
Пока смерть не разлучит нас
У Дика наконец прорезался голос:
– Давайте уточним, сэр. О чем вы начали мне рассказывать перед тем, как все это случилось?
– Насчет женщины, – продолжал его собеседник неспешно. – Вы же влюблены в нее, я полагаю? Или думаете, что влюблены?
– Я знаю, что влюблен.
– Какая незадача! – сухо проговорил сэр Харви. – Впрочем, такое уже случалось раньше. – Он повернул голову, чтобы взглянуть на настольный календарь, показывавший четверг, 10 июня. – Ответьте мне. Она, случайно, не приглашала вас к себе домой на ужин на этой неделе или, может, на следующей, чтобы отпраздновать событие?
– На самом деле – да. Завтра вечером. Но…
Сэр Харви явно встревожился:
– Так значит, завтра?
Перед мысленным взором Дика явственно возник образ Лесли, стоявшей на фоне своего дома на другом конце Шести Ясеней. Лесли, с ее мягким характером. Лесли, с ее непрактичностью. Лесли, с ее утонченностью. Лесли, которая ненавидит показную роскошь в любом ее проявлении, никогда не красит губы, не носит украшений и броской одежды. Но вся ее скромность и застенчивость спасовали перед натиском природы, сделавшей ее теперь, когда она была влюблена, до крайности безрассудной во всех ее суждениях и поступках.
Все это пронеслось в его сознании, пока перед глазами стояло ее лицо, дышавшее страстью и благородством, не отпускавшее его. Он поймал себя на том, что почему-то срывается на крик.
– Я больше не в силах это выносить! – заявил он. – Что означает вся эта чепуха? Что за обвинения вы выдвигаете? Вы пытаетесь мне сказать, что ее зовут вовсе не Лесли Грант?
– Именно, – отвечал сэр Харви. Он поднял глаза. – Ее настоящая фамилия Джордан. И она отравительница.
Глава четвертая
Повисла пауза, в которую можно было запросто досчитать до десяти. Когда Дик все же ответил, ощущение было такое, словно смысл слов ускользает от него. Он произнес без всякого гнева, даже несколько буднично:
– Это абсурд.
– Почему это абсурд?
– Эта девчушка?
– Этой, как вы говорите, девчушке сорок один год.
Под локтем Дика стоял стул. Он опустился на него. Полковник Поуп, владелец коттеджа, превратил обветшавшую гостиную в место спокойного отдыха. От трубочного дыма белые оштукатуренные стены приобрели сероватый оттенок, а дубовые балки слегка закоптились. По стенам тянулся ряд гравюр на военную тематику начала и середины девятнадцатого столетия, сцены сражений и мундиры немного выцвели от времени, но все еще смотрелись живо. Дик уставился на эти картинки, и они расплылись перед глазами.
– Вы мне не верите, – тихо сказал сэр Харви. – Другого я и не ожидал. Однако я позвонил в Лондон. Завтра сюда прибудет человек из Скотленд-Ярда, который хорошо ее знает. Он привезет с собой фотографии и отпечатки пальцев.
– Погодите минутку! Прошу вас.
– Да, молодой человек?
– И что же, по вашему убеждению, натворила Лесли?
– Она отравила трех человек. Двое были ее мужьями, именно отсюда у нее деньги. А третий…
– Какими еще мужьями?
– Неужели это коробит вашу романтическую душу? – удивился сэр Харви. – Ее первым мужем был американский юрисконсульт по имени Бертон Фостер. Второй, Дэвис, торговал хлопком на бирже в Ливерпуле, вот его имя я позабыл. Оба были людьми зажиточными. А третья жертва, как мне говорили…
Дик Маркхэм прижал ладони к вискам.
– Боже! – произнес он. И неожиданно с этим кратким словом из него вырвалось все скопившееся в душе недоверие, весь протест, все ошеломленное недоумение. Ему не хотелось ничего знать, а хотелось вычеркнуть из жизни последние тридцать секунд.
Сэру Харви хватило милосердия выказать озабоченность и отвести глаза.
– Мне жаль, молодой человек, – он бросил потухшую сигару в пепельницу, – но так оно и есть. – Затем он окинул Дика проницательным взглядом. – И если вы считаете…
– Продолжайте! Что я считаю?
Рот его собеседника скривился в еще более сардонической усмешке.
– Вы сочиняете психологическую чепуху, исследуя сознание убийц. Мне нравятся подобные сочинения, и я охотно в этом признаюсь. Мои коллеги считают, что у меня довольно странное чувство юмора. Но если вы полагаете, что я что-то выдумываю и устраиваю какой-то замысловатый розыгрыш ради восстановления справедливости, выбросите эту мысль из головы. Уж поверьте, ни о каком розыгрыше и речи не идет.
И спустя несколько мгновений Дик в этом убедился.
– Эта женщина, – отчетливо проговорил сэр Харви, – закоренелая преступница. И чем скорее вы смиритесь с этой мыслью, тем скорее придете в себя. И тем безопаснее для вас.
– Безопаснее?
– Именно об этом я и толкую. – Лоб сэра Харви снова прорезали безобразные морщины. Он заерзал в кресле, пытаясь устроиться поудобнее, а потом сердито замер, пронзенный болью.
– Впрочем, есть один тревожный момент, – продолжал он. – По моему мнению, эта женщина не слишком умна. Однако же она повторяет, повторяет и повторяет свои преступления и выходит сухой из воды! Она изобрела некий способ убийства, который поставил в тупик и Гидеона Фелла, и меня.
Первый раз слово «убийство» прямо прозвучало в отношении Лесли. Из-за него разверзлись новые пропасти, новые двери в чертоги зла распахнулись. Дик по-прежнему пребывал в недоумении.
– Погодите еще немного! – потребовал он. – Минуту назад вы что-то говорили об отпечатках пальцев. Вы хотите сказать, она была под судом?
– Нет. Отпечатки пальцев были сняты неофициально. Она никогда не была под судом.
– Вот как? Тогда откуда же вам знать, что она виновна?
Раздражение заострило черты лица его собеседника.
– Неужели вы не можете поверить мне на слово, мистер Маркхэм, пока из Скотленд-Ярда не прибудет наш друг?
– Я этого не говорил. Я спросил, почему вы выдаете это за факт. Если Лесли виновна, почему же полиция ее не арестовала?
– Потому что не смогла доказать ее вину. Три случая, заметьте! И ни разу они не сумели найти доказательств.
И снова патологоанатом из Министерства внутренних дел, не замечая того, попытался сесть поудобнее. И снова его пронзила боль. Однако сейчас он не обратил на нее внимания. Он едва ли ее заметил. Он барабанил пальцами по туго набитым подлокотникам кресла. Его глаза с озорным огоньком впились в Дика Маркхэма, и язвительно-насмешливое выражение в них граничило с восхищением.
– Полиция, – продолжал он, – сообщит вам все точные даты и подробности. Я могу лишь рассказать то, что мне известно из личных наблюдений. Попрошу вас не перебивать меня больше необходимого.
– Итак?
– Первый раз я столкнулся с этой леди тринадцать лет назад. Наше так называемое правительство тогда еще не удостоило меня титула рыцаря. Я еще не был главным патологоанатомом Министерства. И я часто выезжал на дела в качестве судебно-медицинского эксперта. И вот одним зимним утром – повторюсь, точные даты назовет полиция – мы узнали, что американский гражданин по фамилии Фостер найден мертвым у себя в гардеробной, смежной со спальней, в доме на Гайд-парк-гарденс. Я отправился на место со старшим инспектором Хэдли, теперь суперинтендантом Хэдли.
Мы решили, что перед нами очевидное самоубийство. Жены покойного в ту ночь не было дома. Труп обнаружили полусидящим на диване у маленького столика в гардеробной. Причиной смерти стала синильная кислота, введенная в левое предплечье с помощью шприца, найденного тут же на полу рядом с ним. – Сэр Харви выдержал паузу.
Довольно жестокая усмешка прорезала морщинистую кожу вокруг рта.
– В процессе ваших изысканий, мистер Маркхэм, – он растопырил пальцы, – ваших, скажем так, изысканий, вы наверняка сталкивались с синильной, или цианистоводородной, кислотой. Проглоченная, она вызывает острую боль, но действует очень быстро. Впрыснутая в кровь, она так же вызывает острую боль, но действует молниеносно.
В случае с Фостером самоубийство казалось несомненным. Ни один человек в здравом уме не позволит убийце сделать себе инъекцию, аккуратно попав в вену, когда синильная кислота уже с десяти шагов разит горьким миндалем. Окна в гардеробной были заперты изнутри. Дверь не только была на засове, но еще и подперта ужасно тяжелым комодом, придвинутым специально. Слуги с большим трудом сумели войти в комнату.
Мы успокаивали сраженную горем вдову, которая только что вернулась домой и в изнеможении проливала потоки слез. Горе такого деликатного создания очень трогало.
Дик Маркхэм изо всех сил цеплялся за здравый смысл.
– И эта вдова, – произнес он, – была…
– Это была женщина, которая называет себя Лесли Грант. Да.
И снова повисло молчание.
– Теперь мы подходим к одному из тех совпадений, которые ошибочно считаются обычными для художественной литературы, но не в реальной жизни. Спустя пять лет, где-то по весне, я случайно оказался в Ливерпуле, давал показания на выездной сессии суда. Хэдли тоже был там, и совершенно по другому поводу. Мы столкнулись с ним в здании суда, где встречались с местным суперинтендантом полиции. И тот заметил как-то к слову…
Здесь сэр Харви поднял глаза.
– Он сказал: «Крайне любопытное самоубийство случилось на Принц-парк-уэй. Мужчина сделал себе инъекцию цианистоводородной кислоты. Человек уже не молодой, но денег куры не клюют, отменное здоровье, никаких проблем. И все же сомнений в самоубийстве нет. Дело уже закрыто». Он кивком указал на коридор. И мы увидели, как по грязному коридору идет женщина в черном в сопровождении сочувствующих. Я весьма закаленный человек. На меня не так просто произвести впечатление. Однако никогда не забуду выражение лица Хэдли, когда он обернулся и произнес: «Боже мой, опять эта женщина».
Слова были совсем просты. И все же запечатлевались невыносимо ярко.
Когда сэр Харви Гилмэн в задумчивости умолк, доктор Миддлсворт потихоньку прошел через комнату, обогнул большой письменный стол и уселся в скрипучее плетеное кресло у окна.
Дик слегка вздрогнул. Он совершенно забыл о докторе. Но даже теперь Миддлсворт не стал ничего комментировать или вступать в разговор. Он просто скрестил длинные ноги, уперся локтем в подлокотник кресла и опустил подбородок на ладонь, задумчиво уставившись на абажур лампы над столом.
– Вы хотите сказать, – буркнул Дик Маркхэм, – пытаетесь сказать мне, что это снова была Лесли? Моя Лесли?
– Ваша Лесли. Да. Слегка подержанная.
Дик начал было подниматься со стула, но затем сел обратно.
Хозяин дома вовсе не желал его оскорбить. Было ясно, что он просто старается, словно хирург, вырезать острым скальпелем из тела Дика Маркхэма то, что считал злокачественной опухолью.
– Тогда, – прибавил он, – полиция действительно начала расследование.
– И с каким результатом?
– Да с тем же, что и прежде.
– Они доказали, что она не могла этого сделать?
– Минуточку. Они доказали, что не могут этого доказать. Как и в случае с Фостером, жены в ту ночь не было дома…
– Алиби?
– Никакого надежного алиби нет. Но в нем и не было необходимости.
– Продолжайте же, сэр Харви.
– Мистера Дэвиса, брокера из Ливерпуля, – продолжал тот, – нашли лежащим поперек стола в его так называемой «берлоге». И снова комната оказалась запертой изнутри.
Дик прижал руку ко лбу.
– Надежно? – уточнил он.
– Окна были не только заперты, но еще и закрыты деревянными ставнями. Дверь на двух засовах – новенькие, тугие задвижки, которые невозможно взломать, – один сверху, другой снизу. Дом был большой, богатый и старомодный, в комнате можно запросто держать осаду, словно в замке. Но и это еще не все.
Дэвис, как оказалось, в молодости работал фармацевтом. Ему был прекрасно знаком запах синильной кислоты. Он никак не мог случайно впрыснуть себе в руку эту дрянь или позволить кому-то сделать инъекцию, поверив, будто это безобидная жидкость. Если это не самоубийство, значит убийство. Однако не было никаких следов борьбы, он не был ничем одурманен. Дэвис был толстым пожилым мужчиной, но при этом он был еще и сильным, он не стал бы кротко подставлять себя под иглу, источавшую запах синильной кислоты. И комната оставалась запертой изнутри.
Сэр Харви поджал губы, склонил голову набок, словно восхищаясь нарисованной картиной.
– Сама простота дела, джентльмены, доводила полицию до исступления. Они были уверены, что это убийство, однако ничего не могли доказать.
– Что, – начал Дик, стараясь подавить черные мысли, – что Лес… Я хочу сказать, что сказала на это его жена?
– Она, разумеется, отрицала, что это убийство.
– Да, но что она при этом говорила?
– Она просто смотрела огромными, полными ужаса глазами. Говорила, что не в силах этого понять. Она признала, что была замужем за Бертоном Фостером, но сказала, что все случившееся – это чудовищное совпадение или какая-то ошибка. Что могла ответить на это полиция?
– Они предприняли что-нибудь еще?
– Собрали сведения о ней, само собой. Те крохи, какие удалось отыскать.
– И что же?
– Они попытались препоручить ее мне, – ответил сэр Харви. – Но ничего не получилось. Ее никак не удалось связать с отравлением. Она вышла за Дэвиса под фальшивой фамилией, но это не считается незаконным, если речь не идет о двоемужии или подлоге. А ничего такого не было. Точка.
– Что же потом?
Патологоанатом вздернул плечи и снова поморщился. Ранение или же вызываемые им ощущения начали выводить его из себя.
– Финал ее пути я могу обрисовать весьма кратко. Своими глазами я этого уже не видел. И Хэдли тоже. Миловидная молодая вдова, теперь обладавшая значительным состоянием, попросту исчезла. Я почти забыл о ней. А три года назад один мой друг, живущий в Париже, которому я когда-то рассказал историю этой дамы в качестве классического примера, прислал мне вырезку из одной французской газеты.
В статье говорилось о прискорбном самоубийстве на авеню Георга Пятого. Жертвой был месье Мартин Белфорд, молодой англичанин, который снимал там квартиру. Оказалось, он только что обручился с некой мадемуазель Лесли-как-бишь-ее – фамилию я позабыл, – у которой дом на авеню Фош.
Через четыре дня после помолвки он ужинал у своей невесты, чтобы отпраздновать событие. Из ее дома вышел в одиннадцать ночи, явно в наилучшем расположении духа и совершенно здоровый. Отправился к себе. На следующее утро был обнаружен мертвым в собственной спальне. Нужно ли мне рассказывать о сопутствующих обстоятельствах?
– Все то же самое?
– В точности. Комната заперта, как водится во Франции, на все запоры. Синильная кислота впрыснута под кожу.
– А потом?
Сэр Харви всматривался в прошлое.
– Я отправил вырезку Хэдли, который связался с французской полицией. Даже их трезвомыслящие специалисты не желали видеть ничего, кроме самоубийства. Газетные репортеры, которым там позволено больше вольностей, чем у нас, называли все это трагедией и печалились по поводу мадемуазель: «Cette belle anglaise, très chic, très distinguée»[1]. Они высказывали предположение, что между влюбленными произошла размолвка, которую не хочет признавать мадемуазель, и в приступе отчаяния мужчина, вернувшись домой, убил себя.
Доктор Миддлсворт в своем скрипучем плетеном кресле вынул трубку и продул черенок.
Ему просто требовалось что-нибудь сделать, догадался Дик, чтобы снять напряжение. И именно присутствие доктора, олицетворявшего Шесть Ясеней и нормальность, придавало всему делу такой гротескный характер. Лица миссис Миддлсворт, миссис Прайс, леди Эш и Синтии Дрю проплывали перед мысленным взором Маркхэма.
– Послушайте, – взорвался Дик, – все это попросту невозможно.
– Разумеется, – согласился сэр Харви. – Но это случилось.
– Я хочу сказать, должно быть, это все-таки самоубийства!
– Вполне вероятно, что так. – Его собеседник не терял своего вежливого тона. – Или, может быть, нет. Однако же полно, мистер Маркхэм. Давайте смотреть фактам в лицо! Как бы вы их ни истолковывали, неужели все это не кажется вам хоть сколько-нибудь подозрительным? Хотя бы немного сомнительным?
Дик мгновение молчал.
– Не кажется, мистер Маркхэм?
– Ну хорошо. Кажется. Но я не согласен, что обстоятельства во всех случаях одинаковы. Этот человек из Парижа… как его звали?
– Белфорд.
– Да, Белфорд. Вы сказали, что она не вышла за него?
– Всегда все примеряете на себя, да? – вопросил сэр Харви, глядя на него с некоторым профессиональным интересом и удовлетворением. – А о смертях и отравлениях не думаете вовсе. Просто представляете себе эту женщину в объятиях другого мужчины.
Это было настолько в точку, что Дик Маркхэм разъярился. Однако постарался сохранить достоинство.
– Она же не вышла за этого парня, – настаивал он. – Неужели она получила какую-то выгоду от его смерти?
– Нет. Ни пенни.
– Тогда где же мотив?
– Да черт побери, старина! – воскликнул сэр Харви. – Неужели вы не понимаете, что к этому моменту она уже не могла удержаться?
Неуклюже, с большой опаской, он положил ладони на подлокотники кресла и рывком поднялся на ноги. Доктор Миддлсворт начал вставать с места, протестуя, однако их хозяин лишь отмахнулся от него. Он сделал несколько шагов взад и вперед по потертому ковру.
– Вам же такое знакомо, молодой человек. Вы ведь занимаетесь этим профессионально. Отравитель никогда не останавливается. Отравитель не может остановиться. Это превращается в болезнь, источник извращенного переживания – более сильного и куда более волнующего, чем все, что знает психология. Отравление! Власть над жизнью и смертью! Это же вам известно, не так ли?
– Да. Известно.
– Отлично! В таком случае взгляните на это дело с моей точки зрения.
Он с опаской протянул руку за спину, чтобы коснуться раны.
– Я приехал сюда на лето, чтобы восстановить силы. Я устал. Мне необходим отдых, и я попросил как о большом одолжении сохранить мою личность в секрете, потому что каждый дурак тут же начинает спрашивать меня о криминальных делах, которые мне уже осточертели.
– Лесли… – начал Дик.
– Не перебивайте меня. Они сказали, что сохранят мою тайну, если я соглашусь сыграть на ярмарке предсказателя будущего. Очень хорошо. Я не возражал. На самом деле мне даже понравилось. У меня появилась возможность наблюдать человеческую природу и приводить в изумление глупцов.
Он воздел палец, требуя тишины.
– И что же? В мой шатер входит убийца, которую я не видел со времен того дела в Ливерпуле. Причем она ни на день не постарела, заметьте, выглядит в точности так же, как в нашу первую встречу! Я воспользовался возможностью (а кто бы устоял?) внушить ей страх Божий.
И не успел я глазом моргнуть, как она уже пытается убить меня из винтовки. Это не обычное для нее «самоубийство в запертой комнате». Дырка от пули в стене не оставляет подобной возможности. Нет, леди просто потеряла голову. А почему? Я начал догадываться об этом еще до того, как она выстрелила в мою тень. Потому что она затевает маленькую вечеринку с отравлением для кого-то другого. Иными словами, – он кивнул на Дика, – для вас.
И снова повисло молчание.
– И не говорите мне теперь, что вас не осенила подобная мысль, – скептически заявил сэр Харви, с сомнением качнув головой. – Не говорите, что эта идея даже не приходила вам в голову.
– Не буду. Еще как приходила.
– Вы верите в то, о чем я рассказал вам?
– Да, я верю в вашу историю. Однако тут явно какая-то ошибка… если это была вовсе не Лесли…
– Но отпечатки пальцев станут для вас убедительным доказательством?
– Да. Мне придется поверить.
– Но пока, даже зная все, вы по-прежнему не верите, что она попытается вас отравить?
– Нет, не верю.
– Почему же? Думаете, в вашем случае она сделает исключение?
Ответа не последовало.
– Думаете, что она наконец-то влюбилась по-настоящему?
Ответа не последовало.
– Даже если предположить, что это правда, вы все равно собираетесь на ней жениться?
Дик встал со стула. Ему хотелось ударить кулаком по воздуху, заглушить этот голос в ушах, загоняющий его в угол, вынуждающий смотреть фактам в лицо, перерезающий все спасительные ниточки, за какие он пытался схватиться.
– Вы можете выбрать, – гнул свое его собеседник, – один из двух вариантов. Первый, как я вижу, уже пришел вам в голову. Вы желаете выложить ей все и потребовать объяснений, не так ли?
– Естественно!
– Очень хорошо. В прихожей имеется телефон. Позвоните ей, спросите, правда ли это, и молитесь, чтобы она все отрицала. Разумеется, она будет все отрицать. И ваш здравый смысл, если он еще у вас остался, должен подсказать вам это. Что возвращает вас ровно в ту же точку, где вы были изначально.
– А второй вариант?
Сэр Харви Гилмэн прервал свою пробную прогулку за спинкой кресла. Его щуплая шея вытянулась из ворота древнего халата и пижамы, словно у черепахи. Он постучал указательным пальцем по спинке кресла.
– Вы могли бы подготовить ловушку, – ответил он просто. – Тогда сами выясните, что это за личность. А я узнаю, как именно ей удалось совершить эти дьявольские убийства.
Глава пятая
Дик сел обратно. Он весьма смутно представлял себе, к чему клонится этот разговор.
– Какую еще ловушку? – спросил он.
– Завтра вечером, – начал сэр Харви, – вы ужинаете с этой леди у нее дома. Все верно?
– Да.
– Чтобы отпраздновать вашу помолвку. В точности так, как было с Мартином Белфордом за несколько часов до его гибели.
Дик физически ощутил, как по животу разливается холод. Не из-за страха – было бы попросту абсурдно предположить, что Лесли могла его испугать. Однако ощущение не проходило.
– Послушайте, сэр! Вы же не думаете, что после того я отправлюсь домой, запрусь у себя в комнате, а на следующее утро меня найдут отравившимся синильной кислотой?
– Именно, молодой человек. Еще как думаю!
– Вы ожидаете, что я убью себя?
– Это по меньшей мере гарантировано.
– Но с чего вдруг? Потому что за ужином будет что-то сказано, что-то сделано, что-то предложено?
– Очень вероятно. Да.
– И что же, например?
– Я не знаю. – Сэр Харви развел руками. – Именно поэтому я хочу быть там и видеть своими глазами.
Он на минуту умолк, усиленно размышляя.
– Прошу вас, заметьте, – продолжал он, – нам первый раз выпадает возможность увидеть все лично. Дедукция ни к чему нас не привела, это и Гидеон Фелл признал, мы должны посмотреть глазами. И есть еще одно, на что мы сможем посмотреть глазами. Расскажите-ка мне, что вы наверняка узнали о «Лесли Грант». – Сэр Харви снова нацелил палец. – Она не любит украшения, не так ли?
Дик призадумался.
– Да, это правда.
– И у нее их нет? И более того, она никогда не держит дома крупные суммы?
– Нет. Никогда.
– Мы теперь подбираемся к моменту, который не проявлялся в полной мере до смерти третьей жертвы. Когда она вышла замуж за Фостера, американского юрисконсульта, в их спальне был установлен маленький, но чрезвычайно надежный стенной сейф. Когда она вышла за Дэвиса, ливерпульского брокера, у них в доме тоже был установлен стенной сейф. И каждый раз она объясняла, что это идея ее мужа, хранившего там важные рабочие документы. И в этом не угадывалось ничего подозрительного. Однако, – прибавил сэр Харви с неожиданным жаром, – когда она жила уже одна в собственном доме на авеню Фош в Париже, там имелся точно такой же сейф.
– И что это означает?
– У нее нет украшений. Она не держит в доме денег. В таком случае зачем ей защищенный от взлома сейф? Что она хранит в этом сейфе, который ни разу не обыскивали после убийства?
Мрачные догадки, смутные, но все без исключения неприятные, всплывали в сознании Маркхэма.
– И какие у вас предположения, сэр?
Он старался сделать бесстрастное лицо, старался избегать пронзительного взгляда сэра Харви. Однако, как и до того, этот сухопарый старый черт прицепился к его мыслям, а не к высказанным вслух словам.
– В ее доме и сейчас имеется похожий сейф, молодой человек. Это так?
– Да, так. Я узнал о сейфе случайно, поскольку о нем как-то упомянула горничная. – Дик замялся. – Лесли только рассмеялась и сказала, что хранит в нем свой дневник.
Он помолчал, его разум споткнулся о то, что показалось жутким скрытым смыслом.
– Ее дневник, – повторил он. – Но это же…
– Может быть, вы призна́ете тот факт, – сказал сэр Харви, – что девушка ненормальна? Что отравитель вынужден изливать душу кому-то или чему-то и чаще всего это дневник? В любом случае я бы ожидал обнаружить там кое-что еще. Как вы помните, у нее никакого яда не нашли. И даже шприца. Возможно, они там. Или же…
– Ну?
– Нечто еще более неприятное, – ответил сэр Харви, уставившись куда-то в пустоту, отчего лицо приобрело какое-то странное выражение. – Да. Нечто еще более неприятное. Гидеон Фелл как-то сказал…
Тут его прервали.
– Я слышал сегодня в пабе, – внезапно вставил доктор Миддлсворт, вынув изо рта по-прежнему пустую трубку, – что доктор Фелл проводит лето в Гастингсе. У него там коттедж.

