На полпути в ад

– Соедините меня с полицейским участком Басс-Хилл, – попросил он. – Побыстрее… Алло, это полиция? Говорит мистер Принси, из Эбботе-Лэкстона. Боюсь, у нас здесь произошло нечто ужасное. Пожалуйста, пришлите кого-нибудь, и поскорее.

У белок ясные глаза[20 - © Перевод Е. Токарева.]

Я имел, как мне показалось, несчастье влюбиться в великолепное создание, в амазонку, в чистой воды Диану. Ее пентхаус, служивший ей скромным временным пристанищем, представлял собой одну громадную комнату, щедро украшенную головами и шкурами охотничьих трофеев, добытых с помощью винтовки, карабина и дробовика. Бах – и ковер перед камином! Бац – и шуба! Пиф-паф – и пара удобных варежек!

Но на самом деле одежда просто душила ее. Обладая в высшей степени нордическим характером, она расхаживала по своему огромному жилищу в одной только легкой хламиде, которая демонстрировала ее бесподобные руки и ноги, окрашенные загаром в несколько тонов темнее белокурых волос охотницы. И я влюбился. Какие руки! Какие ноги! Какие волосы! Вот это любовь!

Она лишь посмеялась.

– Белка, – сказала она (она всегда называла меня «белкой»), – ничего не выйдет. Хотя ты очень милый и напоминаешь мне Бопотити. Он жил на дереве у берега реки Конго.

– Козявочка, – сказала она своей противной маленькой обожательнице, которая вечно лежала, свернувшись комочком, на какой-нибудь из шкур. – Козявочка, покажи ему фотографию Бопотити.

– Право же, – заметил я. – Мы вовсе разные. Я куда грациозней, скорее как птица.

– Да, но он всегда приносил мне мьна-мьна. Каждое утро.

– Я стану приносить тебе любовь в любой час. Выходи за меня.

– Нет.

– Тогда живи со мной.

– Нет-нет. Я живу со своим оружием. Мир не может сладострастно насмехаться над девушкой, живущей благочестивой жизнью с винтовкой, карабином и дробовиком.

– Любовь гораздо лучше.

– Ха-ха! Прости, но я не могу не рассмеяться.

И она, упав на шкуру белого медведя, зашлась в пароксизме хохота.

Совершенно раздавленный, я решил покончить с собой. Размышляя о самом выразительном методе самоубийства, я вдруг вспомнил человека по фамилии Харрингей, таксидермиста, который часто появлялся у нее на коктейлях и всегда рассматривал меня с дружеским интересом.

Я отправился к нему в мастерскую. Он был там один.

– Харрингей! Сделайте из меня чучело!

– Конечно. Чем вас набить? Стейком? Китайским рагу? Или чем-то изысканным?

– Нет, Харрингей, битумом. Хочу, чтобы на мне вы проявили все свое искусство. Отошлите меня мисс Бьёрнсторм с моими комплиментами. Для ее коллекции. Я люблю ее.

Тут я не выдержал и разрыдался.

Харрингей, этот удивительный, похожий на сову человек, повел себя великолепно. Он изложил мне свою философию и наполнил меня воодушевлением.

– Отправляйтесь как есть, – сказал он. – Возможно, любовь настигнет ее. К счастью, ваши глаза от природы немного стеклянные. Вам нужно всего лишь выдерживать позу.

– Думаете, любовь придет сама собой?

– Она наверняка признает в вас дивного неподвижного спутника для – как ее там, на языке вертится – этой штуки на дереве, с которой стреляют дичь.

– У меня тоже на языке вертится. Рискну. Харрингей, вы настоящий друг.

– Нет-нет. Вы станете мне рекламой.

– Нет-нет. Вы настоящий друг. Я буду готов через минуту.

Так и было. Он доставил меня к ней в квартиру.

– Брунгильда, вот еще экспонат в ваш музей естественной истории.

– Ой, да это же Белка! Он стал чучелом?

– Из-за любви к вам, Брунгильда.

– Прямо как живой! Харрингей, вы прямо король таксидермистов.

– Да, но мне надо обслуживать его каждый день. Это новый метод. Все обговорено. Поставить его вон в ту нишу?

– Ставьте. И мы устроим вечеринку с коктейлями. Прямо сейчас. Прийти должны все. Козявочка, позови всех.

– Даже капитана Феншо-Фаншо?

– Да, разумеется, капитана тоже.

И, взревев от хохота, рухнула на яркую тигровую шкуру. Когда начали собираться гости, она все еще смеялась. Гигантского роста капитан Феншо-Фаншо, мой соперник, с моноклем в глазу и габсбургским выпяченным подбородком, возвышался над остальными – даже над Брунгильдой.

Все смеялись, болтали и восхищались новым экспонатом.

– Чудесная работа, мистер Харрингей! Когда умрет наш милый Понго, я пошлю его вам.

– Надеюсь, вы поработаете с нашим Фифи, мистер Харрингей.

Харрингей кланялся и улыбался.

– Говорят, он пошел на это из-за любви.

– Из-за любви! – прогремел капитан, щелкнув меня по носу.

Я задрожал от ярости и унижения.

– Осторожнее! Там очень нежные связки, – предупредил Харрингей.

– Из-за любви! – снова прогремел капитан. – Белка! Ха-ха! Для должного количества любви нужен мужчина в полный рост. Какое вы у него обнаружили сердце, Харрингей?

– Просто великолепное, – ответил Харрингей. – Разбитое, конечно же.

Смех Брунгильды, который до того звучал без остановки, вдруг смолк.