Общая теория занятости, процента и денег. Избранное

Эта проблематика тесно связана с идеями Кейнса в области эпистемологии, послужившими основой для целого направления в теории познания – вероятностной логики, основателем которой Кейнс считается вместе с Гарольдом Джеффрисом и которая в свое время претендовала на роль общей теории индуктивной логики[7 - Основные идеи в этой области были представлены Кейнсом в его диссертации, опубликованной в 1921 г. под названием «Treatise on Probability».]. Связь вероятностной логики и экономических идей Кейнса представляется чрезвычайно интересной темой, и ее обсуждение, безусловно, позволяет в новом свете увидеть многие стороны его теории и прежде всего затрагивающую проблематику финансового рынка и поведения субъектов этого рынка. Более того, в рамках этой темы интересная перспектива открывается для обсуждения вопроса о содержании понятия «рациональность» применительно к ситуации неопределенности, что имеет принципиальное методологическое значение для современной экономической теории. Но характер данной статьи и ее объем не позволяют углубиться в эту интригующую область[8 - Подробнее см., например: Макашева Н.А. Еще раз о революции Дж.М. Кейнса. Опыт построения макроэкономической теории для экономики с неопределенностью // Общественные науки и современность. 2006. № 2. С. 143—154.].

Основные новации кейнсианской исследовательской программы настолько хорошо известны (хотя, разумеется, акценты могут быть расставлены и в действительности расставляются по-разному), что можно ограничиться лишь их кратким напоминанием: сдвиг от микро- к макроподходу, от анализа экономических процессов в рамках долгосрочного периода к их анализу в рамках краткосрочной перспективы; признание важности совокупного спроса для определения уровня производства; особая роль неопределенности и рассмотрение денег как влияющих на реальные процессы (объем производства и занятости); сосредоточенность на изменении не столько цен, сколько количеств; предположение об устойчивости функций потребления и неустойчивости функций инвестиций и спроса на деньги из-за влияния фактора неопределенности; признание того, что сбережения и инвестиции осуществляются разными субъектами по разным мотивам (отсюда возможность неравенства планируемых сбережений и инвестиций), а процент определяется не равновесием спроса и предложения ссудного капитала, а денежными факторами (включая предпочтение ликвидности); понимание того, что рынок труда функционирует не как автономный рынок, а как органическая часть экономики, и что реальная заработная плата определяется объемом производства, а предложение рабочей силы зависит от номинальной заработной платы и предельная тягость труда, как правило, ниже существующей на рынке реальной заработной платы, а номинальная заработная относительно устойчива к снижению.

Все эти новшества в аналитическом аппарате и позволили Кейнсу показать возможность существования равновесия при неполной занятости. Смысл последнего утверждения состоит в том, что неполная занятость может не означать неравновесной ситуации, преодоление которой обеспечивается механизмом цен, а может быть ситуацией, когда отсутствуют автоматические силы, стремящиеся вывести экономику из этого состояния. Таким образом, принципиальное расхождение с классиками состоит в том, что у Кейнса механизм, который традиционно был в центре внимания экономистов (механизм цен), оказался не способным вывести экономику из состояния, когда количество желающих работать и величина спроса на труд не равны.

Кейнс был первым, кто ввел понятие вынужденной безработицы. И это новое понятие позволяло увидеть явление, которое старая исследовательская программа попросту игнорировала. Насколько строгим было определение вынужденной безработицы как объекта теоретического рассмотрения и насколько убедительным (с точки зрения логической строгости и/или эмпирической достоверности), было объяснение этого феномена – вот ключевой вопрос, вокруг которого и велись споры.

Далее, теория Кейнса – это теория денежной экономики, в том смысле, что возникновение равновесия с неполной занятостью принципиальным образом связывается с существованием денег и их специфической природой – быть прибежищем для экономических агентов, прежде всего агентов финансового рынка, в условиях неопределенности. Кейнс, по существу, специфическим образом «вплел» деньги в процесс определения уровня производства, и в этом также проявилась его революционность как теоретика.

Не все, что утверждал Кейнс, было подтверждено впоследствии (это касается, например, предпосылок о виде некоторых функций, с которыми он работал), далеко не безупречной является и логика «Общей теории». Более того, теоретические представления, воплощенные в «Общей теории», в целом вполне можно охарактеризовать как эклектичные. Есть основания утверждать, что он предложил не законченную и логически строгую систему, а некоторую совокупность утверждений, допускающую различные толкования, т. е. систему представлений, которую мы могли бы назвать открытой. И это обстоятельство, на первый взгляд снижающее оценку его теории, возможно, оказалось одним из ее преимуществ, которое можно было бы назвать адаптационным потенциалом, обеспечивающим гибкость по отношению к меняющейся ситуации. При этом, разумеется, одновременно открывалась дорога различным, в том числе и не вполне согласующимся интерпретациям его взглядов. Так, например, некоторые как сторонники, так и критики Кейнса первостепенное значение придавали предпосылке о недостаточной подвижности заработной платы как причине безработицы и узловому моменту его теории. Определенные основания для этого были, более того, система трудовых контрактов была тем институтом, внимание к которому должна была проявить теория, учитывающая новые реалии. Однако повышенное внимание к этой предпосылке со стороны теоретиков, возможно, объяснялось еще и тем, что она позволяла простым способом представить теорию Кейнса частным случаем классической теории со всеми вытекающими отсюда последствиями как для теории, так и для практики.

Другим «деликатным» вопросом, вокруг которого было немало спекуляций, был вопрос об отношении Кейнса к социалистической доктрине и реальному социализму (об отношении Кейнса к Советской России будет сказано ниже). Кейнс прямо говорил, что в классовой войне его симпатии были бы на стороне не рабочего класса, а образованной буржуазии[9 - Keynes J.M. Am I a Liberal? // The Collected Writings of John Maynard Keynes. Vol. IX. P. 297.], хотя его позиция и не может быть охарактеризована как антирабочая. Более интересным вопросом был вопрос о том, насколько теория Кейнса оправдывала идею перераспределения. Сама по себе его теория, безусловно, лишена классовой окраски. Во всяком случае, сам он считал, что борьба с безработицей теми мерами, которые он предлагал, – в интересах всего общества, а не какого-либо одного класса или группы. Вместе с тем Кейнс исходил из обратной зависимости между величиной мультипликатора и склонностью к сбережениям, что позволяло отчасти устранить противоречие между чисто экономической точкой зрения и социальной и одновременно придало теории некоторую специфическую социальную окраску. При этом, если и можно говорить о социальном пафосе его теории, то это скорее как о призыве к созданию благоприятного климата для капиталистов, чем социальной защиты для рабочих. Хотя его озабоченность по поводу хаотической природы капиталистической экономики и в связи с этим позитивное отношение к привнесению в нее элементом планомерности, не может не волновать как сторонников, так и противников социализма.

Справедливо считается, что макроэкономическая теория Кейнса дала толчок эконометрическим исследованиям, причем прежде всего тех функций, которые занимали центральное место в его теории. Однако Кейнс не был склонен активно использовать ни формальный математический инструментарий, ни прибегать к статистическим и эконометрическим методам, а там, где пользовался статистическими данными, он делал это весьма традиционным способом. Он весьма скептически относился к увлеченности многих его современников, прежде всего занятых исследованием циклов, статистическими и эконометрическими методами. Это определенно проявилось в ходе полемики с Тинбергеном в конце 1930-х годов. В конечном счете, спор шел о сущности экономической науки и ее методологии и в частности о роли статистических тестов, если не в подтверждении правильности теории, то, по крайней мере, в ее опровержении. И здесь Кейнс занял позицию скорее противника статистических методов, чем их сторонника, указывая на целый ряд затруднений, с которыми обычно сталкивается экономист, используя статистические и эконометрические методы для получения содержательных результатов. К числу наиболее серьезных затруднений относятся соотношение между статистическими и причинно-следственными зависимостями, необходимость измерения всех значимых факторов и гарантия их независимости, трудности с обоснованием вида предполагаемых зависимостей, достаточно произвольный выбор формы зависимости, в частности, например, при выделении тренда и т. д. Очевидно, что все эти обстоятельства, действительно, заставляют с осторожностью относиться к результатам эмпирических исследований, в данном случае, циклов[10 - См. Кейнс Дж.М. Метод профессора Тинбергена. С. 433—443 настоящего издания.]. Знаменательно, что несколькими годами раньше, также обсуждая проблемы теории цикла, один из наиболее последовательных критиков Кейнса, можно сказать его главный оппонент – Ф. Хайек выступил резко против использования эмпирического подхода к построению теории цикла, т. е. определения причин и характера циклического процесса[11 - Hayek F. Monetary theory and the Trade Cycle. L., 1933. Ch. 1.], хотя и признавал важность эмпирических исследований при проверке теории.

Идеи экономистов трудно воспринимать вне временных рамок, т. е. вне связи с реальными процессами в экономике и обществе в целом. Разумеется, в истории экономической мысли есть случаи, когда теория с реальными экономическими событиями плохо корреспондируют, факты жизни ученого никак не соотносятся с его теоретическими представлениями. Примером может служить Л. Вальрас, который остался в истории как автор чистой экономической теории, и при этом занимал достаточно выраженную социальную позицию, по отдельным вопросам даже перекликающуюся с позицией знаменитого американского экономиста и общественного деятеля Г. Джорджа. При этом можно попытаться усмотреть связь между интересом Вальраса к инженерным наукам в период их безусловного подъема и его стремлением представить экономику как модель общего равновесия.

В случае же Кейнса историческую канву можно обнаружить во всех его работах, причем частью этой канвы является его собственная биография. Некий «экономико-политический» знак можно увидеть даже в датах жизни ученого.

Биография как исторический контекст теории

Дж.М. Кейнс родился 05.06.1883, т. е. в год смерти К. Маркса, а умер 20.04.1946, через несколько месяцев после создания ООН и начала функционирования МВФ, у истоков которого он стоял. Он рос в уникальной интеллектуальной среде Кембриджа, имея возможность благодаря отцу – преподавателю философии и экономики Джону Невилу Кейнсу общаться с такими выдающимися представителями английской общественной науки, как А. Маршалл, А. Пигу, Г. Сиджуик и др. Не удивительно, что образование он получил тоже в Кембридже – в Королевском колледже, где особое внимание уделял математике. Казалось бы, воспитанный в академической среде с ее глубокими традициями, Кейнс скорее мог бы стать конформистом как в науке, так и в других областях жизни. Однако он стал интеллектуальным бунтарем.

Эпоха fin de circle не была очень богата крупными внешними социальными и политическими событиями (хотя англо-бурская война стала важной вехой, обозначавшей серьезные сдвиги в английском общественном сознании), но это было время интеллектуального расставания с XIX в., отмеченное ощущением грядущих потрясений, радикально изменившим мир[12 - Скидельский Р. Джон Мейнард Кейнс. Экономист. Политик. Государственный деятель. М., 2005.]. Важную роль в формировании философских, этических и эстетических взглядов ученого сыграли философ Джордж Мур и особенно его этика, основные положения которой были представлены в книге, опубликованной в 1903 г.[13 - Мур Дж. Принципы этики. М.: Прогресс, 1984.] Заметную роль сыграл и кембриджский философский клуб «Апостолы», некоторые члены которого впоследствии образовали известный кружок интеллектуалов – так называемую Блумсберийскую группу (создана в 1905/06 г. в лондонском районе Блумсбери, где многие из них жили).

Люди, которые окружали Кейнса, представляли интеллектуальный, литературный, этический и эстетический авангард английского общества. Они взбунтовались против политических и религиозных убеждений и моральных принципов предшествующего поколения ради создания нового, как им казалось, более рационального и свободного общества. Особенно непримиримы они были по отношению к викторианской морали, к морали стяжательства и лицемерия, которая доминировала в английском обществе XIX в. В экономической области викторианская мораль, как известно, проявлялась в освящении стремления делать деньги, осуществлять сбережения, упорно трудиться и т. д. Поэтому не столь неожиданным является и внимание Кейнса к деньгам как средоточию проблем и болевому узлу капиталистической экономики. На уровне экономической теории эта этическая позиция проявилась в повышенном внимании к мотиву денег (т. е. особому отношению к деньгам как наиболее ликвидному активу, психологически окрашенному верой в них как спасательный круг в мире неопределенности и неустойчивости) и мотиву сбережений (в основе которого лежало уходящее корнями в историю убеждение, что сбережение является надежным средством обеспечения личного и общественного благосостояния).

Несмотря на интеллектуальное бунтарство, Кейнс сделал достаточно успешную карьеру государственного служащего и финансиста. Его служебная карьера началась в 1906 г. в Департаменте по делам Индии, продолжалась в Королевской комиссии по индийским финансам и валюте, а с 1915 по 1919 г. – в министерстве финансов. Мировая война, без сомнения, явилась потрясением для всего английского общества. Война и то, что за ней последовало, нанесли сокрушительный удар по многим нравственным ориентирам: ценность человеческой жизни, уважение к личности, вера в надежность социальных контрактов – все это было девальвировано. При этом победа Антанты над Германией не стала точкой в этом разрушительном процессе, и это Кейнс в полной мере осознавал. Неудивительно, что, будучи представителем министерства финансов на Парижских мирных переговорах, Кейнс в работе «Экономические последствия мира» (1919) выступил с резкой критикой политики стран-победителей в том, что касается формирования основ послевоенного политико-экономического порядка в Европе и в связи с этим отношений между победителями и побежденными. Принцип – победитель жестоко (в том числе и экономически) наказывает побежденного – представлялся Кейнсу контрпродуктивным с точки зрения перспектив развития Европы. Публикация «Экономических последствий» означала уход с государственной службы, но одновременно сделала Кейнса знаменитым. Тема политико-экономической ситуации в Европе в связи с реализацией (или, лучше сказать, не реализацией) Версальского договора была продолжена в работе «Пересмотр Версальского договора» (1921), написанной уже после возвращения в Кембридж – к преподавательской и научной работе.

В течение всей жизни внимание Кейнса было сосредоточено на проблемах будущего капиталистической экономики и особенно на судьбе Англии. Начало 1920-х годов давало много поводов для глубоких размышлений в этом направлении. Кризис начала 1920-х годов воспринимался многими как знак серьезных системных сдвигов, происходящих в мировой (капиталистической) экономике, перспективы которой представлялись, в том числе и Кейнсу, весьма туманными. Некоторые соображения относительно природы происходящих изменений в экономике Англии Кейнс высказал в 1925 г. во время его визита в Россию, куда он прибыл вместе с женой – русской балериной Л.В. Лопуховой на празднование 200-летия Российской Академии наук.

В ряде докладов и публикаций он пытался определить наиболее характерные черты наступившей эпохи по сравнению с предшествовавшими и обозначить адекватные ей принципы экономической политики. Разумеется, его представления отличались от мнения аудитории, перед которой он выступал: советские экономисты, не говоря уже о партийных руководителях, в ином ключе рассматривали проблему будущего капитализма и по-другому трактовали тезис о наступлении нового этапа в его развитии[14 - См., например: Макашева Н.А. Дж.М. Кейнс и Россия: обнадеживающее начало несостоявшегося диалога // Общественные науки и современность. 2003. № 3. С. 108—121.].

Следует помнить, что Кейнса всегда интересовали прежде всего проблемы Англии и глобальные проблемы он рассматривал в соответствующем контексте. Практическим вопросом, в котором в тот момент для него многое сходилось, был вопрос о возвращении к довоенному золотому стандарту и установлении курса фунта стерлинга, но, определяя свою позицию по этому вопросу, Кейнс выходил за рамки данной проблемы как таковой. В основе же противоречий между Кейнсом и тогдашним правительством лежали различные представления о приоритетах экономической политики, что было связано не в последнюю очередь с оценкой глубины изменений, произошедших в экономике и обществе. Кейнс полагал, что первоочередной должна быть задача достижения стабильности национальной экономики, которую в тот момент он связывал со стабильностью внутренних цен (их устойчивости по отношению к падению), для правительства устойчивость валютного курса и его возвращение к довоенному уровню было решением, отвечающим представлениям о задачах экономической политики и обязанностях правительства, существовавшим еще в XIX в.

Большинство практических проблем, которые обсуждал Кейнс на протяжении всей своей жизни, так или иначе были связаны с деньгами, денежным обращением и финансами. Поэтому новая теория, необходимость которой Кейнс отчетливо осознавал, неизбежно должна была быть теорией, в которой деньги играли бы ключевую роль. И эта «денежная ориентация» определила вектор его теоретических изысканий. Неудивительно, что в названии трех его важнейших работ присутствует слово «деньги», а взятые в целом эти работы образуют то, что можно назвать «денежной трилогией». Эволюция взглядов ученого, представленная в этой трилогии, предстает как постепенный отказ от рассмотрения экономики сквозь призму количественной теории денег и разграничения определения относительных и абсолютных цен в сторону теории денежной экономики, в которой деньги «отвечали» бы уже не только за общий уровень цен, но и участвовали бы в процессе определения уровня производства и занятости.

Первой частью трилогии была работа «Трактат о денежной реформе» (1923). В ней соединились несколько граней анализа: историко-экономическая (Кейнс пытался объяснить роль, которую играла стабильность покупательной способности денег в истории капитализма и какие последствия имеет ее нестабильность); теоретическая, являющаяся попыткой развить существовавшую в то время денежную теорию – количественную теорию денег, в направлении интеграции в нее процентной ставки (это открывало возможность исследования взаимосвязи между изменением цен, массой денег в обращении, процентной ставкой и курсом валюты); наконец, практически-политическая, содержащая рекомендации в рамках политики регулирования валютного курса с учетом целей стабилизации внутренних цен. Практические выводы, к которым Кейнс пришел в этой работе, стали основой его последующей критики экономической политики английского правительства[15 - См., например, Кейнс Дж.М. Экономические последствия валютной политики мистера Черчилля. М., 1925. (См. в наст. изд. с. 753.)].

Во второй половине 1920-х годов Кейнс пишет много важных статей, причем затрагивающих не только практические политические вопросы, но и вопросы социально-философские и этические[16 - См., например, Keynes J . M. The End of Laissez-Faire [1926] / Настоящее издание. С. 367; Keynes J. M. The Economic Possibilities for Our Grandchildren [1928] // The Collected Writings of John Maynard Keynes. 30 vols. L.: Macmillan, 1991—1990. Vol. IX.], он также активно участвует в делах Кембриджского университета, занимается редакторской работой, поддерживает театр, пишет программу для либеральной партии, обсуждает международные экономические проблемы и многое другое, но при этом работает над второй книгой из «денежной трилогии» – «Трактатом о деньгах».

Эта работа, которая, хотя и появилась уже после начала Великой депрессии – в 1930 г., по сути, не порывала полностью со старыми принципами анализа. В центре внимания в ней находилась проблема отклонения от долгосрочного равновесия, причем анализ колебаний давался сквозь призму изменения цен, соотношения между ценами и издержками, в связи с чем затрагивался вопрос о подвижности заработной платы. Внимание к динамического аспекту вывело на первый план проблему сбережений и инвестиций. В знаменитых фундаментальных уравнениях была установлена связь между ценами и соотношением между сбережениями и инвестициями. И в рамках обсуждения этой связи был поставлен вопрос о роли процентной ставки в обеспечении равенства между сбережениями и инвестициями и соответственно о значении учетного процента как важнейшего инструмента экономической политики. Тем самым были затронуты базисные представления об экономической политике, сложившиеся еще в XIX в.

Именно в этой работе впервые, – быть может, не очень отчетливо и в несколько ином контексте, чем впоследствии это было сделано в «Общей теории» – Кейнс высказал революционную идею об отсутствии автоматического механизма, способного преодолеть дефляционный шок и вернуть экономику в состояние равновесия с полной занятостью.

Немногим более пяти лет разделяли «Трактат о деньгах» и «Общую теорию», но это были годы, во многом ключевые для капиталистической экономики в целом и английской в частности. Крах Уолл-стрит в октябре 1929 г. и последующие события со всей остротой поставили вопрос о необходимости принятия решительных мер. Вопрос состоял в том, какими эти мера должны быть. И Кейнс выражает свою позицию весьма определенным образом, фактически призывая порвать к традицией, освященной классической теорией. В этом смысле весьма показательны статья «Мировой денежный рынок и кризис»[17 - См. с. 895—898 настоящего издания.], в которой Кейнс в духе «Трактата о деньгах» высказывает целый ряд идей, отражающих его понимание методов борьбы с кризисом, в частности. Речь идет о необходимости снижения процентных ставок (причем по разному для внутренних операций и международных), но в то же время высказывается важнейшая идея, что в условиях чрезвычайно пессимистических ожиданий эта мера вряд ли может быть эффективной и, следовательно, необходимо вмешательство государства в инвестиционный процесс. Это было время, когда Кейнс, по его собственному выражению, опять стал модным, о чем свидетельствовало, в частности, назначение его членом Комитета Макмиллана по финансам и промышленности, непосредственно занятого поисками мер по преодолению кризиса.

Однако политики вообще и в тот период в частности, не очень склонны действительно следовать советам экспертов. Они, как правило, прибегали и прибегают к этим советам лишь тогда, когда последние совпадают с их точкой зрения. И как пишет Скидельский, назначение Кейнса в этот Комитет имело целью создать видимость политического радикализма, но по мере углубления кризиса политические решения все больше сдвигались к ортодоксии. Но Кейнс не сдавался[18 - Skidelsky R. John Maynard Keynes. The Economist as Saviour 1920—1937. L., 1994. P. 344.]. Его практические рекомендации основывались на теоретических выкладках «Трактата о деньгах» и затрагивали очень широкий круг вопросов: от налоговой политики до проблемы протекционизма, от вопросов стимулирования внутренних инвестиций в связи с этим кредитной политики, политики в отношении иностранных инвестиций до вопросов политики заработной платы и т. д.

Полагаю, что наиболее важной чертой подхода Кейнса, имевшей большое практическое значение, был его комплексный, органический характер. Иными словами, экономика рассматривалась как целое, как результат сложного взаимодействия различных механизмов и процессов, когда нарушения в одной части накладывают ограничения на механизмы, действующие в другой, порождая кумулятивный эффект. В итоге был определен коридор возможностей для экономической политики, который оказался весьма узким. Выступление Кейнса в Комитете в конце ноября – начале декабря 1930 г. явилось, по мнению Скидельского, началом кейнсианской революции в политике. «После 1930 г. никто из принимающих решения не делал ошибки, полагая, что все цены подвижны и что, когда курс валюты фиксируется на любом желательном уровне, издержки автоматически к нему приспосабливаются. Когда в 1931 г. золотой стандарт был отменен, это было к лучшему: «дешевые» деньги были лозунгом 1930-х годов[19 - Идеи, которым следовал Комитет, находили отклик у представителей различных политических движений. Так, например, русских социал-демократ и экономист В. Войтинский в 1929—1933 гг. работавший в генеральном Совете профсоюзов Германии, высказался в поддержку активных действий правительства по преодолению кризиса и более того, соглашался с тем, что падение цен связано с недостаточным агрегированным спросом. Он считал правильной идею стимулирования совокупного спроса и организацию общественных работ, при этом предлагал в духе социал-демократии, чтобы кредитные вливания находились под контролем не только частного сектора (Войтинский В.С. Пути борьбы с мировым кризисом. Доклад на собрании Берлинского клуба российской социал-демократии имени Ю.О. Мартова 6 ноября 1931 г. // Россия XXI. 2005. № 6. С. 165—177).]. Это была победа Кейнса»[20 - Skidelsky. Op. cit. P. 362.]. Конечно, эта победа в политике не была полной и всеобъемлющей.

Можно считать, что своеобразную поддержку Кейнс получил из-за океана, где Новый курс проводился несмотря на то, что экономисты скорее были в оппозиции (хотя, следует заметить, что реализация Нового курса не всегда происходила гладко, а действия американской администрации не всегда соответствовали кейнсианским рецептам). Завоевание поддержки со стороны профессионалов было для Кейнса делом профессиональной чести.

Общая концепция и структура «Общей теории занятости процента и денег» определились уже в начале 1934 г., а комплекс идей, в ней представленных, еще раньше. Несколько лет до публикации книги Кейнс оттачивал и одновременно объяснял свою позицию в лекциях, выступлениях, в печати (например, в «The New Statesman», «Economic Journal» и др.). При этом он обсуждал не только логику, технику анализа, предпосылки и т. д., но социальные, этические, политические, историко-экономические аспекты, которые могут возникнуть в связи с «Общей теорией». И это было необходимо, принимая во внимание сложность и многоплановость этой работы.

«Общая теория занятости, процента и денег» вышла из печати 4 февраля 1936 г., и начался противоречивый процесс ее освоения экономистами. Одним из наиболее известных откликов на книгу Кейнса была статья «Господин Кейнс и «классики»: попытка интерпретации»[21 - См. с. 343—356 настоящего издания.], автор которой Дж. Хикс взял на себя сложную миссию выделить главную линию рассуждений Кейнса и представить его теорию в виде простой модели. Ирония состоит в том, что столь большой вклад в популяризацию теории Кейнса внес Дж. Хикс, который как теоретик скорее может быть отнесен к оппонентам Кейнса, поскольку его подход в своей основе был близок идеям Вальраса, Парето, Эджуорта, Викселля. Неудивительно, что излагая теорию Кейнса, он следовал в русле классической традиции. Неудивительно также и то, что «у Хикса, Харродовского кейнсианства, имелся ясный мотив: примирить кейнсианцев и некейнсианцев, так чтобы скорее прояснить основы для политики. Эти ранние теоретические модели обладали чертами, которые не были явно видны в magnum opus, но которые были близки ортодоксальной теории»[22 - Skidelsky. Op. cit. P. 538.]. Сам Кейнс не был против Хиксовой интерпретации своей теории, он полагал, что Хикс в целом правильно выразил его точку зрения.

Разумеется, здесь названы лишь немногие, откликнувшиеся на «Общую теорию». К этому списку следует добавить Ф. Найта, Д. Винера, Ф. Тауссига, которых Кейнс упоминает в начале статьи «Общая теория занятости»[23 - См. с. 356 настоящего издания.], появившейся в Quarterly Journal of Economics в 1937 г., т. е. ровно через год после публикации книги. Но эта статья не является непосредственным и персональным ответом указанным авторам; она написана скорее по следам впечатлений Кейнса от многочисленных откликов на его работу, а также с целью прояснить некоторые места теории, но прежде всего суть его разногласий с классиками, которые в силу особенностей изложения или по другим причинам не были достаточно хорошо поняты читателями. И здесь он подчеркивает именно те моменты, которые остались в тени у Хикса. Прежде всего это касается связи неопределенности и денег, которая в конечном счете и определяет то, что экономика хронически оказывается в окрестности «субнормального» состояния. Тем самым Кейнс дает основание (конечно, он дал его уже в книге) сказать словами Скидельского: «Если Маркс – поэт товаров, то Кейнс – поэт денег»[24 - Skidelsky. Op.cit. P. 543.].

Реакция на «Общую теорию занятости, процента и денег» в Англии и США была скорее направлена на поиски компромисса между классикой и Кейнсом и возможности включения его теории в классическую традицию, и лишь немногие, например Ф. Хайек заняли непримиримую позицию[25 - Сегодня, когда изменился контекст теоретического рассмотрения и особое внимание привлекают проблемы неопределенности, информации и взаимодействия в сложных системах, некоторые исследователи готовы, и не без основания, пересмотреть сложившиеся представления о непримиримости позиций этих двух великих экономистов, по крайней мере в области чистой теории (см., напр.: Скидельский Р. Хайек versus Кейнс: дорога к примирению // Вопросы экономики. 2006. № 6).].

Вторая мировая война поставила перед экономистом новые задачи, связанные с необходимостью мобилизации ресурсов на военные нужды, получения внешних займов и т. д., а также заставляла задуматься над устройством мировой финансовой системы в совершенно новых условиях – после войны. Кейнс предложил оригинальный план безинфляционного финансирования войны (1940 г.), в 1942 г. выступил с идеей клирингового союза с целью сбалансировать платежные балансы стран, которая сыграла определенную роль при разработке принципов Бреттон-Вудской системы. В конце войны и сразу по ее окончании он сделал очень многое для урегулирования британской задолженности США. Это был период исключительно высокой популярности Кейнса. В 1940 г. он стал членом Консультативного комитета при министерстве финансов, входит в состав множества комиссий и советов. В 1942 г. получил титул пэра. В марте 1946 г. Кейнс участвовал в открытии Международного валютного фонда, 21 апреля то же года он умер от болезни сердца.

Из истории публикаций работ Дж.М. Кейнса в СССР и России

Можно с уверенностью сказать, что в отличие от других представителей западной экономической науки ХХ века судьба работ Кейнса в нашей стране сложилась весьма удачно. Но это с самого начала было определено не столько осознанием важности его идей для экономической науки и экономической практики, сколько политическими обстоятельствами. Критика Кейнсом позиции стран, победивших в Первой мировой войне, отраженной в Версальском договоре, его подход к проблемам урегулирования отношений с Советской Россией и Германией, в том числе по вопросу царских долгов – все это объективно отвечало интересам Советской России. На фоне враждебности, которую демонстрировали политики европейских государств, его позиция выглядела едва ли не как дружественная, хотя, разумеется, Кейнс руководствовался не симпатиями к советской власти (хотя у него можно найти свидетельства приязненного отношения к отдельным представителям большевиков, например к Г. Чичерину, которого он встретил на Генуэзской конференции), а прагматическими соображениями (разумеется, в интересах Англии).

Нельзя сбрасывать со счетов и простое любопытство ученого относительно направления и возможных результатов грандиозного политического эксперимента, который осуществляли большевики в стране, которая, как он считал, была отягощена грузом самодержавного правления, послевоенной разрухой и другими тяжелейшими обстоятельствами[26 - «Мы, люди Запада, – писал он, – будем наблюдать все то, что делается в СССР, с сочувствием и живым интересом в надежде, что мы можем найти такие вещи, относительно которых мы можем тут поучиться. Ибо и мы должны решать новые вопросы» (Кейнс Дж.М. Экономический перелом в Англии. С. 939 наст. изд.).]. Но не только этим определялась его некоторая терпимость к советскому режиму в первой половине 1920-х годов. Присутствовала, быть может, и наивная вера в то, что в долгосрочной перспективе возможно сближение социализма и западной демократии. В многочисленных статьях и письмах начала 1920-х годов, в том числе и в связи с Генуэзской конференцией 1922 г., говоря о возможности и важности экономического сотрудничества с Советской Россией, Кейнс прямо указывал на то, что такое сотрудничество гораздо перспективнее, чем непримиримая конфронтация, что оно откроет возможности не только выгодного для Запада (прежде всего для Англии) экономического сотрудничества (конечно же, речь идет прежде всего о доступе к дешевым ресурсам), но и для тихой экономической экспансии Запада, способной изнутри ослабить большевизм[27 - См., например, Скидельский Р. Джон Мейнард Кейнс. Экономист как спаситель. М., 2005. Гл. 4.].

Конечно, наблюдения во время визитов в Советскую Россию (1925, 1928 и 1936 гг.) и анализ ряда публикаций, например, книги Л. Троцкого «Куда идет Англия?»[28 - В рецензии на эту работу Кейнс критикует революционную нетерпимость Троцкого в деле трансформации и в частности пишет о Троцком: «Он не понимает, что ни один план не может быть успешным, если сначала не способен убедить многих людей, что чтобы стать реальным планом, он должен получить поддержку различных частей населения. Он так увлекся средствами, что забыл сказать, для чего все это» (Keynes J.M. Trotsky on England // John Maynard Keynes Collected Works. 30 vols. L.: Macmillan, 1991—1990. Vol. X. P. 66).], а также сведений, поступающих из России в 1930-е годы, свели на нет надежды на подобное сближение и на «смягчение» советского режима. Его критика советского режима стала чрезвычайно резкой. Например, в статье «Национальная самодостаточность» он прямо пишет, что Сталин устранил любые проявления свободной мысли, создал ситуацию, когда «живая мысль умирает, а мозги деревенеют», когда «человеческий голос заглушают истошные крики», а блеяние пропаганды приводит в оцепенение даже птиц и животных»[29 - Keynes J.M. National Self-Sufficiency // John Maynard Keynes Collected Works. 30 vols. L.: Macmillan. Vol. XXI. P. 246.]. Постепенно интерес к советским делам у Кейнса угас. Великая депрессия не смягчила его отношения к социалистическому эксперименту и по понятным причинам еще больше отвлекла его внимание от происходящего в России.

Судьба работ Кейнса в Советской России не была безоблачной, хотя начало было весьма обещающим. Начало российской «кейнсиане» было положено В.И. Лениным, положительно высказавшегося в адрес ученого. Ленин, разумеется, нисколько не заблуждался относительно политических пристрастий Кейнса, писал о нем как об истинном буржуа, отмечал его враждебное отношение к большевизму и т. д. и в то же время очень одобрительно относился к его позиции по поводу Версальского договора и отношения западных правительств к экономическому сотрудничеству с Советской Россией. Такая «неоднородная» оценка вождя, как потом выяснилось, оказалась очень удобной для советских экономистов, которые имели возможность в зависимости от текущего момента приводить либо одобрительные, либо критические высказывания Ленина в адрес Кейнса.

Впервые имя Кейнса прозвучало в «Докладе о международном положении и основных задачах коммунистического интернационала», представленном Лениным 19.06.1920 в Петрограде на 2-м Конгрессе Коминтерна, в котором докладчик не только продемонстрировал знание «Экономических последствий», но и поддержал позицию автора по целому ряду вопросов. Впоследствии Ленин положительно отзывался о Кейнсе в «Докладе о концессиях» (декабрь 1920 г.), в докладе «О внутренней и внешней политике республики» (декабрь 1921 г.), а также в записках, направленных членам Генуэзской делегации (февраль 1922 г.)[30 - Ленин В.И. Собр. соч. Т. 41. С. 219—226; т. 42. С. 67—72, 294—295; Т. 44. С. 374—376.].

Положительные оценки Ленина позиции Кейнса по ряду вопросов оказались достаточными, чтобы стимулировать публикации работ Кейнса в СССР, а также для того, чтобы не только пригласить Кейнса на празднование 200-летия Российской академии наук, но и предоставить ему возможность высказаться на страницах ведущих газет и в дискуссиях с советскими экономистами. В русском переводе были опубликованы: «Экономические последствия Версальского договора» (1922), «Пересмотр мирного договора»(1922), «Проблемы восстановления Европы» (1922), «Трактат о денежной реформе» (1925), «Экономические последствия валютной политики мистера Черчилля» (1925), «Экономические последствия мистера Черчилля» (1926), а также статьи в газетах: «Экономическое положение в Англии» (Известия 16.09.1925), «Экономический перелом в Англии» (Финансовая газета. 17.09.1925), интервью «Проф. Кейнс о долгах» (Финансовая газета. 09.09.1925).

В середине 1920-х годов предисловия советских экономистов к переводам Кейнса были достаточно благожелательными, хотя и непременно содержали марксистскую критику. Во всяком случае, оценки того времени были весьма объективными. В качестве примера можно привести предисловие к «Трактату о денежной реформе», написанное известным экономистом С.А. Фалькнером. Отмечая большой опыт Кейнса в анализе проблем денежного обращения, он писал: «Его можно охарактеризовать как экономиста высшей фазы капиталистического развития, который живет и мыслит в ее пределах. Он ценит капитализм, несмотря на все его противоречия, ибо считает его экономически наиболее эффективной системой… Но он видит также и экономическое своеобразие высших стадий капиталистического развития, требующее новых организационных форм и регулирующих мероприятий. Он хорошо знает всю радикальную важность денежной системы, как основного регулятора менового хозяйства, для капитализма, поэтому он прямо заявляет, что крайняя неустойчивость современных мировых валют является «смертельной болезнью капиталистического строя» и его практические устремления направлены именно к созданию устойчивой денежной системы, которая способна противостоять ударам извне и удержать в равновесии процесс экономического развития»[31 - Фалькнер С.А. Предисловие // Кейнс Дж.М. Трактат о денежной реформе. М., 1925. С. 5. (Сам «Трактат» см. в наст. изд.)]. Далее Фалькнер делает весьма важное замечание: «Но и в условиях планового хозяйства книга Кейнса представляет не только теоретический интерес и дает не только анализ положения на Западе. Поскольку плановое хозяйство включает в себя систему рынка и товарообмена, делающего необходимым и устойчивое денежное обращение, постольку даваемый Кейнсом разбор условий и методов регулирования последнего в целях достижения максимальной устойчивости, имеет и для нас существенное практическое значение»[32 - Фалькнер С.А. Предисловие // Кейнс Дж.М. Трактат о денежной реформе. М., 1925. С. 5.].

После «издательского бума» середины 1920-х годов еще более значимой выглядит затянувшаяся на 12 лет пауза, которую прерывали лишь единичные публикации и отдельные упоминания его имени. До появления в 1946 г. статей И.Г. Блюмина[33 - Блюмин И. Лондонская школа в политической экономии // Известия Академии Наук. Отделение экономики и права. 1946. № 3; его же. Экономическое учение Кейнса // Там же. № 4.] в СССР не было сколько-нибудь значительных работ, посвященных теории Кейнса.

Первый перевод «Общей теории занятости, процента и денег», опубликованный в 1948 г. (перевод был сделан Н.Н. Любимовым, предисловие написано И.Г. Блюминым), явился крупным событием не только научного, но и политического характера. Есть свидетельства того, что решение о переводе и издании принимал сам Сталин. Этот перевод стимулировал обсуждение теории Кейнса советскими экономистами, но первые работы в этой области, хотя порой и содержали сведения о взглядах Кейнса, были чрезвычайно политизированными, и сегодня они, если и интересны, то скорее как отражающие степень идеологизации советской экономической науки, нежели как содержащие позитивную информацию о теории.

При этом особое отношение к Кейнсу сохранялось, и это проявилось, например, в достаточно пространном комментарии о Кейнсе в учебнике политической экономии (1954), чего нельзя сказать о других западных экономистах. С началом хрущевской оттепели тональность при оценке западной экономической мысли стала несколько мягче, но слова «вульгарный», «общий кризис капитализма» и ссылки на классиков марксизма и партийные документы сохранялись как обязательные вплоть до перестройки. Но хрущевская идея мирного существования дала политическую легитимацию более объективным исследованиям состояния и перспектив капиталистической экономики и в конце концов способствовала подъему исследований западной экономической мысли в целом и теории Кейнса в частности. В продолжение этой тенденции появились работы, содержащие более объективный анализ теории Кейнса[34 - В качестве примера можно привести книгу: Осадчая И.М. Современное кейнсианство. М., 1970.] и, наконец, в 1978 г. вышел новый перевод «Общей теории занятости, процента и денег»[35 - Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег /Пер. с англ. Общая редакция А.Г. Милейковского и И.М. Осадчей. М.: Прогресс, 1978.].

Важность появления этого перевода для исследований взглядов Кейнса трудно переоценить, хотя тираж был по тем временам очень маленьким и на книге стоял обычный для публикаций такого рода гриф «Для научных библиотек». В этом издании были исправлены неточности первого перевода, вполне извинительные, если учесть, что в конце 1940-х годов многие термины, используемые Кейнсом, не имели соответствующих аналогов в русском языке и советские экономисты не всегда отчетливо понимали контекст рассуждений Кейнса. Появление перевода 1978 г. позволило более широкому кругу специалистов познакомиться с работой, безусловно, являющейся одной из наиболее значимых в истории экономической мысли ХХ в. В постсоветский период оба перевода неоднократно воспроизводились различными издательствами, при этом в них отсутствовало краткое предисловие автора. Это досадное упущение исправлено в настоящем издании, и читатель сможет, наконец, из первых рук узнать о целях этой весьма сложно написанной книге, о которой в 1946 г. П. Самуэльсон писал: «Это плохо написанная, плохо организованная книга; и обыватель, который положился на репутацию автора и купил ее, пожалел о потраченных 5 шиллингах. Она совершенно не годится для процесса обучения. Она претенциозна, полемична и не слишком щедра на признание чужих заслуг… Кейнсианская система изложена так путано, как будто сам автор плохо понимал ее суть и основные черты; и конечно, он демонстрирует худшие черты, когда пытается выяснить отношения с предшественниками. Взлеты интуиции и озарения переплетаются со скучной алгеброй, а двусмысленные определения неожиданно ведут к незабываемым побочным линиям рассуждений. Но когда все это остается позади, мы находим анализ ясным и новым. Короче говоря, это работа гения»[36 - Samuel son P. Lord Keynes and the General Theory // Econometrica. 1946. № 3. P. 190.].

Устранение идеологических ограничений в период перестройки, последующее изменение содержания экономического образования и некоторые другие обстоятельства привели к некоторой активизации публикаций работ Кейнса. Так, в 1993 г. в серии «Антология экономической классики» выходит том «Т. Мальтус. Д. Кейнс. Ю. Ларин», в который включена «Общая теория занятости, процента и денег», впервые публикуемая после 1978 г., в этом же году в издательстве «Экономика» выходит том: Дж.М. Кейнс «Избранные произведения», содержащий помимо «Общей теории занятости, процента и денег» отрывки из «Трактата о денежной реформе», «Экономических последствий Версальского договора» и «Пересмотра мирного договора», т. е. из работ, которые не публиковались со времени их первого издания в начале 1920-х годов.

Что касается новых переводов, то их немного. В 1991 г. в журнале «Социологические исследования» были впервые на русском языке опубликованы две статьи Кейнса о России[37 - Кейнс Дж.М. «Беглый взгляд на Россию» (1925), «Россия» (1922) // Социологические исследования. 1991. № 7. См. настоящее издание.], а в 1998 г. в альманахе «Истоки» – две статьи «Конец laissez-faire» (1926) и «Общая теория» (1937)[38 - См. настоящее издание.]. Публикация двух последних работ имела большое значение для исследования эволюции взглядов ученого, поскольку первая из них во многом была выражением его социально-философской позиции, в частности, представлений о сути и эволюции экономического либерализма, а также о соотношении общественного и индивидуального и задачах государства в современных условиях. Вторая работа была написана Кейнсом в ходе дискуссии, которая развернулась после опубликования «Общей теории занятости процента и денег» и в которой он попытался прояснить свою позицию, располагая уже полученными откликами, в том числе и мнением Хикса[39 - Хикс Д ж. Господин Кейнс и «классики»: попытка интерпретации (1936). В этой работе впервые была представлена известная сегодня каждому экономисту модель IS-LM, или крест Хикса (см. наст. изд.).]. Если считать, что эти статьи были началом длительной дискуссии, которую можно назвать: «О том, что имел в виду Кейнс, и что думали об этом экономисты», то статьи Р. Клауэра (1965) и А. Коддингтона (1983)[40 - См. настоящее издание.] можно отнести к ее второй волне. В ходе этой волны особое внимание было уделено проблеме соотношения между макроэкономической моделью Кейнса и той микросновой, из которой эта модель быть бы быть логически выведена, если признать процедуру редукции законной, и здесь уже споры велись не только между противниками Кейнса и его сторонниками, но и между кейнсианцами различного толка. Сегодня вряд ли можно определить, кто из тех, кто называют себя кейнсианцами (с различными приставками): посткейнсианцы, гидравлические кейнсианцы, неокейнсианцы, новые кейнсианцы и т. д. адекватно отражают идеи Кейнса. И, по-видимому, подобный вопрос вряд ли особенно содержателен. Важно, что не только различные направления кейнсианства, но и вся современная экономическая теория во многом является реакцией на то, что многие десятилетия назад было предложено Дж.М. Кейнсом.

* * *

В последние десять лет в России идеи Кейнса и споры между его последователями и противниками перестали быть чем-то интересным только узкому кругу специалистов по истории западной экономическом мысли и приобрели практический смысл, а соответствующие термины, также, как и само его имя, стали символами, обращенными к широкой аудитории. Поэтому публикация настоящего тома, как можно надеяться, поможет читателю составить собственное мнение относительно системы взглядов этого выдающегося представителя английской и мировой экономической мысли ХХ в.

    Н.А. Макашева

Часть I