Египет, поразил одним ударом
Всех первенцев и всех богов блеющих.
И наконец, явился Велиал[25 - Велиал – языческий еврейский бог, имя которого означает «погибель» или «негодность».],
Который был всех хуже, всех распутней
Из Ангелов, отпавших от небес,
И не стыдился только для порока
Любить порок. Он храмов не имел,
И алтари ему не воскуряли;
Но кто вредил у алтарей и храмов
Ужаснее, чем он, когда жрецы
Безбожниками сами становились,
Как Илия сыны? Кто наполнял
Развратом и насилием Храм Божий?
Царит он также во дворцах, в палатах
И в пышных городах, где шум распутства
И всякое нечестье и порок
Восходят выше величайших башен;
Когда ж вдоль улиц ляжет мрак ночной,
Сыны и слуги Велиала бродят
По ним, полны нахальства и вина.
Пример тому – Содом и ночь разврата[26 - Содом – в Библии город, уничтоженный за грехи (Книга Бытия, глава 19).]
В Гибее[27 - Гибея, или Гива – город в Палестине, где родился Саул (Книга Судей, глава 19), жители которого предавались такому разврату и содомии, подобных которым «не бывало и не видано было».], где гостеприимный дом
Сам выставлял на жертву мать семейства,
Чтоб худшего насилья избежать.
Все эти были первые по силе
И по значенью; прочих было б долго
Перечислять, хоть слава их была
Обширна. Были между ними боги
Ионии[28 - …боги Ионии, которым поклонялось Иаваново потомство… – Боги Ионии – греческие боги. Согласно древнееврейской традиции, родоначальником ионийцев, населявших Аттику и побережье Малой Азии, был Иаван, внук Ноя, четвертый сын Иафета.], которым поклонялось
Иаваново потомство (хоть моложе
Они считались, чем Земля и Небо,
Их славные родители), – Титан,
Перворожденный Неба, с необъятным
Своим потомством, первенства лишенный
Сатурном, младшим братом; а Сатурна
Лишил престола сын его и Реи,
Юпитер, как сильнейший; захватив
Престол, один стал царствовать Юпитер.
Сперва на Крите только и на Иде
Их знали; после выбрали они
Себе вершину снежную Олимпа
И правили в средине атмосферы,
Не поднимаясь выше в небесах.
Они царили и в ущелье Дельфов,
В Додоне и во всей земле дорийской;
Другие же с Сатурном-стариком
Оттоль за Адриатику бежали,
Чтоб в Гесперийских жить полях иль дальше —
У кельтов, вплоть до крайних островов.
Пришли они и многие другие,
Потупив грустно взоры; но в глазах
У них все ж искра радости мелькала:
В Вожде своем не видели они
Отчаянья, – потерю сознавая,
Не потеряли все ж самих себя.
Он это видел, и хоть тень сомненья
Слегка скользила на его лице,
Но, гордости привычной вновь набравшись,
Цветистой речью, более достойной
По внешности, чем сущностью своей,
Он постарался их испуг рассеять
И мужество искусно возбудить.
Затем поднять немедленно велел он
При звуках труб военных и рожков
Могучий стяг свой боевой; гордился
Высокой честью быть знаменоносцем
Азазиил, высокий Херувим.
И вот с древка блистательного знамя
Он развернул; взвилось оно, сверкая,
Как метеор, по ветру развеваясь,
Богатое каменьев драгоценных
Обилием и золотым шитьем,
Изображавшим славу и трофеи
Бессмертных Серафимов; в это время
Металла звуки трубные гремели.
Все войско испустило громкий крик,
Торжественно потрясший своды Ада
И вне его заставивший дрожать
Все царство древней Ночи и Хаоса.
И в этот же момент сквозь адский мрак
Взвилось знамен блестящих десять тысяч,
Переливавших яркими цветами,
И вслед за ними вырос копий лес,
И шлемов тьмы несметные явились,
И стройно щит теснился ко щиту
В неизмеримом множестве. Фалангой
Сомкнувшися, идут они при звуках
Дорийского мотива флейт и нежных
Гобоев – дивной музыки, какая
Героев древних в битве вдохновляла,
Внушая им не бешеную ярость,
А доблесть лишь сознательную: смерть
Тогда была им не страшна, и бегства
Иль отступленья не было для них;
Была в ней сила также и к смягченью
Торжественной мелодией своей
Мятежных дум, тревог, печали, скорби
У смертных и бессмертных. Так, дыша