Книга потерянных вещей. Книга 1

Он уснул одетым, поэтому вылез из постели, разделся в темноте и натянул пижаму. Потом вернулся в кровать и принялся ворочаться на подушке то так, то эдак, пытаясь устроиться поудобнее, но сон не шел. Лежа с закрытыми глазами, Дэвид понял, что окно открыто. Он не любил, когда оно было открыто. Насекомые попадали сюда даже при закрытом окне, и меньше всего на свете Дэвид хотел, чтобы, пока он спит, к нему в комнату снова явилась сорока.

Дэвид вылез из постели и осторожно приблизился к окну. Что-то обвилось вокруг его ступни, и он в ужасе отдернул ногу. Это был усик плюща. Его побеги пробились сквозь стену, и зеленые щупальца потянулись по шкафу, по ковру и комоду. Дэвид говорил о плюще мистеру Бриггсу. Садовник обещал взять лестницу и подрезать плющ снаружи, но еще не успел. Дэвиду не нравилось дотрагиваться до плюща. Растение казалось живым и словно захватывало комнату Дэвида.

Он отыскал свои тапочки и надел их, прежде чем дойти по плющу до окна. И там услышал женский голос, зовущий его по имени:

– Дэвид…

– Мама? – неуверенно спросил он.

– Да, Дэвид, это я. Послушай меня. Не бойся.

Но Дэвид боялся.

– Пожалуйста, – продолжал голос. – Мне нужна твоя помощь. Я замурована. Я замурована в этом странном месте и не знаю, что делать. Пожалуйста, приходи, Дэвид. Приходи, если любишь меня.

– Мама, – сказал он. – Я боюсь.

Голос снова зазвучал, но теперь совсем слабо.

– Дэвид, – говорил он, – они утащили меня. Не позволяй им отнять меня у тебя. Пожалуйста! Приди за мной и забери меня домой. Иди ко мне через сад…

И после этих слов Дэвид отбросил страх. Он схватил халат и как можно быстрее и тише побежал по лестнице и через траву. В темноте задержался. Ночное небо было неспокойно, с высоты доносился низкий неровный тарахтящий звук. Дэвид посмотрел вверх и увидел какое-то слабое свечение во мраке, словно у падающего метеора. Это был самолет. Дэвид не сводил взгляда с огонька, пока не подбежал к ступеням, ведущим в углубленный сад, и спустился туда быстро, как только мог. Он не хотел задерживаться – ведь если задержаться, можно подумать о том, что будет дальше, а если он начнет думать, то испугается. На бегу в сторону бреши в стене Дэвид ощущал, как сминается трава под ногами, и видел, как разгорается огонь в небесах. Самолет уже пылал красным цветом, шум его фырчащих моторов рассекал ночь. Дэвид остановился и наблюдал за его снижением. Самолет стремительно опускался в окружении горящих осколков. Он был слишком велик для истребителя. Бомбардировщик… Дэвид уже различал очертания крыльев и слышал ужасное тарахтение уцелевших моторов падавшей на землю машины. Она становилась все больше и больше, пока наконец не заполнила небо, заслонив их дом и осветив ночь красным и оранжевым пламенем. Он летел прямо в углубленный сад, языки пламени лизали немецкий крест на фюзеляже, словно что-то на небесах хотело остановить Дэвида на его пути между мирами.

Выбор был сделан. Дэвид не колебался. Сквозь пролом в стене он протиснулся во мглу – и в этот миг мир, который он покинул, обратился в ад.

VII

О леснике и его топорной работе

Кирпичная кладка исчезла. Теперь Дэвид водил пальцами по шершавой коре. Он находился в стволе дерева, а перед ним было дупло, из которого открывался вид на темный лес. Падали листья, медленными зигзагами опускаясь на землю. Подлесок зарос колючим кустарником и жгучей крапивой, но Дэвид не заметил ни одного цветка. Все краски пейзажа ограничивались двумя цветами: зеленым и коричневым. Все здесь было озарено странным сумеречным светом, будто в предрассветные часы или на закате дня.

Дэвид замер во мраке ствола. Голос мамы пропал, теперь до него доносились лишь едва уловимый шорох листьев и отдаленный шум бегущей по камням воды. Не было ни немецкого самолета, ни малейших признаков, что он когда-либо существовал. Дэвиду хотелось вернуться, добежать до дома и разбудить отца, чтобы рассказать ему о том, что он видел. Но что он мог сказать, и разве поверит ему отец после того, что случилось? Нужны доказательства, какие-то свидетельства этого нового мира. Поэтому Дэвид вылез из ствола. Над ним было беззвездное небо, затянутое тяжелыми тучами. Сначала воздух показался ему свежим и чистым, но когда он вдохнул его полной грудью, то почувствовал в нем что-то еще, не такое приятное, оседавшее на языке: металлический привкус, сочетание меди и гнили. Это вызвало в памяти день, когда они с отцом нашли на обочине дороги дохлую кошку с распоротой шкурой и торчащими внутренностями. Кошка пахла почти так же, как ночной воздух в новом мире. Дэвид поежился, и не только от холода.

Вдруг он услышал позади ужасный шум, и в спину ему полыхнуло жаром. Он бросился на землю и покатился по ней. Ствол дерева стал набухать и раздуваться, а дупло расширялось, становилось похожим на вход в огромную, покрытую корой пещеру. В глубине ее мерцали языки пламени, и потом, словно пасть, изрыгающая невкусный кусок, она выплюнула часть горящего фюзеляжа немецкого бомбардировщика вместе с телом одного из летчиков, застрявшим в остатках гондолы, и пулеметом, нацеленным прямо на Дэвида. Обломок пронесся сквозь заросли, оставляя за собой черный горящий след, и упал на поляне, извергая дым и чад.

Стряхнув с одежды листья и грязь, Дэвид попытался приблизиться к горящему самолету. Это был «Ю-88», как Дэвид определил по гондоле. Он видел останки стрелка, уже охваченные огнем. Ему захотелось знать, уцелел ли кто-то из экипажа. Тело застрявшего летчика было прижато к растрескавшемуся стеклу гондолы, на обугленном черепе белел оскалившийся рот. Дэвид никогда прежде не наблюдал смерть так близко в таком жестоком, зловонном и обугленном виде. Он не мог не думать о последних мгновениях немца в западне испепеляющего жара, с горящей кожей. Его захлестнула волна жалости к мертвому человеку, чье имя он никогда не узнает.

Что-то просвистело у его уха, оставив теплый след, словно ночное насекомое, и тут же последовал треск. Мимо прожужжало второе насекомое, но Дэвид уже припал к земле и пополз, пытаясь укрыться от рвущихся патронов. Он нашел углубление в земле и нырнул туда, накрыв голову руками и пытаясь слиться с землей, пока не прекратится град пуль. Только уверившись, что весь боезапас израсходован, отважился поднять голову. Потом осторожно встал и посмотрел на огненные вспышки и фонтаны искр в небесах. Он впервые заметил, какие огромные деревья растут в этом лесу – выше и толще самых старых дубов за домом. Серые и совершенно голые у земли стволы на высоте не меньше ста футов распускались густыми кронами, почти лишенными листьев.

От разрушенного корпуса оторвалась какая-то черная коробка и упала, слегка дымясь, недалеко от Дэвида. Она была похожа на старую фотокамеру, только с колесиками на боку. На одном из колесиков Дэвид разобрал слово «Blickwinkel». Под ним была табличка с надписью «Auf Farbglas Ein». Это был прицел для бомбометания. Дэвид видел такие на картинках. Немецкие летчики использовали их, чтобы находить цели на земле. Возможно, этим и занимался человек, сгоревший в обломках, а до этого сидевший в гондоле над проносящимся под ним городом. Жалости Дэвида к мертвецу поубавилось. Прицел делал их работу более эффективной, а потому более отвратительной. Он думал о семьях, съежившихся в бомбоубежищах Андерсона, о плачущих детях, о взрослых, уповающих на то, что летящая с неба смерть минует их, о толпах людей на станциях метро, прислушивающихся к взрывам, о пыли и грязи, падающей на их головы, когда бомбы сотрясают землю… И им еще повезло.

Правой ногой он изо всех сил пнул бомбардировочный прицел и почувствовал удовлетворение при звуке бьющегося стекла, когда вдребезги разлетелись хрупкие линзы.

Возбуждение прошло. Дэвид сунул руки в карманы пижамы и попытался ближе познакомиться с окрестностями. В четырех-пяти шагах от него над травой возвышались четыре ярко-лиловых цветка. Это были первые увиденные им здесь яркие краски. У этих растений были желтые и оранжевые листья, а сердцевины самих цветков напомнили Дэвиду лица спящих детей. Даже во мраке леса ему казалось, будто он различает сомкнутые веки, приоткрытые рты, дырочки ноздрей. Они не были похожи на цветы, которые он видел прежде. Если сорвать один и принести отцу, может, удастся убедить его, что это место действительно существует…

Дэвид направился к цветам. Под его ногами хрустела сухая листва. Он был совсем близко, когда у ближнего из цветов поднялись веки, явив маленькие желтые глаза. Потом зашевелились губы, и раздался вопль. Тотчас проснулись остальные, и все как один завернулись в листья, с обратной стороны жесткие, колючие и чуть поблескивавшие липким осадком. Что-то подсказало Дэвиду, что не стоит трогать эти колючки. Он вспомнил о крапиве и ядовитом плюще. И с ними-то лучше не связываться, а кто знает, каким ядом обороняются здешние растения?

Дэвид поморщился. Ветер унес запах горящего самолета, и этот смрад сменился другим. Металлический запах, который он ощутил раньше, усилился. Дэвид еще на несколько шагов углубился в чащу и увидел под опавшими листьями что-то неровное, с просвечивающими синими и красными пятнами. По очертаниям это немного походило на человеческую фигуру. Дэвид подошел поближе и разглядел одежду, а под ней мех. Он удивленно поднял брови. Это было животное, но оно носило одежду. У него были когтистые пальцы и ноги, как у собаки. Дэвид бросил взгляд туда, где должно было быть лицо, но не увидел его. Голова была отрублена, причем недавно, судя по луже еще не высохшей крови. Дэвид прижал ладонь ко рту, с трудом сдерживая тошноту. От вида двух трупов за считаные минуты у него свело живот.

Он отскочил от тела и повернулся к своему дереву. И прямо у него на глазах огромный проем в стволе исчез; дерево сжалось до своего первоначального размера, а кора словно бы затянула брешь, полностью скрыв проход в его собственный мир. Дерево стало просто одним из многих в этом лесу гигантских деревьев, едва ли отличимых одно от другого. Дэвид потрогал дерево, нажал, постучал в надежде отыскать какой-нибудь способ снова отворить дверь в свою прежнюю жизнь, но ничего не вышло. Он чуть не плакал, однако понимал, что если разревется, то все пропало. Он станет просто маленьким мальчиком вдали от дома, беспомощным и напуганным. Дэвид огляделся по сторонам и заметил выступающий из земли большой плоский камень. Ухватившись за край камня, он вытащил его и принялся колотить по стволу: раз, другой, снова и снова, пока не отбил кусок коры, упавший на землю. Дэвиду показалось, что дерево содрогнулось, словно человек, вдруг испытавший тяжелое потрясение. Белая древесина покраснела и начала сочиться чем-то очень похожим на кровь, по трещинам и желобкам в коре стекавшую на землю.

Послышался голос:

– Не делай этого. Деревья такого не любят.

Дэвид обернулся. Недалеко от него в тени деревьев стоял человек. Он был большой, высокий, с широкими плечами и короткими темными волосами. На нем были коричневые кожаные сапоги почти до колен и короткая куртка из звериной шкуры. Глаза у него были такие зеленые, что он казался частью леса, принявшей человеческий образ. На правом плече человек держал топор.

Дэвид выронил камень.

– Простите, – сказал он. – Я не знал.

Человек молча рассматривал его.

– Нет, – наконец произнес он. – Вряд ли это сделал ты.

Он направился к Дэвиду, и тот инстинктивно попятился, пока не нащупал рукой ободранный ствол. Он снова почувствовал, что дерево дрожит, но уже не так сильно, как прежде, словно оно постепенно восстанавливалось после полученного ранения, а присутствие незнакомца внушило ему уверенность, что ничего дурного больше не случится. Дэвид не разделял этой уверенности: у человека был топор, причем такой, каким запросто можно отрубить голову.

Когда мужчина вышел из тени, Дэвид рассмотрел его лицо. Он решил, что за внешней суровостью скрывается доброта и этому человеку можно доверять. Мальчик чуть расслабился, хотя по-прежнему с опаской поглядывал на огромный топор.

– Кто вы? – спросил Дэвид.

– Я могу задать тебе тот же вопрос, – ответил мужчина. – Этот лес находится под моим присмотром, и я тебя никогда здесь не видел. И все же отвечу на твой вопрос. Я – Лесник. У меня нет другого имени – во всяком случае, такого, о котором стоит упоминать.

Лесник подошел к горящему самолету. Пламя уже утихло, и можно было разглядеть каркас. Он был похож на скелет большого зверя, преданный огню после того, как с костей сняли поджарившееся мясо. От стрелка мало что осталось – тот стал тенью в переплетении металлических обломков. Лесник удивленно покачал головой и вернулся к Дэвиду. Он положил руку на оголенный ствол раненого дерева, внимательно осмотрел причиненное Дэвидом повреждение и погладил дерево, как коня или собаку. Встав на колени, снял мох с близлежащих камней и прикрыл выбоину в стволе.

– Всё в порядке, старина, – сказал он дереву. – Скоро все пройдет.

Высоко над головой Дэвида зашелестели ветки, хотя остальные деревья не шелохнулись. Лесник снова обратился к Дэвиду:

– А теперь твоя очередь. Как тебя зовут, и что ты здесь делаешь? Неподходящее место для мальчика, чтобы бродить в одиночку. Ты попал сюда в этой… штуке? – Он показал на самолет.

– Нет, сначала пришел я, а потом появился он. Меня зовут Дэвид. Я попал сюда через ствол дерева. Там была дыра, но она исчезла. Вот почему я отбивал кору. Я надеялся прорубить дорогу обратно или хотя бы пометить дерево, чтобы потом найти его…

– Ты пришел сквозь дерево? – переспросил Лесник. – Откуда ты пришел?

– Из сада, – ответил Дэвид. – В углу был небольшой пролом, и я там нашел путь сюда. Мне показалось, что я слышу мамин голос, и я пошел на него. А теперь обратный путь исчез.

– А как ты притащил сюда это? – Лесник кивнул в сторону обломков.

– Там был бой. Он упал с неба.

Если Лесник удивился, то никак этого не показал.

– Внутри труп человека, – сказал он. – Ты знал его?

– Это стрелок, летчик. Раньше я никогда его не видел. Он был немцем.

– Теперь он мертвец… – Лесник снова потрогал дерево, словно надеялся отыскать следы прохода. – Да, прохода здесь больше нет. Ты правильно сделал, пытаясь пометить дерево, пусть даже таким грубым способом.