Бледно-серая шкура виноватого

– Я подошел бы поздороваться, но ты был с подружкой.

– С подружкой! Кому нужны такие подружки! Она улетела. Слушай, у меня мало времени. Я оставил Джан одну с ребятишками на три дня и хочу вернуться. Год назад она объявила, что все складывается в ясную картину, и мы должны убраться, а я не поверил. Ладно. Теперь верю. Там заключаются деловые сделки. Земельные сделки. А мы торчим на дороге.

Он был таким же большим, но лицо как-то странно усохло. Крупные руки дрожали. Взгляд растерянный, как у очкариков, снявших очки.

Таш с усилием рассмеялся:

– Я думал, кому-то понадобилась моя пристань. Поэтому потратил деньги, которые не мог тратить, и нанял местного адвоката, посмотреть, чего он раскопает. Молодой парень. Стив Бессекер. По-моему, единственный адвокат в Саннидейле, который не испугался. Рассказал ему обо всем, что на меня навалилось, он согласился, что это не совпадение, и начал разнюхивать. Никому не нужна моя пристань, Трев. Им нужен единый кусок в четыреста восемьдесят акров. А мои десять акров прямо в центре всего этого необходимого им прибрежного участка.

– Кому “им”?

– С момента появления “Тек-Текса” на той стороне реки весь этот участок объявлен промышленной зоной. Кругом натыканы крупные объявления, абсолютно официальные и законные. Они собираются углубить реку и канал, чтобы по фарватеру могли проходить баржи. Сюда явно хочет пробраться какая-то крупная корпорация и выкладывает за землю круглые суммы.

– Кто скупает участки?

– Пятьдесят акров прямо позади меня принадлежат местному агенту по недвижимости Простону Ла Франсу. Бессекер выяснил, что Ла Франс заключил опцион[9 - Опцион – сделка с премией, уплата которой гарантирует право, купли-продажи по оговоренной цене.] на двести акров к востоку от меня по двести долларов за акр. Их владелец – старик Ди Джей Карби, старожил. С другой стороны от меня, на западе, двести двадцать акров находятся в собственности некой “Саутвей лэндс инкорпорейтед”. Бессекер выяснил, что это одно из предприятий Гэри Санто. Знаешь его?

– Слышал. Как любой другой в Южной Флориде.

Несколько лет назад Санто был эффектным юным сообразительным ловкачом с налетом позолоты. Теперь он был не столь юным сообразительным ловкачом, который загадочным образом маячил за кулисами многих событий под прикрытием тайны и денег. В Майами это имя имело привкус пентхаусов, нефтепроводов, южноамериканских партнеров по играм, слияний и поглощений компаний, личных самолетов, широко рекламируемых пожертвований в пользу местных инициатив в области искусства и культуры.

– Не знаю, что именно связывает Санто с Престоном Ла Франсом, Трев. Может, Ла Франс просто действует как агент Санто. Может, это совместное предприятие. До Бессекера дошел слух, что полтора года назад по участку рыскали эксперты, выбиравшие для завода место, и рекомендовали хотевшей заполучить его крупной компании дойти аж до восьмисот тысяч! По тыще семьсот долларов за акр. Примерно в то время, когда я про это узнал, возник один старый приятель и объявил, что ему очень не хочется, но ничего не поделаешь, придется забрать у меня плавучие дома. Я еще оставался за них должен. По его словам, один из администраторов округа Шавана, мистер П. К. Хаззард по прозвищу Монах Хаззард, намекнул, что, забрав у меня суда, мой приятель получит предпочтение при установлении зонального тарифа. А когда я рассказал об этом Бессекеру, тот заметил, что Монах Хаззард – шурин Престона Ла Франса, а доказать ничего невозможно. Бессекер вел себя странно. Сказал, что наваливается куча дел, и он больше не обещает уделять мне время. По-моему, они его тоже достали. Ему ведь тут жить.

– Все мы люди, – изрек я.

Он уставился на рулон бумажных полотенец, встряхнул головой:

– Ты же знаешь мою манеру, Трев. Не люблю ходить вокруг да около. Лучше прямо вступить в схватку. Я пару раз видел Хаззарда на тех открытых слушаниях, где они поднесли мне пилюлю, например насчет сноса моста, но не разговаривал с ним. Ну, попробовал договориться о встрече, а он начал тянуть резину, и в конце концов я прихватил с собой Джан, мы уселись у его офиса, пока он нас, наконец, не заметил. Такой маленький, шея длинная, голова круглая, с большими выпученными глазами за толстыми стеклами очков. Морда как у обезьяны, голос скрипучий. Я сказал, что мы граждане, налогоплательщики, землевладельцы, он – официальное должностное лицо, нравственный и моральный долг обязывает его не позволять использовать государственную машину для того, чтобы я обанкротился, а его шурин заработал несколько баксов. Знаешь, что такое унижение, Трев?

– То и дело испытываю понемножку.

– Он весь надулся, забегал, заскрипел и давай читать лекцию. Народ едет с севера, думая, будто во Флориде легко прожить, тогда как это худшее место в мире. На меня ни разу не взглянул. Частично смотрел в окно, в основном пялился на ноги Джан. Сказал, что не дело местных властей спасать человека от его ошибок и неверных расчетов. Сказал, что величайшим благом для подавляющего большинства будет наилучшее использование земли, а как подумаешь о налоговой базе, о занятости и так далее, пристань, возможно, не самое лучшее. Сказал, что прощает сомнения в его честности, ибо попавший в беду человек говорит не подумав. Люди попросту не имеют понятия, какой нужен талант для ведения малого бизнеса. Может, в какой-то другой сфере деятельности мне больше повезет. Сказал, что не знает, интересуют ли Пресса Ла Франса мои десять акров. Возможно, он сделает предложение, если я с ним поговорю, но не стоит мне ждать слишком многого, потому что мое предприятие в плохом состоянии. Сказал, что попавшие в беду люди считают, будто весь мир против них ополчился, но, если определенные необходимые для землеустройства меры подорвали мой бизнес, это вовсе не означает целенаправленного злого умысла. Во Флориде ежегодно гибнут тысячи малых предприятий, и я вовсе не исключение. Мы ушли. Джан расплакалась, не дойдя до машины. Унижение и отчаяние.

– Ты столкнулся с могущественной структурой, Таш. Вряд ли сможешь их переиграть.

– А я думал, смогу. Повидался с Ла Франсом и все повторил. Он ответил мне то же самое, точно они сговорились и отрепетировали. Я спросил насчет предложения. Он сказал, что не заинтересован. Может быть, говорит, если позже все будет выставлено на продажу, он предложит стоимость конфискованного имущества, но остаток по закладной, по его мнению, вряд ли этого стоит. Чуть больше шестидесяти тысяч, вот как. А мы выплатили пятьдесят одну. Поэтому я разинул рот. Наклонился над его столом и объявил, что ему никогда не наложить лапу на моюсобственность. Оставлю там Джан вести дела, сам вернусь к торговле и начну выкупать закладную с каждым сэкономленным центом. Тогда они поднажали пожестче.

– А именно?

– Сначала продлили контракт на дорожные работы еще на сто дней. Потом прислали инспекторов из окружного бюро, которые забраковали мою электропроводку, септические цистерны, колодец и отобрали лицензию на ведение дела. Как только лицензию отобрали, банк велел вернуть всю ссуду по закладной через тридцать дней, или меня лишат права выкупа заложенного имущества. Мол, это давным-давно надо было сделать. Мы какое-то время неплохо справлялись, Трев. Я не слишком размахивался. Оставь они меня в покое, мне хватило бы доходов расплатиться за ангар для хранения лодок и за расширение мотеля. Наш маленький бизнес должен был стать одним из лучших во всем районе. Я пытался еще раз встретиться с администратором Хаззардом, ждал, и дождался пары представителей шерифа, которые объявили, что я либо должен уехать, либо меня заберут за просрочку. Мы с Джан посоветовались и решили, что лучше всего изложить дело мистеру Гэри Санто. Он, скорее всего, такая крупная шишка, что даже не знает о происходящем, а если и знает, то, выслушав нас, велит им прекратить. Может, думали мы, Ла Франс просто чересчур старается услужить Санто и как можно дешевле отделаться. И я все написал на бумаге. Мы, наверно, раз десять переписали письмо, Джанин отпечатала на старенькой машинке в конторе мотеля, и оно ушло через специальную службу доставки с пометкой “лично”.

– Ответ получили?

– Словесный. От той девицы, с которой я сидел. Ее зовут Мэри Смит. Я приехал и попытался добраться до Санто. Добрался только до нее. Она предложила встретиться здесь перед ее отлетом. Замороженная, как говядина в морозилке, старик. Да, мистер Санто прочел мое письмо лично. Да, у него существует неофициальная договоренность с мистером Ла Франсом. Но мистер Ла Франс не на службе у мистера Санто. Да, мистер Санто настоятельно требует, чтобы мистер Ла Франс представил обещанные результаты, поскольку вопрос о приобретении земли решен. Мистер Санто не считает себя персонально ответственным за вашу судьбу. У него не благотворительная организация. Я спросил, можно ли повидаться с ним лично. Нет. Извините, нет.

– И что теперь?

– Мы все потеряли. Все. Прошли добрые времена. Джанин сильно переживает. Потрачена куча денег, сил, времени, и в результате пусто. Лучше бы.., надо бы нам с тобой раньше встретиться, Трев, пока еще не было слишком поздно. Может, ты изобрел бы какую-нибудь спасательную операцию. В твоем духе. Надавил бы на них, как они на меня надавили. – Он бросил на меня странный, озадаченный, задумчивый взгляд. – Понимаешь, я постоянно думаю, каким образом убил бы кого-нибудь. Хаззарда, Санто, Ла Франса – кого-нибудь. Кого угодно. У меня никогда в жизни не было таких мыслей. Я совсем не такой.

Таш сморщился, крутанулся и пнул большой металлический мусорный бак, предназначенный для использованных бумажных полотенец.

– А-а-а!.. Тьфу! – выкрикнул и выбежал вон.

Я забрал Пусс и Барни. Чуть позже половины седьмого мы вернулись на “Лопнувший флеш”. Мик дождался звонка, договорился, заказал билет на понедельник на утренний рейс в Испанию через Нью-Йорк. И хотя настроение у меня несколько омрачилось, были песни и спорт, загар и музыка, пляж и сон, старые и новые шутки, девушки на палубе, новые пластинки в музыкальном автомате, губная помада, песок, мимолетные поцелуи, долгий многозначительный взгляд из-под загнутых ресниц.

То и дело являлся и исчезал Мейер с небольшими отрядами своей нерегулярной партизанской армии. Произошел небольшой перебор, когда к нам нагрянула постоянно кочующая компания с борта большого круизного судна Тигра из Алабамы.

С виду все как всегда – абсолютно свободно, настолько, что даже не знаешь, кто чей гость и знакомый, – тем не менее существует некий протокол. Есть совершенно реальный внутри-компанейский неписаный перечень того, что следует и чего не следует делать, следует и не следует произносить. А если ты не способен войти в игру плюс инстинктивно понять необходимые правила, тогда опусти жалюзи, задерни шторы, оказывай холодный прием. Но иногда, как в случае с одним воскресным гостем, люди до того тупы, что требуются более доходчивые меры.

Его звали Бастер, Бадди, Санни – что-то в этом роде. Здоровенный громогласный жизнерадостный парень лет тридцати, конторского типа, чрезмерно самоуверенный; он отправился в деловую поездку подальше от дома и рыскал в поисках девок, убежденный в своем двойном мужском превосходстве над любым праздно шатающимся по пляжу субъектом, готовый слегка покрутиться и пообжиматься, чтобы потом дома было что рассказать другим оболтусам и утаить от старушки Пегги, оставленной с детьми.

Итак, он появился на залитой солнцем палубе, растянулся рядом с Барни и объявил, что она не уступит ни одной пышке на всем белом свете, а если позволит слегка растереть маслом для загара симпатичную спинку и симпатичный животик, он будет счастливейшим торговцем бумагой на всем юго-востоке. Она села, хмуро глядя на тупую, развеселую, ухмыляющуюся физиономию, а когда Мик встал было, чтобы выбросить Бастера-Бадди-Санни за борт, выразительным жестом остановила его взмахом руки и объявила:

– Музыка, умолкни!

Пусс подошла к динамикам и выключила звук. В наступившей тишине Барни с жестокой четкостью проговорила:

– Пусс, Мэрили! Идите сюда, дорогие мои. Посмотрите-ка на него.

Они подошли, уселись рядом на пляжный матрас и принялись разглядывать Бастера-Бадди-Санни.

– Он из тех типов, про которых я вам рассказывала, – пояснила Барни. – Из тех обаяшек, что превращают жизнь стюардесс в чистый ад.

– Лучше не оскорбляй меня, чистюля, – усмехнулся он.

– Ясно, – мрачно заключила Пусс. – Все очевидно. Жирное пузо, громкий голос, мутные похабные маленькие глазки.

– Вы что, шутите, девочки? – спросил он с несколько полинявшей усмешкой.

Мэрили склонила голову набок и промычала, тряхнув головой:

– М-м-м, на дежурстве к такому не посмеешь повернуться спиной. Сразу начнет хватать за задницу.

– Думаю, у них есть безумная мечта, – продолжала Барни. – Они только и ждут, что ты рухнешь, сраженная обаянием такого количества мяса. Помчишься с таким неотразимым типом в отель или в мотель и прыгнешь прямо в койку. Можете себе представить?

Пусс слегка поежилась:

– Господи, дорогие мои, вы лучше представьте себе, будто мы девушки по вызову и обязаны спать с таким обормотом!

– Б-р-р! – передернув плечиками, высказалась Мэрили. Бастер-Бадди-Санни встал, и три красотки ласково посмотрели на него снизу вверх.

– Кофе, чай, молоко? – спросила Барни.

– Ах ты, вшивая сучка! – буркнул он. Пусс расхохоталась:

– Видали? Точь-в-точь как ты говорила, дорогая. Типичная реакция. Смотрите, какая у него морда красная. Так-так, погодите-ка, дайте сообразить. Он облысеет через пять лет.

– Через четыре, – твердо поправила Мэрили.