– Я хочу узнать все-все про свою психологию, – щебетала она, пока мы шли к лифту. – Я ведь буду незаурядной актрисой, мистер Ритим? Я буду интеллектуальной актрисой. А в то же время больше всего на свете я люблю стряпать простенькие блюда в простеньком платьице. Как только прославлюсь, я приглашу Кларка Гейбла, и Кэтрин Хепберн, и Гарри Купера и угощу домашними печеньицами.
– Чудненько! Не расставайтесь с этой идеей. Она мне нравится.
– А вы мне расскажете все-все про мою психологию?
– Непременно, – сказал я. – Мы нырнем в нее вместе. Идемте же.
На другой день я провел много времени с мистером Махмудом. Его номер был полон орхидей и телеграмм.
– Люди начинают нервничать, – сказал он, потирая руки.
– Да.
– Нас ждут великие дела.
– Да.
– А как там наша Белинда? Придумаете роль под стать ее психологии?
– О да. Ручаюсь.
– Она… она вчера обо мне что-нибудь говорила?
– Говорила. Она считает, что вы потрясающий парень.
– Потрясающий парень, вот как? Ритим, нас ждут великие дела. Великие! Ну, бегите.
Я побежал в ресторан, где должен был встретиться с Белиндой. За ночь она, как видно, набралась уверенности в себе.
– Здравствуйте, мистер Ритим!
– Послушай, киностудия – самое демократическое заведение в мире. Можешь называть меня Чарли.
– Ладно. Я ведь простая душа. Люблю стряпать. А как мистер Махмуд?
– Белинда, он от тебя без ума.
– Скажи-ка, он вправду крупный продюсер?
– Крупнейший. Ни у кого нет таких денег, как у него.
– Да, Чарли, так-то так. Но есть на свете кое-что, чего не купишь ни за какие деньги, по крайней мере в Англии. Или это я сама придумала?
– Ты имеешь в виду талант. Я ведь читаю твои мысли, Белинда.
– Не смей. Понимаешь, у меня старомодные родители. Мне бы хотелось сыграть Джульетту.
– Это уже было.
– Не так, как сыграю я. Ты напишешь новый сценарий, специально для меня.
– Ладно. Мы его модернизируем. Квартира Капулетти находится в одном из небоскребов Нью-Йорка. Ромео – молодой оперативник из ФБР, он окончил Гарвард, но притворяется, будто учился в Йеле, чтобы сбить с толку гангстеров. Все Капулетти тоже учатся в Гарварде. Это создает почву для примирения и счастливого конца. Ромео увлекается альпинизмом; это создает почву для сцены на балконе. На балконе небоскреба. Только героя зовут не Ромео, а Дон.
– Разве он тогда не получится какой-то другой?
– Ты ведь знаешь, что Шекспир сказал: «Зачем Ромео ты?»
– Это Джульетта сказала.
– Вот видишь, значит, были сомнения.
– Ты прав. А я вот что придумала: записывай мои мысли о Шекспире в книгу, а я потом поставлю свою подпись. Не хочу быть заурядной актрисой.
– Не будешь. Но нам пора к Махмуду. Он от тебя без ума.
– И он действительно самый крупный продюсер?
– Действительно. Но дай я шепну тебе на ушко. – «Господи! Ушко как раковина! Прелестная розовая раковина!» – Я хотел сказать: помни, что ты талантлива. Вчера вечером тебя только-только открыли. Сегодня ты то, что есть сегодня. Ты быстро проявляешь себя. Мысли в крупном масштабе. Никому не давай сковывать твой стиль. Даже Махмуду.
– Ни за что не дам. Ради искусства. Оно священно.
– Молодец!
Когда они вошли в номер, мистер Махмуд сжал обе ее руки в своих.
– Очень, очень мило со стороны очень, очень прелестной дамы навестить бедного старого кинопромышленника в его трущобе – в «Биверли-Ритц»!
– Ники, Чарли придумал мне роль, Джульетту, но гораздо лучше.
– Отлично. А кого вы метите на роль Ромео, дорогой Ритим?
– Да кого угодно.
– Он должен карабкаться по фасаду небоскреба, Ники. Чтобы я могла сыграть сцену на балконе с розой в руках.
– А вашим голливудским героям-любовникам это под силу, Ритим? Они ведь все не так молоды, как хотелось бы.
– Конечно. Вскарабкаются куда угодно. И вот еще что, при создании роли надо выработать кое-какие черты Жанны д’Арк. Она спасет Нью-Йорк.
– От чего?
– От гангстеров. А знали бы вы, из-за чего зритель валом повалит.
– Ну?
– В фильме будут стрелять настоящими пулями.
– Эх, Ритим! Полно, полно! В конце концов, знаете ли, в каждой игре есть свои правила. Даже я…