– А знаете, кто именно?
Перевожу взгляд на зеркало, а через него – на нее. Она тоже уже смотрит в зеркало, ожидая начала зрительного контакта. Ну или просто следит за мной. А вопрос… им она меня проверяет.
– Молодая девушка, – отвечаю я. – Кем она Вам приходилась?
– Она была моей сестрой. Младшей. И в детстве, и спустя многие годы, мы были не разлей вода. Никто не знал ее лучше меня.
Я киваю.
– Почти уверена, что ее убили. И убийца – ее муж. Но доказательств нет. Следствие замяло дело, выдав все за самоубийство. Но я знаю, что это не так – она не могла покончить с собой. Я ее знаю, Руслан. Самоубийство могут совершить лишь люди в глубокой депрессии. А она в ней совершенно точно не была! Я разговаривала с ней буквально за день до этого случая! Вы же верите мне?
– В то, что Вы ее знали – верю. Остальное… требует доказательств. – Про то, что самоубийство могут совершать также люди, оказавшиеся в безвыходном положении или с разбитым сердцем, я решил не говорить.
– И мы их получим.
Мой ответ ее расстроил. И я понимаю, почему. Но врать не стану – очень многие, кто ищет свою версию произошедших событий, оказываются разочарованы. Порою, в жизни все случается куда проще, чем в сериалах и голливудских фильмах. Иногда самоубийство – это самоубийство, а не заговор корпораций или политический заказ. А убийство замужней женщины чаще всего совершается мужем. Тут она вполне может оказаться правой.
Я останавливаюсь у входа в гостиницу. Она смотрит на облупившуюся краску на дверях, на разбитые окна первого этажа и на перегоревшие буквы «Г» и «Ц», из-за чего надпись читается как «ОСТИНИ А». Взгляд выражает недовольство – носик морщится, а бровки хмурятся.
– Внутри она не так плоха, как снаружи. Поверьте, – обещаю я и выхожу. Открываю перед ней дверь и иду за чемоданами. Она стоит и ждет. Хочет, чтобы я пошел вперед. Опасается.
Я делаю так, как она хочет – первым захожу в гостиницу.
Седьмая забегает следом и облегченно выдыхает, глядя на царящую вокруг чистоту и закос под роскошь. Девушка за регистрационной стойкой тут же находит мою спутницу в журнале брони и выдает ключ. Металлический.
– Настоящий ключ? – Алиса усмехается. – Я думала, все отели уже давно перешли на магнитные карточки.
– Не все, – отвечаю я. – Этот отель, как и многое другое в этом городе, слегка застыл в прошлом.
Алиса берет ключ, массивный и длинный, с брелоком, обозначающим номер ее комнаты.
Подошедший в форме мужчина предложил мне помочь с багажом, но я лишь отрицательно качнул головой, и он тут же отступил.
Иду к лифту, и его двери автоматически открываются. Захожу внутрь, за мной заходит и Алиса. Она нажимает на нужный этаж, и двери закрываются. Она прячет глаза, ей неловко. На ее безымянном пальце правой руки – кольцо.
– Вы замужем?
– Была, – она отвечает, не поднимая взгляда. – Муж умер два года назад. В автокатастрофе. Пьяный урод на грузовике выехал на красный.
– И Вы все еще носите кольцо на пальце?
– Оно… помогает.
– Отталкивать потенциальных ухажеров?
– И это тоже.
Двери лифта открываются – и она первой выходит в коридор. Еще раз смотрит на номер, указанный на брелоке, и направляется направо. Я иду за ней. Следую за безупречным стройным силуэтом, но, к сожалению, длится это недолго. Мисс-стройные-ножки останавливается у одной из комнат и разворачивается ко мне.
– Дальше я сама. Спасибо, Руслан.
Я ставлю чемоданы на пол.
– Точно не хотите, чтобы я занес их в номер?
– Нет. Я сама.
Киваю.
– Во сколько мне завтра быть здесь?
– В девять, – отвечает она. – Я как раз успею позавтракать.
Ещё раз киваю и разворачиваюсь. Она ничего не говорит мне в спину и не прощается. Слышу звук, с которым ключ поворачивает механизмы дверного замка, но продолжаю идти к лифту. У меня есть теперь другие дела, ведь скоро закат.
Я вернулся в «Салун» как раз на закате. Дождь лить перестал, а солнце выкрасило улицы в кроваво-красный. Поднялся на второй этаж и зашел к Леди, предварительно постучав, – она уже ждала меня. Сидела на кровати в своем черном плаще и все том же черном цилиндре. Одну ногу забросила на другую, из-за чего пока еще не застегнутый плащ оголял одну из них, и я уставился на резинку ее чулка, расположенную посередине бедра.
– Свозишь меня кое-куда? – спрашивает она таким тоном, будто просит. Кто-нибудь со стороны даже может подумать, что у меня действительно есть выбор, что я сделаю ей одолжение. Это что-то вроде нашей ролевой игры. Она спрашивает, а я будто могу отказать.
Но это ложь – выбора у меня нет. И мы оба это знаем.
– Конечно, – отвечаю я. – Как пожелаете.
– Как пожелаешь, – поправляет она. – Как пожелаешь, детка.
Теперь она переводит на меня взгляд, прося повторить то, что она только что сказала.
– Как пожелаешь, детка, – повторяю я, подстраиваясь под заданный ритм, и расслабляюсь. Я теперь – другой человек. Не Руслан. Кто-то другой. Кто-то, кто может без проблем спросить: – Шлем потом отполируешь?
Она улыбается – и мне нравится эта улыбка. А ей нравится, что я всегда в таких случаях в ее полном распоряжении.
– Конечно, зайка, – флиртующим тоном говорит она. – Сразу же, как только вернемся.
Она встает и поправляет плащ, скрывая под его полами свои ноги и резинки чулок. Под плащом она выглядит не наряднее шлюхи, но это знаем лишь мы. Она идет мимо меня к двери, виляя бедрами, и я иду за ней. Когда мы оказываемся внизу, она берет меня под локоть и прижимается к моей руке. Мужчины завистливо смотрят на меня, провожая взглядами до самого выхода.
Я помогаю ей сесть в машину, а сам сажусь рядом. Завожу двигатель и жду ее указаний.
Она молчит, разглядывая пока еще алый небосвод.
– Как тебе Алиса? – спрашивает она голосом Леди, а не той, кем она только что была.
– Милая девочка. Красивая.
Леди кивает.
– Поехали пока по Лермонтова, – говорит она и откидывается на спинку. – Я скажу, когда доедем.
Киваю, и мы трогаемся. Я молчу и ощущаю на своем правом виске ее взгляд. Оборачиваюсь, чтобы убедиться в том, что мне не показалось.