Пока смерть не разлучит нас
В этот момент все трое вздрогнули.
Одной из причин была короткая вспышка молнии, залившая мертвенной бледностью пейзаж, а за ней последовал ошеломительно близкий раскат грома. Молния высветила все вокруг в мельчайших деталях, словно вспышка фотоаппарата.
На заднем плане она выхватила тусклый силуэт Эш-холла из красного кирпича, с тонкими дымовыми трубами и окнами с частым переплетом, теперь словно залитыми лунным светом, – поместье почтенное, хотя обветшавшее, под стать владельцу. Она выхватила буйно раскачивавшиеся деревья. Выхватила худощавое озабоченное лицо доктора Миддлсворта и упитанную благодушную физиономию майора Прайса, сейчас повернувшегося к шатру предсказателя. Когда снова опустилась тьма и громовой раскат завершился треском, их внимание привлекло кое-что иное.
Внутри шатра предсказателя творилось нечто неладное.
Тень Лесли Грант вскочила с места. Тень мужчины тоже стояла на ногах, тыкая в нее пальцем через стол. И причудливость этой сцены с пляшущими на освещенной стене тенями не скрывала ее тревожного характера.
– Эй! – выкрикнул Дик Маркхэм, с трудом понимая, против чего протестует.
Однако гневное возмущение этих фигур он ощущал так же ясно, как будто они стояли рядом. Тень Лесли Грант развернулась, и сама Лесли выскочила из шатра.
Дик побежал к ней, забыв, что все еще держит под мышкой винтовку. Он увидел, как она застыла – белая фигура в сумраке, – словно пытаясь овладеть собой.
– Лесли! Что случилось?
– Случилось? – эхом отозвалась она. Голос ее звучал спокойно и мягко, едва ли выбиваясь из обычной тональности.
– Что он тебе наговорил?
Дик скорее ощутил, чем увидел, как карие глаза с поразительно яркими белками под ниточками бровей впились в его лицо.
– Ничего он мне не наговорил! – возразила Лесли. – На самом деле мне кажется, что не так уж он и хорош. Обычная песня о счастливой жизни, неопасная болезнь – ничего серьезного, а еще письмо с приятными новостями.
– Тогда почему ты так перепугалась?
– Я не пугалась!
– Извини, дорогая. Но я видел твою тень на стенке шатра. – Тяготясь увиденным и волнуясь все сильнее, Дик принял решение. С трудом сознавая, что делает, он сунул винтовку в руки Лесли. – Вот, подержи минутку!
– Дик! Куда ты?
– Хочу сам посмотреть на этого типа.
– Но тебе нельзя!
– Почему это?
Вместо нее ответил дождь. Упало две-три крупные капли, а затем множество их пробежало по лужайке, как будто все деревья разом, шепча все настойчивее, уговорили наконец тучи пролиться дождем.
Поглядев по сторонам, Дик увидел, что до сих пор почти пустынные лужайки запружены народом, который бежал с крикетного матча, проводившегося на другой стороне поместья. Майор Прайс спешно собирал свои винтовки. Жестом позвав его и указав на Лесли, Дик коснулся ее руки.
– Иди к дому, – сказал он. – Я скоро. – После чего он откинул полог шатра и нырнул внутрь.
Из душных недр его резко ударил голос, высокий, певучий, делано гортанный.
– Сожалею! – произнес голос. – Но мои силы иссякли. Только что ушел последний клиент. Я не в состоянии больше принять сегодня ни одной леди и ни одного джентльмена.
– Все в порядке, сэр Харви, – сказал Дик. – Я пришел сюда не для того, чтобы узнать судьбу.
Затем они посмотрели друг на друга. Дик Маркхэм не понял, почему его собственный голос застрял в горле.
В замкнутом пространстве едва ли в шесть квадратных футов под потолком висела электрическая лампочка, прикрытая абажуром. Ее свет проходил через сияющий магический шар и падал на столик, накрытый бархатом сливового оттенка, добавляя нечто гипнотическое к удушливой атмосфере.
За столиком сидел предсказатель, тощий и сухопарый коротышка лет пятидесяти с небольшим, в белом льняном костюме и с красочным тюрбаном, наверченным на голову. Из-под тюрбана глядело интеллигентное лицо с острым носом, прямой линией рта, выпирающим подбородком и ужасно нахмуренным лбом. От уголков весьма примечательных глаз разбегались лучики морщин.
– Так вы меня знаете, – проговорил он нормальным голосом, сухим, словно у школьного директора. Он кашлянул, прочищая горло, потом кашлянул еще несколько раз, возвращаясь к верному тону.
– Правильно, сэр.
– Так чего же вы хотите, молодой человек? – Капли дождя ударили по шатру барабанной дробью.
– Я хочу знать, – ответил Дик, – что вы наговорили мисс Грант.
– Какой мисс?
– Мисс Грант. Той молодой леди, которая только что вышла от вас. Моей невесте.
– Ах, невесте…
Морщинистые веки встрепенулись. Майор Прайс говорил, что эта затея веселит сэра Харви Гилмэна. Необходимо обладать несколько сардоническим чувством юмора, подумал Дик, чтобы целый день провести в душной жаре, разговаривая с фальшивым акцентом и в качестве развлечения препарируя тех, кто сидит напротив. Однако сейчас не осталось даже намека на веселье.
– Скажите мне, мистер…
– Моя фамилия Маркхэм. Ричард Маркхэм.
– Маркхэм. – Взгляд «великого свами» как будто обратился внутрь. – Маркхэм. Кажется, в Лондоне я периодически вижу пьесы сочинения некоего Ричарда Маркхэма? Пьесы того сорта, который называют, как мне кажется, – он замялся, – психологическим триллером?
– Именно так, сэр.
– В которых анализируются, если я правильно помню, образ мысли и мотивы людей, совершающих преступления. Так это вы автор?
– Извлекаю из материала все, что могу, – сказал Дик, внезапно ощутив желание оправдаться под этим взглядом.
«Да, – подумал он, – старик доволен». Сэр Харви издал звук, который сошел бы за смешок, если бы он удосужился чуть приоткрыть рот. Однако лоб по-прежнему оставался нахмуренным.
– Не сомневаюсь, мистер Маркхэм. А фамилия этой леди, вы сказали…
– Грант. Лесли Грант. – Он произнес эти слова как раз в тот момент, когда разразилась гроза и дождь полил как из ведра. Он лупил по крыше шатра с таким гулким барабанным грохотом, что Дику пришлось перекрикивать шум. – Что это за загадки?
– А скажите-ка мне, мистер Маркхэм. Давно ли она живет здесь, в Шести Ясенях?
– Нет. Примерно полгода. Но в чем дело?
– Давно ли вы с ней помолвлены? Поверьте мне, у меня имеются причины для подобных вопросов.
– Мы обручились только вчера вечером. Но…
– Только вчера вечером, – повторил его собеседник без всякого выражения.
Лампочка под крышей шатра слегка покачивалась, отчего по поверхности хрустального шара скользили яркие всполохи. Грохот дождя усилился, перерастая в рев и заставляя дрожать парусиновые стенки. Сэр Харви Гилмэн, с интересом рассматривавший своего гостя из-за магического шара, развернул руку ладонью вверх и постучал костяшками пальцев, легонько и с ленцой, по покрытому бархатом столу.
– Еще один вопрос, молодой человек, – проговорил он заинтересованным тоном. – Откуда вы черпаете материал для своих пьес?
В любой другой момент Дик был бы только счастлив рассказать ему. Он был бы польщен, даже заикался бы от восторга. Он понимал, что, похоже, оскорбляет сейчас остроносого старого патологоанатома, даже настраивает его враждебно. Однако он достиг точки отчаяния.
– Да ради бога, в чем дело?
– Я просто соображаю, как лучше донести это до вас, – пояснил сэр Харви, первый раз демонстрируя проблески человечности. Он поднял глаза. – Вам известно, кто на самом деле эта так называемая Лесли Грант?
– И кто же она на самом деле?
– Полагаю, – произнес сэр Харви, – мне лучше сказать вам.
Сделав глубокий вдох, он поднялся со своего стула по другую сторону стола. И в этот миг Дик услышал треск винтовочного выстрела.
После чего мир погрузился в кошмар.
Хотя звук был негромкий, голова Дика была уже настолько забита винтовками и мишенями, что он увидел происходящее буквально во всех деталях.
Он увидел, как в стенке шатра появилась маленькая черная дырочка от пули и ткань вокруг нее начала сереть из-за просачивающейся влаги. Он увидел, как сэра Харви швырнуло вперед – словно от удара кулака, врезавшегося ему прямо под левую лопатку. Он увидел, в одной краткой вспышке, как невозмутимое выражение лица патологоанатома сменилось гримасой ужаса.
Столик и человек едва не повалились на Дика. Но у него не было времени даже для того, чтобы протянуть руку, когда все это с грохотом приземлилось рядом с ним. Рука самого сэра Харви судорожно подергивалась, он увлек за собой покрывало со стола, и магический шар с глухим стуком упал на утоптанную траву. А затем, когда Дик увидел, как призрак кровавого пятна обретает форму и густеет на ткани белого льняного костюма, снаружи донесся ясный голос:
– Майор Прайс, я ничего не могла поделать!
Это был голос Лесли.
– Мне ужасно жаль, но я ничего не могла поделать! Зачем Дик вообще дал мне это ружье! Меня кто-то тронул за руку, а палец у меня лежал на спусковом крючке, и винтовка сама выстрелила! – Голос звучал где-то совсем близко, и даже сквозь шум дождя в нем угадывалась страдальческая мягкость и искренность. – Я… я надеюсь, ни в кого не попала?
Глава третья
В тот вечер, в половине десятого, когда июньские сумерки сгущались за окнами, Дик Маркхэм метался по кабинету в своем доме на окраине Шести Ясеней.
– Вот если бы еще не думать, – говорил он самому себе, – я был бы в полном порядке. Но как же я могу не думать?
Это же факт, что тень сэра Харви Гилмэна отчетливо вырисовывалась на стенке шатра – идеальная мишень, если бы кто-то хотел его застрелить.
«Но то, о чем ты думаешь, просто невозможно!»
– Всему этому делу, – втолковывал он себе, – найдется самое простое объяснение, если ты перестанешь пороть горячку. Прежде всего необходимо избавиться от этой паутины подозрений, от этих безобразных липких нитей, которые опутывают разум и нервы, и тебе уже кажется, что на конце каждой болтается по пауку. Ты любишь Лесли. Все остальное вообще не имеет никакого значения.
«Лжец!
Майор Прайс уверен, что выстрел произошел случайно. Того же мнения придерживается доктор Миддлсворт. И Эрншоу, банковский управляющий, который так неожиданно появился, когда сэр Харви Гилмэн рухнул с засевшей в нем пулей. И только ты один…»
Дик перестал метаться и медленно обвел взглядом кабинет, где написал столько страниц, удачных и не очень.
На столе горели лампы под шарообразными абажурами, заливая золотистым светом уютный беспорядок и отражаясь в рядах ромбовидных стекол в окнах. Имелся здесь и камин из темного кирпича, украшенный белым узором над полкой. На стенах висели вставленные в рамки театральные фотографии и пестрые афиши – из Театра комедии, театра «Аполлон», театра Святого Мартина, – объявлявшие о пьесах Ричарда Маркхэма.
С одной стены смотрела «Ошибка отравителя», с другой – «Переполох в семействе». Попытки постичь разум преступника, увидеть жизнь его глазами, проникнуться его чувствами. Афиши занимали те участки стены, которые еще не были захвачены книжными шкафами, вмещавшими труды по разным патологиям и криминальной психологии.
Была и конторка с пишущей машинкой, сейчас закрытой чехлом. А еще вращающаяся книжная полка с разными справочниками. Стояли туго набитые кресла и пепельницы на высоких ножках. На окнах висели пестрые ситцевые занавески, на полу лежали пестрые лоскутные коврики. Это была башня из слоновой кости Дика Маркхэма, настолько удаленная от большого мира, насколько и сама деревня Шесть Ясеней.
И даже название переулка, в котором он жил…
Он закурил очередную сигарету, глубоко затягиваясь в нелепой попытке вызвать у себя головокружение. Он все еще затягивался, когда зазвонил телефон.
Дик схватил трубку так поспешно, что едва не сбил аппарат на пол.
– Алло, – произнес настороженный голос доктора Миддлсворта.
Прокашлявшись, Дик отложил сигарету на край стола, чтобы взять трубку обеими руками.
– Как там сэр Харви? Он жив?
Последовала короткая пауза.
– О да. Он жив.
– А с ним… он выздоровеет?
– О да. Он будет жить.
Дик ощутил головокружительный прилив облегчения, как будто камень свалился с души, на лбу выступили капельки пота. Он взял сигарету, машинально сделал несколько затяжек, затем швырнул окурок в камин.
– Дело в том, – продолжал доктор Миддлсворт, – что он хочет вас видеть. Вы не могли бы прийти к нему прямо сейчас? Тут всего-то несколько сотен ярдов, потому я подумал…
Дик уставился на телефонный аппарат:
– А ему позволено принимать посетителей?
– Да. Сможете прийти прямо сейчас?
– Уже иду, – сказал Дик, – только сперва позвоню Лесли и расскажу ей, что все в порядке. Она названивает мне весь вечер и едва не сходит с ума.
– Я знаю. Сюда она названивает тоже. Однако… – в голосе доктора звучала уже не просто тень сомнения, – он настаивает, чтобы вы не делали этого.
– Не делал чего?
– Не звонили Лесли. Не сейчас. Он объяснит, что имеет в виду. И пока что, – доктор снова ощутимо замялся, – никого с собой не приводите и никому не рассказывайте о том, что я только что вам сообщил. Обещаете?
– Хорошо, хорошо!
– Даете слово чести, что не станете?
– Да.
Дик медленно, пристально глядя на телефон, словно в надежде, что тот нечаянно выдаст тайну, положил трубку. Перевел взгляд на стеклянные ромбики в окнах. Гроза давно уже отбушевала, наступил ясный звездный вечер, дурманящие ароматы мокрой травы и цветов успокаивали истерзанный разум.
А в следующий миг он развернулся на месте, звериным чутьем ощутив чужое присутствие, и увидел, что из дверей кабинета на него смотрит Синтия Дрю.
– Привет, Дик, – улыбнулась Синтия.
Дик Маркхэм поклялся себе, поклялся самой страшной клятвой, что не ощутит неловкости, когда увидит эту девушку в следующий раз, что не станет прятать от нее глаза, не испытает это доводящее до исступления чувство, будто бы он совершил какую-то низость. Не вышло.
– Я постучала в переднюю дверь, – пояснила она, – но, похоже, меня никто не услышал. А дверь была открыта, поэтому я и вошла. Ты не против?
– Нет, конечно нет!
Синтия тоже не смотрела ему в глаза. Разговор как будто иссяк, пересохший поток разделял их, пока она не решилась высказать, что у нее на уме.
Синтия была из числа тех пышущих здоровьем бесхитростных девушек, которые часто смеются, но все же по временам кажутся не такими простыми, как их более легкомысленные сестры. Она была, безусловно, хорошенькая: белокурые волосы, голубые глаза, прекрасный цвет лица и ровные зубы. Она стояла, вертя ручку на двери кабинета, а потом – раз! – и стало видно, как она приняла какое-то решение.
Можно было догадаться не только о том, что́ она скажет, но и как именно она это скажет. Синтия поглядела прямо на него. Сделала глубокий вдох. Она была одета в розоватый джемпер, выгодно подчеркивавший ее фигуру, коричневую юбку, чулки цвета загара и туфли. Она шагнула вперед с просчитанной импульсивностью и протянула руку:
– Я слышала о вас с Лесли. Очень рада, надеюсь, вы оба будете ужасно счастливы.
А ее глаза в то же время говорили: «Не думала, что ты способен на такое. Это, разумеется, не имеет значения, и ты же видишь, что я веду себя как паинька, однако я все же надеюсь, ты понимаешь, насколько это низко с твоей стороны?»
(О, черт побери!)
– Спасибо, Синтия, – ответил он вслух. – Мы и сами очень рады.
Синтия засмеялась и тут же, как будто осознав неуместность этого смеха, умолкла.
– На самом деле я пришла не за этим, – продолжала она, невольно краснея, – а из-за этой ужасной истории с сэром Харви Гилмэном.
– Да.
– Это ведь сэр Харви Гилмэн, так? – Она кивнула на окна, продолжая торопливо говорить. Не будь Синтия такой основательной девушкой, можно было бы сказать, что есть в ней и порывистость, и живость. – Я имею в виду того человека, который несколько дней назад поселился в старом коттедже полковника Поупа и вел себя так таинственно, что даже смог сыграть предсказателя будущего. Это же сэр Харви Гилмэн?
– Да. Все правильно.
– Дик, что случилось сегодня днем?
– Разве тебя там не было?
– Нет. Но говорят, он при смерти.
Дик уже собирался ответить, но вовремя одернул себя.
– Говорят, это был несчастный случай, – продолжала Синтия. – И пуля попала сэру Харви чуть ли не в сердце. Майор Прайс и доктор Миддлсворт подняли его и отнесли в машину, чтобы привезти сюда. Бедняжка Дик!
– С чего это ты жалеешь меня?
– Лесли – чудесная девушка, – она произнесла это с такой очевидной и неприкрытой искренностью, что он ни на секунду не усомнился, – однако… не надо было давать ей винтовку. Правда, не стоило. Она не умеет обращаться с прозаическими вещами. Майор Прайс говорит, что сэр Харви в коме и умирает. Ты ничего не слышал от доктора?
– Э-э… нет.
– Все страшно расстроены. Миссис Миддлсворт говорит, это лишь доказывает, что не нужно было устраивать тир. Миссис Прайс довольно резко ей возразила, ведь тиром занимался майор. Но в самом деле, такая жалость, хотя святой отец подсчитал, что мы собрали со всей ярмарки больше сотни фунтов. А народ начинает распускать самые нелепые слухи.
Синтия стояла рядом с конторкой для пишущей машинки, рассеянно поднимая разбросанные рядом книги, чтобы тут же положить обратно, и говорила, чуть задыхаясь. У нее самые добрые намерения, подумал Дик; она такая чертовски прямодушная, дружелюбная и милая. И все же одна проблема, проблема сэра Харви Гилмэна, терзала его, как начал терзать и голос Синтии.
– Послушай, Синтия. Я прошу прощения, но мне надо уйти.
– Никто не видел лорда Эша и не спросил, что думает он. Правда, мы же очень редко его видим, да? Кстати, почему лорд Эш всегда так странно смотрит на бедняжку Лесли в тех редчайших случаях, когда они все же встречаются? Леди Эш… – Синтия умолкла, словно очнувшись. – Что ты сказал, Дик?
– Мне надо уйти.
– К Лесли? Ну конечно!
– Нет. Выяснить, что происходит в доме по соседству. Со мной хочет поговорить доктор.
Синтия тут же выразила готовность помочь:
– Я иду с тобой, Дик. Все, чем могу, я…
– Нет же, Синтия, я должен пойти один!
Он как будто влепил ей пощечину.
Вот теперь он точно законченная свинья. Ну что поделать!
После краткого молчания Синтия рассмеялась: тот же негодующий презрительный смешок, который он слышал у нее на теннисном корте, когда кто-то, выйдя из себя, швырнул оземь ракетку. Она смотрела на него пристально, в глазах читалась тревога.
– Ты такой темпераментный, Дик, – произнесла она прочувствованно.
– Я не темпераментный, черт подери! Просто…
– Все писатели такие, мне кажется. От них этого ждут. – Она отмахнулась от этой черты характера, как от чего-то недоступного ее пониманию. – Только, что самое забавное, с тобой писательство как-то не ассоциируется. Я хочу сказать, ты спортивный, в крикет хорошо играешь и все такое. В смысле… ой, милый! Вот, снова я начинаю! Пора меня уже выставлять.
Она не отрывала от него взгляда. Разрумянившись, ее безмятежное лицо с голубыми глазами стало почти прекрасным.
– Но ты всегда можешь рассчитывать на меня, дружище, – прибавила она.
Потом она ушла.
Извиняться теперь уже поздно. Главный злодей этой пьесы выждал достаточно, чтобы девушка успела дойти до деревни. После чего сам вышел из дома.
Широкий деревенский переулок пролегал с востока на запад, петляя между деревьями и неогороженными полями. Вдоль одной стороны тянулась невысокая каменная стена, обозначавшая границы парка Эш-холла, на другой стороне, разнесенные друг от друга более чем на сто ярдов, стояли три коттеджа.
Первый принадлежал Дику Маркхэму. Второй пустовал. Третий, дальше всех сдвинутый на восток, был сдан вместе со всей обстановкой таинственному приезжему. Все эти дома в Виселичном переулке вызывали живой интерес у гостей. Каждый стоял на порядочном удалении от дороги, и экзотичности им добавляли электрические счетчики, включавшие свет за шиллинги, и отсутствие централизованной канализации.
Когда Дик шагнул в переулок, он услышал, как церковные часы вдалеке на западе пробили десять. Переулок расплывался в сумеречном свете, хотя казался не таким темным, как небосвод со звездным узором, который выглядел так, словно на него смотрели со дна колодца. Ночные ароматы и ночные шорохи отчего-то воспринимались здесь особенно явственно. Приближаясь к последнему дому в ряду, Дик бежал вслепую.
Темно.
Или почти темно.
На другой стороне дороги, напротив коттеджа Поупа, к стене парка вплотную подступала березовая роща. А к самому коттеджу примыкал фруктовый сад, чуть протянувшийся вдоль переулка на восток. В этом месте даже днем было сумрачно, влажно и полно ос. Ночью же Дик вообще не видел дома, если не считать полос света, пробивавшихся в щели между плохо задернутыми занавесками на двух окнах, выходивших на дорогу.
Его, должно быть, услышали или заметили, как он, спотыкаясь, идет вдоль сада. Доктор Миддлсворт открыл парадную дверь и впустил его во вполне современную прихожую.
– Слушайте, – сказал доктор без всяких вступлений. Он говорил своим привычным мягким тоном, но был настроен решительно. – Я не смогу и дальше притворяться. Просто нечестно просить меня об этом.
– Как притворяться? Насколько сильно пострадал старик?
– В том-то все и дело. Он вообще не пострадал.
Дик с мягким стуком прикрыл входную дверь и развернулся.
– Он потерял сознание от шока, – продолжал объяснять доктор Миддлсворт, – так что, разумеется, все решили, он при смерти или уже умер. Я и сам не был уверен, пока не привез его сюда и не осмотрел как следует. Однако, если пуля не угодит вам прямо в сердце или в голову, двадцать второй калибр обычно не особенно опасен для человека.
Слабый проблеск веселья промелькнул в добрых глазах доктора Миддлсворта под нахмуренным лбом. Доктор поднял руку и потер лоб.
– Когда я извлек пулю, он очнулся и стал ругаться на чем свет стоит. Майор Прайс сильно удивился. Он увязался за мной, хотя я всеми силами старался от него отделаться.
– И что же?
– У сэра Харви всего лишь повреждение мягких тканей. Он даже крови почти не потерял. Спина у него поболит несколько дней, но, за исключением этого, он здоровехонек.
Дику потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить услышанное.
– А вам известно, – спросил он, – что Лесли Грант буквально с ума сходит? Она-то считает, что убила его.
Всякая веселость схлынула с лица Миддлсворта.
– Да. Знаю.
– Тогда к чему все это?
– Когда майор Прайс уходил, – отвечал доктор, избегая прямого ответа, – сэр Харви взял с него обещание никому ничего не рассказывать. Сэр Харви дал понять, что лучше всего поддерживать слухи, будто бы он в коме и долго не протянет. Однако, зная майора, сомневаюсь, что тайна сохранится надолго.
Эмоции распирали Хью Миддлсворта настолько, что он сделался почти говорливым.
– В любом случае, – посетовал он, – я молчать не смогу. Я его предупредил. Это проявление непрофессионализма. Это неэтично. Кроме того…
И снова, как уже было сегодня днем, доктор раскрыл рот, чтобы что-то сказать или предположить, но затем передумал.
– Только вы так и не ответили на мой вопрос, доктор! К чему все это?
– Он не сказал майору. Он не сказал мне. Возможно, скажет вам. Пойдемте.
Миддлсворт резко протянул руку и повернул ручку двери слева, приглашая Дика войти первым. Он оказался в гостиной, просторной, несмотря на довольно низкий потолок, с двумя окнами, выходившими в переулок. В самом центре комнаты стоял большой письменный стол, прямо над которым висела лампа. А в кресле рядом со столом, выпрямившись, чтобы не касаться спинки, сидел предсказатель будущего, только уже без своего наряда.
Лицо Харви Гилмэна было настолько угрюмо, что ни для каких других эмоций места не осталось. Дик отметил про себя, что нам нем пижама и халат. Лысая голова без тюрбана, скептический взгляд, острый нос, жесткая сардоническая линия рта. Сэр Харви оглядел Дика с головы до ног.
– Раздражены, мистер Маркхэм?
Дик ничего не ответил.
– Хотя на самом деле, – продолжал сэр Харви, – раздражаться следует мне. – Он выгнул спину дугой, сморщился, плотно сжал губы, прежде чем снова раскрыть рот. – Я предложил провести небольшой эксперимент. Но вот доктор, по-видимому, не одобряет. Надеюсь, что одобрите вы, когда выслушаете мои доводы. Нет, доктор, останьтесь с нами.
На краю пепельницы на письменном столе лежала наполовину выкуренная сигара. Сэр Харви взял ее.
– Поймите меня правильно! – настаивал он. – Мне плевать на абстрактную справедливость. Я палец о палец не ударю, чтобы заложить кого-нибудь полиции. Однако я чрезвычайно любознателен. И хочу найти, пока еще жив, ответ на одну из немногих загадок, перед которой спасовал даже мой друг Гидеон Фелл.
Если вы согласитесь мне помочь, мы могли бы подготовить ловушку. Если нет… – Он взмахнул сигарой, сунул ее в рот и обнаружил, что она безнадежно потухла. В его манере явственно сквозила мстительность. – Теперь о женщине, так называемой Лесли Грант.