И первый мой удар принять за то,
Что ты дерзнул безумными словами,
Внушенными противоречьем, спорить
С тем, что принять решила треть богов,
Собравших свой синод для подтвержденья
Всех прав своих божественных. Пока
Они в себе божественную силу
Все чувствуют, не могут никого
Они признать на свете всемогущим.
Но так как вышел ты вперед собратий,
Гонясь за честью, чтобы я тебя
Немного ощипал, то пусть пример твой
Предтечей будет пораженья прочих.
Я медлил только для того, чтоб это
Ты знал и чтоб хвалиться ты не мог,
Что я тебя оставил без ответа;
Я полагал, что небо и свобода —
Одно и то же для небесных Духов;
Теперь же вижу я, что большинство
Ленивое избрать готово рабство,
Слугами быть средь праздников и песен,
И этих ты рабов вооружил;
Что ж, пусть сразятся рабство и свобода:
Их подвиги покажет этот день».
Ему ответил Абдиил сурово:
«Ты снова заблуждаешься, отступник,
И заблуждаться вечно будешь ты
С тех пор, как сбился с истинной дороги.
Напрасно ты клеймишь названьем рабства
Служение поставленному Богом
Главе и, через то, самой природе;
Бог и природа нам одно и то же
Велят: вполне достойно, чтоб царил
Достойнейший и выше был всех прочих.
Напротив, рабством было бы служить
Безумцу иль тому, кто нападает
На более достойного; рабы
Те, кто тебе отныне служит; ты же
Сам несвободен – раб своих страстей,
Хоть нас бесстыдно попрекаешь рабством.
Цари в Аду – там сколько хочешь правь,
Меня ж оставь служить навеки Богу
В Небесном Царстве и в блаженстве вечном,
Божественным велениям Его,
Достойным послушанья, повинуясь.
Но жди не царства, а цепей в Аду;
Пока же от меня прими, который
Пришел, как ты сейчас сказал, из бегства,
Привет на нечестивую главу!»
Сказал – и, высоко взмахнувши славным
Мечом своим, он с быстротою бури
Его на шлем обрушил Сатаны
Так быстро, что ни взор, ни помышленье, —
Тем меньше щит врага, – предотвратить
Того удара не успели. Разом
Назад на крупных десять он шагов
Попятился, и только на десятом,
Уже согнув колено, на копье
Огромное успел он опереться.
Так оседает гордая гора
С сосновым лесом, если вихрь могучий
Иль горные потоки подорвут
Ее основы. Были изумленьем
И яростью мятежников вожди
Объяты, видя, как сражен сильнейший
Из них; а наши радостно вскричали,
Увидя в том предвестие победы,
И страстно в бой стремились. Михаил
Велел подать архангельской трубою
Знак к нападенью; в ширину Небес
Разнесся звук ее, и рати верных
Всевышнему воскликнули: осанна!
Противники не стали также медлить
И также грозный свой сомкнули строй, —
И разразилась яростная буря,
И огласились криком Небеса,
Неслыханным дотоле; страшный грохот
Оружья об оружье загремел,
И завертелись бешено колеса
В бой полетевших медных колесниц;
Ужасен был шум битвы; над главами
Сражавшихся, свистя, летали тучи
Стрел пламенных, и сводом из огня
Покрыты были бившиеся рати;
Под тем огнистым сводом друг на друга
Они стремились бурно, нападая
С неистребимой яростью. Тряслись
От грохота все Небеса, и если б
В те времена Земля существовала,
До центра и она бы потряслась.
И нечему дивиться тут: мильоны
Отважных, сильных Ангелов в той битве
С той и другой сражались стороны,
Из коих и малейший, без сомненья,
Владеть бы мог стихиями земными
И силы их себе все подчинить;
Насколько же была громадней сила
Бесчисленного войска против войска