Смерть всё меняет
– Вся? – эхом отозвался Барлоу с какой-то безумной настойчивостью. – Вся?
– Да. Вся.
– Но как же револьвер? Что скажете?
– Он лежал на полу рядом с телом. Я поднял его. Признаю, это было ошибкой.
– Слава богу, хоть это вы признаете. Вы подняли револьвер, сели в кресло и так и держали его в руке добрых пять минут?
– Да. Я всего лишь человек. И я был ошеломлен иронией этого…
– Чего?
– Не важно.
Позже Барлоу признавался, что подумал тогда: уж не спятил ли старик? Логика подсказывала именно это, однако интуиция уверяла Фредерика Барлоу, что судья Айртон никогда не был спокойнее и хладнокровнее, чем в тот миг. Об этом говорили и его глаза, и поворот головы. И тем не менее убийство в состоянии аффекта иногда странным образом влияет на умственные способности.
– Это, между прочим, убийство, – заметил Барлоу.
– Спору нет.
– Ну так! И кем же оно совершено?
– Предположительно, – ответствовал судья, – тем, кто пожелал войти в незапертый дом через переднюю дверь или одно из французских окон и выстрелить мистеру Мореллу в затылок.
Барлоу стиснул кулаки:
– Вы, конечно же, позволите мне представлять ваши интересы?
– Неужели? С чего бы вам представлять мои интересы?
– Потому что вы, похоже, не сознаете серьезности вашего положения!
– Вы недооцениваете мои умственные способности, – сказал судья, закидывая ногу на ногу. – Один момент. Позвольте вам напомнить: до того, как оказаться в судейском кресле, я перелопатил столько уголовных дел, что опережает меня один лишь мой друг Маршалл Холл, ныне покойный. Если судейские знают больше трюков, чем я, то заслуживают право меня вздернуть. – Он слабо улыбнулся. – Вы же не верите ни единому сказанному мною слову, верно?
– Я этого не говорил. Но вы бы сами поверили, если бы услышали такое в зале суда?
– Да, – просто ответил судья. – Льщу себя надеждой, что редко ошибаюсь, оценивая людей, и узнаю правду, когда слышу ее.
– И все же…
– Кроме того, есть еще вопрос мотива. Все законники, как вы и сами, конечно, знаете, всегда задают вопрос о мотивах. Имеется хоть одна причина, чтобы я убил этого не так чтобы распрекрасного, но безобидного молодого человека?
Именно на этих словах в комнату вошла Констанция Айртон.
Вот тут судья, кажется, по-настоящему испугался. Он провел рукой по лбу, но все равно не смог скрыть неподдельного потрясения. Барлоу подумал: «Он любит ее почти так же сильно, как я, и это проявление человеческих чувств столь же красноречиво, как и его недавняя заносчивость».
Констанция успела утереть глаза, хотя веки все равно остались красными. Вид у нее был стоически решительный. Во взгляде, который она устремила на покойного, не отразилось никаких чувств, ничего, кроме холодной, неколебимой неприязни. Она как будто заставила себя взглянуть на него, изучить с головы до пят, прежде чем развернулась к отцу.
– Вот уж не знала, что ты так сильно печешься обо мне… – выпалила она и снова едва не расплакалась.
– Что, – сипло спросил судья, – ты здесь делаешь?
Констанция пропустила его вопрос мимо ушей.
– Он был всего лишь гнусный… – Она не смогла закончить фразу. Она развернулась к Барлоу, непрерывно тыча пальцем в мертвеца. – Он заставил папу пообещать ему три тысячи фунтов, чтобы он бросил меня.
Разумеется, я подслушивала. Вчера. Когда вы тут говорили обо мне. Естественно! А кто устоял бы? Я подкралась к дому и слушала, и сначала была так потрясена, что не могла поверить собственным ушам, а потом уже не знала, что делать. Слышать такое… как будто тебе сердце вырезают!
Она переплела пальцы.
– Мне было невыносимо смотреть правде в глаза – поначалу. Поэтому я просто улыбалась и притворялась. Тони до самой своей смерти не узнал, что мне все известно. Я веселилась вместе с ним. И я вернулась в Тонтон вместе с ним. И все это время я думала: «Когда же я расхрабрюсь, чтобы сказать, что ты гнусный…» – Она умолкла. – А потом я поняла, что нужно делать. Я собиралась дождаться, пока он увидится с папой сегодня вечером. И вот когда он уже протянет лапы к своим драгоценным денежкам, я войду и скажу: «Не давай ему ни пенни, я все знаю об этой скотине».
Констанция облизнула губы.
– О, как бы это было чудесно! – Голос ее взлетел, она торжествовала. – Но я не смогла поехать за ним сегодня, потому что он отправился в Лондон. Сказал, что хочет повидаться со своим поверенным по поводу приготовлений к свадьбе. Все время улыбался, видите ли, и целовал меня на прощанье без конца.
А потом все снова пошло наперекосяк. Я позаимствовала машину, чтобы приехать сюда сегодня вечером, но она сломалась. Поэтому я опоздала. Это все моя вина. Если бы я успела раньше или если бы сказала все вчера, то ничего этого не случилось бы. Я рада, что он мертв. Он разбил мне сердце; может быть, это звучит глупо, но так и есть! Потому я и рада, что он мертв. Но не нужно тебе было этого делать, не нужно!
Ни один мускул не дрогнул на лице судьи Айртона.
– Констанция, – произнес он холодно и размеренно, – ты хочешь, чтобы твоего отца повесили?
Последовала гулкая пауза, лишь подчеркнутая быстрым испуганным взглядом девушки. Она взмахнула рукой, словно хотела зажать себе рот, а потом замерла, прислушиваясь. Они все прислушались. Не услышали ничего, кроме шума моря, пока не громыхнула дверная ручка, после чего дверь в коридор открылась и, мягко ступая, в холл вернулся констебль Уимс.
Глава шестая
Если Уимс и слышал что-нибудь, то не подал виду. Этот молодой человек со свежим цветом лица так и сиял от радости, что служебный долг выполнен и ответственность переложена на другого.
– Инспектор уже едет, – услужливо сообщил он.
– Угу, – буркнул судья.
– Нам придется послать аж в Эксетер за криминалистом и фотографом, – продолжал Уимс. – Так что пока ничего трогать нельзя. Но я должен провести осмотр и составить описание. А еще… – Его взгляд упал на Констанцию. Он нахмурился. – Прошу прощения, мисс. Кажется, я видел вас недавно?
– Это моя дочь Констанция.
– Вот как? Юная леди, которая была помолвлена с… – Неуверенность охватила Уимса, когда он снова поглядел на покойника. – Вам есть что сказать мне, мисс?
– Нет, – ответил судья.
– Сэр, я при исполнении!
Тут ловко вмешался Барлоу:
– И, как говорит инспектор Грэм, – предположил он, – вам предстоит провести осмотр. В особенности тела этого человека. Полагаю, констебль, вы можете обнаружить что-то такое, чего мы, вероятно, не заметили.
Хотя и недовольный, Уимс поразмыслил над этими словами и важно кивнул. Он прошествовал через комнату и сосредоточился на общей картине, перешел от одной стены к другой, чтобы лучше видеть. И Фред Барлоу воспользовался возможностью, чтобы сопровождать его.
Дырочка в голове Морелла была чистая, без следов пороха или ожога. Револьвер, лежавший теперь на шахматном столике, «Ив-Гран», 32-го калибра, – судя по размеру, и был орудием убийства. Присмотревшись внимательнее, Барлоу заметил, что шляпа Морелла, жемчужно-серая, совершенно некстати украшенная пером, закатилась под письменный стол. Рядом с ней лежал смятый носовой платок с вышитыми в углу инициалами «Э. М.». Микрофон телефонной трубки, похоже, разбился вдребезги при падении.
– Не трогайте его, сэр! – резко предупредил Уимс.
– Подметки ботинок, – заметил Барлоу, указывая рукой, – влажные и довольно грязные. И это заставляет предположить (не так ли?), что он, должно быть, пересек эту грязную лужайку и вошел в окно, а не прошел по кирпичной дорожке, чтобы войти через парадную дверь.
Уимс был до крайности суров.
– Мы не знаем, как он вошел, сэр, если только мистер… если только господин судья не скажет нам. А пока что постарайтесь не трогать тело. – Он вдруг замолк. – Боже всемогущий!
И в этом возгласе не было ничего удивительного.
Старательно обходя тело Морелла, Уимс сам нечаянно заехал башмаком в бок мертвеца. Башмак был изрядного размера, поскольку Уимс был крупный парень, и его шлем едва ли не задевал презрительно глядевшую лосиную голову на стене над письменным столом. Серый пиджак Морелла был сморщен и оттопырен на уровне плеч. И когда нога констебля пнула его, из раздутого кармана с мягким шелестом выскользнула какая-то нетолстая стопка бумаги, как показалось сперва, и рассыпалась на три кучки.
Каждая кучка состояла из десяти стофунтовых банкнот. Каждая была скреплена бумажной лентой с эмблемой «Городского и провинциального банка».
– Три тысячи фунтов! – произнес Уимс, поднимая одну пачку и спешно роняя обратно. – Три тысячи фунтов!
Он заметил, как Констанция быстро взглянула на отца; как судья Айртон вынул из кармана свои очки и принялся медленно покачивать ими, держа за дужки; как Фредерик Барлоу отвел глаза, глядя куда угодно, только не на деньги. Однако он не успел задать ни одного вопроса, потому что молоток у входной двери вдруг резко заколотил.
Остальным троим – каждый из которых затаил дыхание по своим собственным причинам – этот стук показался ужасающим грохотом. Для Уимса он знаменовал приход инспектора Грэма, и он поспешил впустить начальство.
Инспектор Грэм был крупный, краснолицый и добродушный, хотя последнее скрывал. Ярко-голубые радужки глаз контрастировали с белками, лицом, на котором были заметны розовые пятна, и подозрительно белозубой улыбкой. В данный момент он не смеялся, и его добродушие выражалось лишь в сдержанной учтивости.
– Добрый вечер, сэр, – обратился он к судье. Брови его удивленно взлетели. – Добрый вечер, мисс. – Его брови взлетели еще выше. – Добрый вечер, мистер Барлоу. Уимс, вам лучше пока подождать в коридоре.
– Да, сэр.
Грэм, закусив нижнюю губу, дождался, пока Уимс выйдет. Он оглядел комнату, и его лицо пошло какими-то земляничными пятнами – позже они узнали, что так у инспектора выражается сильное волнение. Он заговорил с судьей суровым тоном, хотя почтительно и предупредительно:
– Итак, сэр, Уимс доложил мне по телефону, что' он обнаружил, прибыв сюда. Я не знаю, что здесь случилось, я уверен, должно быть какое-то объяснение, однако… – тут он перевел тяжелый взгляд на судью Айртона, – я вынужден требовать, чтобы вы рассказали мне.
– Охотно.
– Ага. В таком случае, – Грэм вынул свой блокнот, – кто этот джентльмен? В смысле, застреленный.
– Его зовут Энтони Морелл. Он помолвлен, то есть был помолвлен, с моей дочерью.
Грэм быстро поднял глаза.
– В самом деле, сэр? Мои поздра… то есть, – земляничные пятна на его лице сделались ярче, – я хочу сказать, какое несчастье, и вообще! Я не слыхал, что мисс Айртон помолвлена.
– Я тоже – до вчерашнего дня.
Грэм, похоже, был озадачен.
– Да. Хорошо. Что мистер Морелл делал здесь сегодня вечером?
– Он должен был встретиться со мной.
– Должен был встретиться с вами, сэр? Не совсем улавливаю.
– Я хочу сказать: я увидел его сегодня вечером только тогда, когда он был уже мертв.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Notes
1
Судьи надевали черную шапку, вынося смертный приговор. – Здесь и далее примеч. переводчика.
2
Примерно 127 кг.
3
Речь о пьесе Джорджа Бернарда Шоу «Человек и сверхчеловек», написанной в 1901–1903 гг.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: