание того, что́ находится за ним: как будто среди этих холмов все еще скрывались потрепанные щиты.
Шофер, вцепившись большими красными руками в руль, так долго хранил молчание, что они было решили, что он вопроса либо не услышал, либо не понял. А затем он заговорил.
– Старина Кэмпбелл из Ширы, было дело, – произнес он.
– Ну дык, – ответил Свон на полном серьезе. Говор явно был заразен: Алан себя уже несколько раз ловил на том, что готов тоже перейти на него.
– Так, кумекаю, и вы из Кэмпбеллов будете?
– Эти двое, – Свон дернул головой в сторону заднего сиденья. – Я-то Макхольстер, иногда кличут Макквином.
Шофер повернулся и очень пристально посмотрел на него. Но Свон был само простодушие.
– Вез давеча одного, – неохотно произнес шофер, – Колин Кэмпбелл звать, добрый шотландец, типа меня, хоть и говорит по-англичански. – Он посмурнел. – Такого трепача поискать! Безбожник, и ни стыда ни совести – даже не скрывает! Всех поносит на чем свет стоит. – Шофер нахмурился. – Кое-кто говорит, что Шира – местечко не слишком чистое. Так оно такое и есть.