– Но я и мысли не допускаю, что ла Рош-Кассель собирался продать мне копии! – искренне признался Джон. – Я прекрасно разбираюсь в драгоценных камнях, и ему это известно. Накануне я имел возможность как следует рассмотреть бриллианты. Смею вас уверить, они были подлинные! И великолепные! Признаюсь, я совсем перестаю что-либо понимать в этой истории.
Некоторое время Грюнфельд молча сверлил глазами Мэннеринга. Наконец он, видимо, принял решение.
– Что ж, я вам верю. Более того, не сомневаюсь, что мы с вами отлично поладим…
– Это бы меня весьма удивило, – самым светским тоном отозвался Джон.
В бледных глазках мелькнул огонек, явно не предвещающий ничего хорошего.
– Это почему же?
Прежде чем Джон успел ответить, в дверь тихонько постучали, и в комнату вошла молодая женщина с подносом, на котором стояли чашки и серебряный кофейник. Эта высокая брюнетка в золотистом платье, выгодно обрисовывавшем роскошную фигуру, была бы ослепительной красавицей, если бы ее левую щеку не портил шрам, приподнимавший уголок рта в странной усмешке. Джон заметил, что глаза ее слишком сильно блестят, зрачки расширены, а ноздри необычно бледны и сжаты. По этим признакам легко было определить, что женщина увлекается кокаином.
Она ловко открыла дверь, не выпуская подноса из рук, и поставила его на низкий столик. Ее плечи и грудь казались такими же шелковистыми и почти того же тона, что и платье. В ушах и вокруг шеи мерцали изумруды.
Грюнфельд весьма светски познакомил Джона со своей подругой.
– Минкс, представляю тебе мистера Мэннеринга. Вы можете пить кофе совершенно спокойно, Мэннеринг, Минкс – итальянка по отцу. Кофе не помешает вам ответить на мой вопрос: так почему же мы не сможем договориться?
– Просто потому, что мне омерзительны убийцы, – холодно бросил Джон.
Молодая женщина едва не выронила чашку, которую протягивала Мэннерингу, но Грюнфельд не шелохнулся, а лишь злобно процедил сквозь зубы:
– Это слова, о которых вы можете очень скоро пожалеть.
– В самом деле?
– Неужели я должен объяснять вам, почему, Мэннеринг? Конечно, вы не можете знать, где сейчас находитесь. Но вы видели меня, видели Лаба и Минкс… Сильно сомневаюсь, что вы забудете нас, как только вернетесь домой…
– Вы правы: я никогда не забываю красивых женщин! – Джон ослепительно улыбнулся Минкс.
Она на секунду застыла, потом улыбнулась в ответ.
– Видите ли, – продолжал тем временем Грюнфельд, – если бы это зависело только от меня, я продержал бы вас тут несколько недель, пока не отыщу Звезды. Потом я уеду из Англии и вы перестанете быть для нас опасным, несмотря на ваши связи с Ярдом. Как видите, я хорошо информирован на ваш счет. Сбежать отсюда вам бы не удалось – это я гарантирую! Но, кроме меня, есть еще Лаба, а он не желает рисковать.
– И у вас на совести будет еще одно убийство, – довольно небрежным тоном заметил Джон.
– О, пустяки! Одним больше, одним меньше…
Жест Грюнфельда был настолько красноречив, что Джон понял: этот человек, ни секунды не колеблясь, прикажет его убить.
– И напротив, все сложилось бы совершенно иначе, захоти вы сотрудничать с нами. Я всегда мечтал иметь в своей организации человека, вхожего в Ярд. Надеюсь, по крайней мере, мое предложение не кажется вам оскорбительным?
Джон задумался. Когда за дело принимался Барон, он мгновенно утрачивал способность морализировать и не отягощал себя излишними угрызениями совести. Барон не отступал ни перед ложью, ни перед пустым обещанием. Но сейчас речь шла об убийстве! А это был барьер, непреодолимой стеной отделявший не только Барона, но и профессиональных грабителей и связанных с ними скупщиков краденого от банды гангстеров и убийц.