Вот я

Джейкоб погасил свет, положил, не складывая, очки на прикроватную тумбочку и лег на кровать, подле своей уже десять лет как жены. Джулия повернулась на бок, устроив голову у мужа под мышкой. Он поцеловал ее в макушку. И теперь они были сами по себе, без истории, без мертвых звезд, по которым предстояло плыть.

Если бы они произнесли вслух, что в этот миг думали, Джейкоб сказал бы: «Говоря по совести, не так уж хорошо, как помнилось».

А Джулия сказала бы: «А так и не могло быть».

«Мальчишкой я частенько скатывался на велике с горки за нашим домом. И я каждый заезд комментировал. Ну знаешь: «Джейкоб Блох пытается побить мировой рекорд скорости. Он крепко сжимает руль. Получится ли у него?» Я называл горку Большим Холмом. За все годы детства там я больше, чем где-либо, чувствовал себя смелым. Я заехал туда на днях. Возвращался со встречи, и у меня было несколько минут. И я не смог найти холм. Нашел место, где он был или должен был быть, но его там не оказалось. Едва заметный уклон!»

«Ты вырос», – сказала бы Джулия.

Если бы они высказали вслух, что в этот миг думали, Джейкоб сказал бы:

«Я думаю о том, как мы не занимаемся сексом. А ты?»

И без всякой обиды или неприятия Джулия ответила бы:

«И я думаю».

«Я не прошу тебя ничего говорить. Обещаю. Я просто хочу тебе сказать, как чувствую я. Ладно?»

«Ладно».

И рискнув сделать еще шаг по невидимому мосту, Джейкоб сказал бы:

«Я переживаю, что ты не хочешь секса со мной. Не хочешь меня».

«Тебе не о чем переживать», – сказала бы Джулия, гладя его ладонью по щеке.

«А я тебя всегда хочу, – сказал бы он. – Я смотрел, как ты раздеваешься…»

«Знаю. Я почувствовала».

«Ты абсолютно так же прекрасна, как десять лет назад».

«Это явная неправда. Но спасибо».

«Правда для меня».

«Спасибо».

Тут Джейкоб понял бы, что стоит на середине невидимого моста, над бездной возможных бед, в самой дальней от берега точке.

«Как думаешь, почему мы не занимаемся сексом?»

И Джулия, встав над ним и не глядя на него, сказала бы:

«Не оттого ли, что так велики ожидания?»

«Может быть. И мы на самом деле устали».

«Да, я – точно».

«Я сейчас скажу такое, что нелегко говорить».

«Тебе нечего бояться», – пообещала Джулия.

Он повернулся бы к ней и сказал бы:

«Мы ни разу не говорили о том, что у меня иногда не встает. Ты не думаешь, что дело в тебе?»

«Думаю».

«Дело не в тебе».

«Спасибо, что успокаиваешь».

«Джулия, – сказал бы он, – дело не в тебе».

Но ни Джейкоб не произнес ни слова, ни Джулия. Не потому, что они намеренно сдерживали себя, а потому, что канал между ними оказался забит. Слишком много мелкого мусора: ненужных слов, несказанных слов, вынужденного молчания, легко отрицаемых уколов в известные уязвимые места, упоминаний того, что не нужно упоминать, недоразумений и случайностей, мгновений слабости, мелких актов гаденькой мести за мелкие акты гаденькой мести за мелкие акты гаденькой мести за какую-то обиду, которой уже никто не вспомнит. Или вовсе без всякой обиды.

В тот вечер они не отвернулись друг от друга. Не откатились на разные края кровати, не втянулись в раздельные коконы молчания. Они обнялись и в темноте делили свое молчание. Но молчание. Ни он, ни она не предложил исследовать комнату с закрытыми глазами, как они сделали, когда были тут в последний раз. Каждый изучал комнату сам, в мыслях, рядом с другим. И в кармане пиджака у Джейкоба лежали остановленные часы – десять лет показывающие 01:43, – он выжидал удачного момента показать их.

ты у меня будешь кончать и после того, как взмолишься остановиться

На парковке у салона Джулия сидела в своей машине – «вольво», как и у всех, того цвета, который оказался ошибкой в первую же секунду после того, как стало поздно передумать, – не понимая, что ей с собой делать, понимая только: что-то делать нужно. Она не так хорошо умела занимать себя телефоном, чтобы убить столько времени, сколько требовалось. Но, по крайней мере, немного потранжирить могла. Она нашла компанию, которая выпускает ее любимые макетные деревья для архитекторов. Это не самые реалистичные макеты, их даже не назовешь хорошо изготовленными. Джулии они нравились не потому, что напоминали деревья, а потому, что вызывали грусть, которую навевают деревья, – так размытые фотографии иногда наилучшим образом схватывают суть предмета. Совершенно невероятно, чтобы изготовитель задумывал что-то такое, но это можно было допустить, что, впрочем, не имело значения.

Компания выпустила новую серию осенних деревьев. Кто может быть покупателем таких штуковин? Оранжевый клен, красный клен, желтый клен, осенний платан, рыжая осина, желтеющая осина, облетающий клен, опадающий платан. Она вообразила лилипутского молодого Джейкоба и лилипутскую молодую Джулию в лилипутском, оцарапанном и мятом «саабе». Они едут по извилистой дороге, обсаженной бесконечными лилипутскими осенними деревцами, под бесконечностью лилипутских крупных звезд, и, как деревья, лилипутская молодая пара не отличалась ни реалистичностью, ни качеством изготовления, и они не напоминали свои большие и старшие ипостаси, но напоминали о грусти, которую все чаще будут испытывать «оригиналы».

Марк постучал ей в стекло. Она хотела опустить его и поняла, что надо завести машину, а ключей нет ни в замке зажигания, ни у нее в руках, и ей не хотелось рыться в сумке, так что она неловко отворила дверцу.

– Увидимся на сессии детского ООН.

– Что?

– Через пару недель. Я тоже сопровождающий.

– О! Не знала.

– Так что сможем продолжить разговор там.

– Не знаю, много ли еще можно сказать.

– Всегда что-то можно добавить.

– Иногда и нет.

И тут, в свой выходной, желая только как можно дальше отстраниться от своей жизни, она обнаружила, что мчится домой кратчайшим путем.

Хватит, когда я скажу хватит