Деяния святых Апостолов. До края земли

Голод в Иудее

49

Клавдий изгоняет евреев из Рима

50–93

Ирод Агриппа II, тетрарх северной территории

51–52

Галлион, проконсул Ахаии

52–59

Феликс, прокуратор Иудеи

54–68

Нерон, император

59–61

Фест, прокуратор Иудеи

64

Нерон начинает гонения против

христиан

70

Падение Иерусалима

Введение

1. Введение в Евангелие от Луки (Лк. 1:1–4)

Прежде чем начать читать любую книгу, полезно было бы узнать, с какой целью она написана. Библейские книги не являются исключением из этого правила. Итак, зачем Лука стал писать?

Фактически он написал две книги. Первая – это Евангелие, которое древняя и неопровержимая традиция приписывает его перу и которое почти наверняка является той «первой книгой», на которую имеется ссылка в самом начале Книги Деяний. Итак, Деяния были его второй книгой. Обе книги совершенно очевидно образуют единое целое. Обе посвящены Феофилу и написаны в одном литературном греческом стиле. Далее, как отметил шестьдесят лет назад Генри Дж. Кэдбери (Henry J. Cadbury), Лука не рассматривал Деяния «ни как приложение, ни как запоздалые мысли», но как часть «единой работы», тесно связанной с предыдущей книгой – Евангелием от Луки. Далее Кэдбери предложил: «Для того чтобы подчеркнуть историческое единство обоих томов… возможно, будет приемлемым употребление выражения «Лука – Деяния» для заглавия этих книг»[7 - Кэдбери, с. 8–11.].

Возвращаясь к вопросу о том, зачем Лука написал свой двухтомный труд о происхождении христианства, можно дать, по меньшей мере, три ответа: он писал эти книги как христианский историк, как дипломат и как богослов-евангелист.

а. Лука-историк

Известно, что самая суровая критика прошлого мало доверяла, если доверяла вообще, исторической достоверности книг Луки. Руководитель «тюбингенской школы» середины прошлого века Ф. Бауэр, например, писал, что определенные утверждения в Деяниях «могут рассматриваться только как преднамеренное отклонение от исторической истины в интересах той специфической тенденции, которую они выражают»[8 - Бауэр, I, с. 109.]. А тот самый неортодоксальный Адольф Гарнак (1851–1930 гг.), который называл Деяния «величайшей исторической работой»[9 - Гарнак, «Лука», с. 121, 146.], писал, что Лука «в своем повествовании позволяет себе допускать случаи грубых неточностей, а часто – полной путаницы»[10 - Там же, с. 112.].

Однако существует ряд причин, по которым нам самим следует отнестись скептически к такому мнению. Начнем с того, что Лука в своем предисловии к Евангелию заявил, что пишет очень точный исторический отчет, общеизвестно также, что он намеревался придать такую форму обеим книгам. Ибо «такова была традиция в древности» и, согласно ей, когда работа подразделялась на несколько томов, «предисловие к первой части являлось предисловием к целому». Как следствие, Евангелие от Луки 1:1–4 «является реальным предисловием к Деяниям так же, как и к Евангелию»[11 - НХ, сс. 491–492.]. Вот оно:

Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, 2 Как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, – 3 То рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, 4 Чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен.

В этом важном заявлении Луки выделяются пять последовательных утверждений.

Вначале идут исторические события. Лука говорит о них, как об определенных, «совершенно известных между нами событиях»[12 - В английском варианте вместо «известных между нами» – fulfilled among us, то есть «исполненных между нами, среди нас». – Прим. перев.] (1). Если fulfilled является верным определением, то оно указывает на то, что описываемые события не были случайными или неожиданными, но были исполнением ветхозаветных пророчеств.

Во-вторых, Лука упоминает своих современников, которые были очевидцами тех событий, поскольку «повествования о совершенно известных между нами событиях», или «исполненных среди нас», впоследствии «передали нам бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова» (2). Лука не включает себя в число очевидцев, потому что он не принадлежал к группе тех, кто был «с самого начала», несмотря на то что являлся свидетелем многих событий, о которых он напишет во второй части Деяний. Здесь же речь идет об Апостолах, бывших свидетелями и очевидцами исторического Иисуса. Именно они впоследствии передали (имея в виду «предания») другим то, что видели и слышали сами.

Затем идут собственные исследования Луки. Несмотря на то что он принадлежал ко второму поколению тех, кто получил «предание» об Иисусе от Апостолов-очевидцев, он не принял его слепо, без критики. Напротив, он решил описать все те события «по тщательном исследовании всего сначала» (3).

В-четвертых, после самих событий, после преданий (воспоминаний) очевидцев и собственных исследований идут произведения других авторов. «Многие начали составлять повествования» об этих событиях (1), говорит он, а теперь «рассудилось и мне… по порядку описать тебе» все эти события (3). Несомненно, среди «многих» авторов был и Марк, автор Евангелия от Марка.

В-пятых, труд Луки позволил бы читателям, а среди них и Феофилу, к которому обращается Лука, узнать «твердое основание того учения», в котором они были наставлены (4). Таким образом, события, которые были завершены, засвидетельствованы, переданы, исследованы и записаны, должны быть (и сегодня) основанием христианской веры и убежденности.

Более того, Лука, который заявлял, что пишет историю, был хорошо подготовлен к выполнению этой задачи, так как он был образованным человеком и врачом (Кол. 4:14), спутником Павла в его путешествиях и прожил в Палестине по меньшей мере два года.

Даже в те далекие времена врачи проходили весьма тщательную и всестороннюю подготовку, и изящный греческий язык Луки является языком образованного человека. Употребляемая им лексика и наблюдательность автора характеризуют его как человека с медицинским образованием. В 1882 году ирландский ученый У. К. Хобарт написал книгу «Медицинский язык Святого Луки» (W. K. Hobart, The Medical Language of St Luke), где поставил своей целью показать, что Лука «был хорошо знаком с языком греческой медицинской школы»[13 - Хобард, с. xxix.] и что «преобладание медицинской лексики» как в Евангелии, так и в Деяниях выдает автора-медика[14 - Там же, с. xxxvi].

Адольф Гарнак также придерживается этой точки зрения[15 - Напр.: «Лука-врач». См. его заключение на с. 198.]. Однако более современные критики не согласны с подобным мнением. Х. Дж. Кэдбери в нескольких исследованиях, после изучения предположительно медицинской терминологии, использованной Лукой, отметил, что она принадлежит не столько к специальному медицинскому словарю, сколько к обычному словарю любого образованного грека. Истины, возможно, нет ни в одном из этих утверждений. Наличие медицинского образования Луки невозможно доказать на основании его манеры изложения своих мыслей, но признаки медицинской профессии и использование им медицинских терминов остаются вполне очевидными в его работе. «Лука употребляет медицинскую терминологию не задумываясь», – писал Уильям Баркли (William Barcley)[16 - Баркли, с. xiv.], представляя в подтверждение сказанному примеры как из Евангелия от Луки (Там же, напр.: Лк. 4:35; 9:38–39; 18:25), так и из Деяний (Там же, напр.: Деян. 3:7; 8:7; 9:33; 13:11; 14:8 и 28:8–9).

Мы можем поверить в то, что Лука писал настоящую историю еще и потому, что он являлся спутником Павла в его путешествиях. Хорошо известно, что в повествованиях Книги Деяний Лука в своих рассказах по нескольку раз переходит от третьего лица множественного числа («они») к первому лицу множественного числа («мы»), а при помощи таких «мы-отрывков» каждый раз ненавязчиво обращает внимание на факт своего присутствия в компании с Павлом. Первый раз – из Троады в Филиппы, где Евангелие распространялось на европейской территории (16:10–17); второй раз – из Филипп в Иерусалим после окончания последнего миссионерского путешествия (20:5–15 и 21:1–18); в третий раз – из Иерусалима в Рим морем (17:1 – 28:16). Все это время Лука имел широчайшие возможности слышать и впитывать Павлово учение, делать личные путевые заметки, основанные на собственном опыте, которые в дальнейшем он и использовал.

Кроме того, что Лука был врачом и другом Павла, ему как историку помогло еще одно благоприятное обстоятельство, а именно – факт его проживания в Палестине. Случилось это так. Лука с Павлом прибыл в Иерусалим (21:17), а затем вместе с ним отправился в Рим (27:1). Между этими двумя событиями Павла более двух лет содержали в качестве узника в Кесарии (24:27), в то время как Лука оставался на свободе. Как он использовал свое время? Логично предположить, что он изъездил Палестину вдоль и поперек, собирая материал для своего Евангелия и для первых глав Книги Деяний, посвященных Иерусалиму. Будучи греком по национальности, он должен был познакомиться с иудейской историей, обычаями и праздниками, посетить места, ставшие святыми благодаря служению Иисуса и зарождению в них христианской общины. Гарнак был потрясен его отличным знанием Назарета (его горы и синагоги), Иерусалима с его близлежащей Масличной (Елеонской) горой, селениями и «синагогой Либертинцев»[17 - Либертины (лат. libertinus – вольноотпущенник) – в Риме отпущенные на волю или выкупленные рабы. – Прим. перев.], храма (его двора, ворот и притворов), Эммауса (на расстоянии шестидесяти стадий), Лидды, Иоппии, Кесарии и других городов[18 - Гарнак, «Деяния», глава 2, особенно с. 71–87. Он приходит к следующему заключению: «Географические и хронологические ссылки и примечания в книге Луки показывают скрупулезность, осторожность, постоянство и надежность автора» (с. 112). Более подробно о знании Лукой мест, людей и обстоятельств, относящихся к путешествиям Павла (Деян. 13–28), см.: Хемер, с. 108–158.].

Лука встречался и разговаривал со многими свидетелями интересовавших его событий, потому что для понимания ранней истории рассказы очевидцев были очень важны. Некоторые из очевидцев знали Иисуса. Среди тех людей могла быть постаревшая к тому времени сама Дева Мария, потому что повествование Луки о рождении и младенческих годах Иисуса, включая подробности Благовещения, ведется словно бы от нее и, должно быть, полностью основано на ее свидетельстве. Свидетелями зарождения Иерусалимской церкви могли быть Иоанн Марк и его мать, Филипп, Апостолы Петр и Иоанн, Иаков, брат Господа; они могли из первых рук дать Луке информацию о Вознесении, дне Пятидесятницы, о раннем благовествовании и противостоянии синедриона, о мученичестве Стефана и обращении Корнилия, казни Апостола Иакова, тюремном заключении и освобождении Петра. Поэтому неудивительно, что первая часть Деяний имеет «весьма приметную семитскую окраску»[19 - Цитируется из трудов Гарвардского ученого Торрея, который в своем сочинении «Композиция и датировка Деяний» (C. C. Torrey, The Composition and Date of Acts (1916 г.) развил интересную теорию (хотя и неубедительную) о том, что «самые ранние документы в этой иудейско-христианской общине должны были быть написаны на арамейском носителями языка» и Лука, должно быть, «специально искал семитские документы в качестве основных и оригинальных источников, чтобы перевести их на греческий» (с. 5).].

Итак, мы убеждены в обоснованности заявлений Луки о том, что он пишет историю, и, кстати сказать, профессиональные историки и археологи относятся к числу наиболее доблестных защитников достоверности его трудов. Сэр Уильям Рамсей, например, вначале был восхищенным учеником радикального критика Ф. Бауэра, но позднее собственные исследования заставили его изменить первоначальную точку зрения. В произведении «Святой Павел, путешественник и римский гражданин» (1895 г.) он рассказывает, что начал свое расследование «без какой бы то ни было предвзятости относительно выводов», к которым пришел позже, но «напротив… с предубеждением, неблагоприятным для таких выводов»[20 - Рамсей, «Святой Павел», с. 7, 8.]. Тем не менее, он смог представить необходимые доказательства для того, «чтобы поставить автора Деяний в один ряд с историками первого ранга»[21 - Там же, с. 4.].

Почти семьдесят лет спустя А. Н. Шервин-Уайт, читавший лекции по древней истории в Оксфордском университете и называвший себя «профессиональным греко-римским историком»[22 - А. Н. Шервин-Уайт, с. 186.], уверенно подтвердил точность исторических познаний Луки. Он писал о Деяниях так:

«Исторический фон абсолютно верный. В отношении времени и мест детали точны и корректны. Вместе с автором Деяний вы ходите по улицам и рынкам, театрам и ассамблеям Эфеса и Фессалоники, Коринфа и Филипп первого века. Выдающиеся люди того времени, магистраты, толпа и предводитель толпы – все они там… То же можно сказать о судебных заседаниях под председательством Галлиона, Феликса и Феста. Эта документальная повесть равна по своей исторической ценности запискам провинциальных и имперских судов в эпиграфических[23 - Эпиграфика – вспомогательная историческая и филологическая дисциплина, занимающаяся изучением древних надписей, найденных на каменных плитах, скалах, на металлических, глиняных и других изделиях. – Прим. перев.] и литературных источниках первого и начала второго века от Р. Х»[24 - Там же, с. 120–121.].

Вот его заключение: «Историчность Деяний подтверждается вне всяких сомнений… Любая попытка опровергнуть ее даже в каких-то деталях должна теперь рассматриваться как абсурд. Историки, специализирующиеся на Риме, давно принимают ее на веру»[25 - Там же, с. 189. См. также богатую информацию в главе 5 работы Хемера «Свидетельства исторических подробностей в Деяниях». – Evidence from Historical Details in Acts, p. 159–220.].

б. Лука-дипломат

Лука не ставил написание истории своей единственной задачей, ибо те исторические факты, которые он представляет, являются выборочными и неполными. Он рассказывает нам о Петре, Иоанне, Иакове, брате Господа, и Павле, но ничего не говорит о других Апостолах, кроме того, что Иаков, сын Зеведеев, был обезглавлен. Он описывает, как распространялось Евангелие на север и запад от Иерусалима, но ничего не говорит о его продвижении в восточном и южном направлениях, кроме обращения ефиоплянина. Он повествует о палестинской церкви в ранний период после Пятидесятницы и далее – о расширении миссионерского служения среди язычников под руководством Павла. Лука – не просто историк. Фактически он является тонким христианским «дипломатом» по отношению и к церкви, и к государству.

Прежде всего, Лука развивает политическую апологетику, так как глубоко озабочен отношением римских властей к христианству. Поэтому он делает отступления, чтобы защитить христианство от его критиков. Он утверждает, что властям нечего бояться христиан, ибо они не занимаются ни подстрекательской, ни подрывной деятельностью, но, напротив, с точки зрения закона невиновны и никому не причиняют вреда. Более того, в целом они оказывают положительное влияние на общество.

Возможно поэтому, оба тома адресованы Феофилу. Хотя прилагательное theophiles, означающее либо «любимый Богом», либо «любящий Бога» (БАГС), может символизировать любого христианского читателя, скорее всего, все-таки оно является именем конкретного человека. И хотя наречие kratistos («достопочтенный», Лк. 1:3) может быть или просто «вежливой формой обращения без всякого подразумеваемого официального значения», или «почетной формой обращения по отношению к людям, занимающим более высокий пост или общественное положение, чем говорящий» (БАГС), последнее нам кажется более правомерным, поскольку еще раз встречается в связи с прокураторами Феликсом (23:26; 24:3) и Фестом (26:25). Современным его эквивалентом может быть обращение «Ваше превосходительство» (НАБ). Некоторые ученые полагают, что Феофил являлся особым римским чиновником, прослышавшим о клевете на христиан, в то время как Б. Х. Стритер считает, что это слово являлось «псевдонимом, продиктованным благоразумием», фактически (как он догадывается), «секретным именем, под которым в римской церкви был известен Флавий Климент»[26 - Б. Х. Стритер, «Четыре Евангелия: Исследование происхождения». – B. H. Streeter, The Four Gospels: A Study of Origins (Macmillan, 1924), pp. 534–539.].

В любом случае, Лука вновь и вновь возвращается к трем основным тезисам своей политической апологии. Во-первых, римские официальные лица были всегда дружелюбно настроены к христианству, а некоторые даже стали христианами, как, например, центурион у креста, сотник Корнилий и Сергий Павел, проконсул Кипра. Во-вторых, римские власти не могли доказать виновность Иисуса и Его Апостолов. Иисуса обвинили в антиправительственной агитации, но ни Ирод, ни Пилат не нашли подтверждения этим обвинениям. Далее, в Филиппах магистрат принес Павлу свои извинения, в Коринфе проконсул Галлион отказался слушать его дело за несерьезностью и недостаточностью обвинений, а в Эфесе городской чиновник публично объявил Павла и его друзей невиновными. Та же история повторилась с участием Феликса, Феста и Агриппы – причем никто из них не сумел вынести приговора ни по одному из предъявленных Павлу обвинений – все эти три оправдательных приговора Павлу, по словам Луки, соответствовали трем заявлениям Пилата о невиновности Иисуса.

В-третьих, римские власти пришли к заключению, что христианство было religio licita (законной, или разрешенной религией), потому что оно не было новой религией (новой религии потребовалась бы санкция государства на право существования), а скорее самой чистой формой иудаизма (иудаизм был разрешен римлянами со второго века до Р. Х.). Воплощение Христа стало исполнением ветхозаветных иудейских пророчеств, и верующие христианской общины являлись прямыми продолжателями ветхозаветных Божьих людей.

Такой была политическая апологетика Луки. Он находил доказательства тому, что христианство было безобидным (поскольку некоторые римские официальные лица сами приняли его), невиновным (потому что римские судьи не могли найти никаких оснований для его преследований) и законным (потому что оно было истинным иудаизмом). Христианам всегда следует требовать защиты со стороны государства на тех же основаниях. Я вспоминаю заявление, сделанное в 1972 году верующими баптистами города Пирятина в адрес Н. В. Подгорного, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, и Л. И. Брежнева, Генерального секретаря Коммунистической партии. Цитируя статьи Советской конституции и Международной Декларации прав человека вместе с другими законами и юридическими пояснениями, евангельские христиане баптисты города Пирятина потребовали осуществления своих прав, свободы совести и вероисповедания, заявив, что они не нарушали закон. Они писали: «В наших действиях нет ничего вредного, ничего противоправного, ничего фанатичного, но только то, что духовно полезно, чисто, честно, мирно и находится в соответствии с учением Иисуса Христа»[27 - Цитируется по журналу «Религия в коммунистических странах», янв. – февр., 1973 г. (опубликовано в Кестон Колледже).].