Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов

Уверенный, что его нельзя узнать в таком облачении, он рискнул приблизиться к замку и казался в нескольких шагах от Агнессы, продолжавшей прогуливаться по платформе. В какой-то момент она обернулась, и Филипп увидел ее лицо. Ее щеки были смертельно бледны, а черные брови еще больше оттеняли эту бледность.

Стараясь быть незамеченным, Филипп сделал еще несколько осторожных шагов ей навстречу, но звон кольчуги выдал его присутствие. Агнесса вздрогнула и, обернувшись, посмотрела на рыцаря в упор. Трудно сказать, узнала ли она Филиппа, во всяком случае, тотчас остановилась. Протянув к нему руки, и, пробормотав что-то невнятно, она упала на руки горничной, сопровождавшей ее.

Король рванулся к воротам с намерением войти в замок, но, вспомнив об обещании не беспокоить свою супругу и не входить в ее жилище в течение полугода, он вовремя одумался и остановился. Но этот порыв не ускользнул от взгляда прево, который беседовал в это время со стражниками, охранявшими внутренний двор. И он, и солдаты удивленно смотрели на рыцаря в доспехах, который был так стремителен, но вдруг замер в нерешительности, не переступив порога.

– Что вам угодно, сир? – окликнул прево.

– Я хотел бы справиться о здоровье королевы, но мне запрещено переступать порог этого замка. Будьте любезны, пошлите кого-нибудь узнать о ее самочувствии.

Прево согласился на эту просьбу, хотя и был несколько удивлен странным отказом рыцаря войти во двор замка. Посланный быстро вернулся и сообщил, что королева была без сознания, как это уже случалось, но теперь все позади, и она чувствует себя значительно лучше.

– Она сама сказала мне это, – уточнил посланник, – и это самое верное доказательство, что она здорова и в хорошем настроении; будь то иначе, она вряд ли заговорила бы со мной.

Услышав этот ответ, Филипп лишь кивнул угрюмо. Он долго стоял неподвижно, предавшись своим размышлениям, затем, не сказав ни слова, повернулся ко всем спиной и тяжело зашагал к лесу, где была привязана лошадь. Сев в седло, он пустился в обратный путь.

– Вот невежа! – не удержался от восклицания один из оруженосцев. Даже не поблагодарил как следует за услугу!

– Ручаюсь, что он – сумасшедший! – подхватил другой.

– Нет, это не сумасшедший, – задумчиво сказал прево. – Закройте-ка рты да придержите свои языки. Сдается мне, я уже слышал не раз этот голос.

И, покачав головой, он с таинственным видом покинул солдат, предоставив им самим докапываться до сути.

Вернемся теперь к Филиппу. Занятый мыслями то приятными, то печальными, он продолжал свой путь и наконец подъехал к пещере, возле которой рос старый дуб. Подвешенная к ветке перчатка раскачивалась от ветра. Подстегиваемый любопытством, Филипп хотел снять ее, чтобы разглядеть получше, но едва лишь дотронулся, как она с шумом упала на землю.

На этот звук из пещеры вышел человек высокого роста и приблизился к королю. Он был в доспехах, потемневших от ржавчины, но все еще со следами позолоты, некогда украшавшей их. Наличие шпор и золотой цепи указывало на то, что незнакомец был рыцарем. Спеша навстречу Филиппу, он на ходу пытался распутать ремни шлема, как будто торопился надеть его. В его черных спутанных волосах кое-где мелькала уже седина. Лицо было бледное и истощенное, а по странному блеску этих впалых бездонных глаз легко было догадаться, что в них пылает огонь безумия.

Король сразу узнал его, хотя и отказывался поверить, что этот человек, лишенный рассудка, был Тибольдом Овернским, которого он знал как человека спокойного и хладнокровного.

Тем временем граф Оверн, в спешке дергая за ремни, запутал их окончательно, что привело его в бешенство.

– Не спеши, беззаконный рыцарь! – завопил он наступая на короля. Подожди немного! Я расправлюсь с тобой, чтобы доказать справедливость того, что защищаю. Да, я заставлю тебя признать, что Агнесса – истинная королева Франции и законная супруга Филиппа. Дай только мне надеть шлем, и я в два счета докажу, что ты лжец! А ну признавайся, не папа ли Иннокентий подослал тебя? Нет, ты не убьешь меня, злодей! Я стою за правое дело, и тебе не одолеть меня!

Вспомнив о былой ненависти к графу, Филипп готов был вспылить, но вовремя спохватился и, сменив гнев на милость, с жалостью посмотрел на Оверна, которому нельзя было не посочувствовать в его теперешнем состоянии.

– Я не за тем пришел, чтобы убить вас, – мягко сказал он. – Я чужестранец, и оказался здесь случайно…

– Вы низкий лжец! – прервал его граф. – А перчатка? Ведь это вы сбросили ее на землю, следовательно, приняли вызов. И не известно ли каждому в этих местах, что всякий умрет от руки моей, кто только осмелится отрицать законность прав супруги Филиппа? Если ты не станешь защищаться, то я проткну тебя мечом как отступника от истинной веры и провозглашу изменником, трусом и подлецом от Иерусалима до Аскалона, пред войсками луны и креста. Саблю в руки, если ты благороден и рыцарского звания.

Сказав это, он швырнул шлем на землю и, обнажив оружие, с яростью льва набросился на Филиппа. Король вынужден был защищаться, поскольку отлично знал, что имеет дело с опытнейшим из воинов, который, хоть и лишился рассудка, но не растерял ни сил, ни сноровки, так, он в свою очередь, выхватив меч из ножен, принял оборонительную позу.

Сражение продолжалось достаточно долго и было нелегким. Хотя король и имел известные преимущества, будучи в шлеме в отличие от своего противника, но природное благородство не позволяло ему воспользоваться таким превосходством, и он умышленно не направлял ударов на открытую голову своего соперника. Но эта совестливость чуть не стоила ему жизни: сильным ударом граф рассек его латы над левым плечом и, обрадованный столь метким выпадом, стал теснить своего недруга с новой яростью, нисколько не заботясь о собственной безопасности. Пыл и продолжительность боя рассердили монарха, и видя, что совестливость подвергает его жизнь опасности, он оставил снисхождение к графу. Прикрываясь щитом, он взмахнул мечом над головой Тибольда Овернского, бедствия которого окончились бы вместе сего жизнью, если бы удар, угрожавший ему, не был остановлен неожиданным обстоятельством, о котором мы не вправе сообщить, не рассказав о некоторых других происшествиях.

ГЛАВА VII

В просторном зале Руанского герцогского дворца сидел король Иоанн теперь уже бесспорный обладатель английского трона. Несмотря на то, что руки его были обагрены кровью невинной жертвы, он был очень спокоен, и на лице его играла улыбка беспечности и легкомыслия, которая была еще более отвратительна для тех, кто знал о всей развращенности его натуры. Роскошно одетый, он восседал на троне из слоновой кости, под балдахином из червленого бархата, и был окружен бесчисленной свитой своего королевства. Справа от него находился граф Пемброк, смотревший на Иоанна с нескрываемым презрением и досадой. Точно такое же выражение можно было заметить на лицах графа Эссекса, лорда Багота да и других сеньоров.

Иоанн невозмутимо наблюдал за ними, ничуть не смущаясь их мрачным и недовольным видом. Перед королем на ковре, покрывавшем ступени трона, стоял капитан Жоделль, одетый в богато расшитую пурпуровую тунику, с золотой перевязью, на которой был укреплен тяжелый меч с украшенной алмазами рукояткой.

– Я вижу, Жоделль, – обратился к нему король, – вы сумели воспользоваться моим позволением и хорошенько погрели руки на грабежах добрых граждан. Ну-ка, признайтесь, скольких жителей Пуату оставили вы без денег? Глядя на вас, трудно предположить что-либо иное. Помнится, когда я впервые увидел вас, вы выглядели куда скромнее. Но как говорит известная пословица: «Хорошую птицу видно по оперению». Не так ли, лорд Пемброк?

– Не совсем, государь, – отвечал гордо граф. – Случалось мне видеть и коршуна в орлиных перьях.

– Как всегда, сплошные метафоры. Вы гоняетесь за сравнениями, любезный граф, словно кот за лесною мышью. Не кажется ли вам, Жоделль, что все эти сеньоры удивительно остроумны? Сказать по совести, я бы на вашем месте держался подальше от этих людей – похоже, они не слишком вас любят.

– Я никого не боюсь, государь, – отвечал Жоделль так спокойно, словно он и но заметил иронии короля. – Пользуясь вашим покровительством, я не страшусь ничьих нападок.

– И у вас для этого есть основательные причины, – усмехнулся король. – Вы и представить себе не можете, на какую высоту хотел бы я вознести вас.

Он пристально оглядел рыцарей, пытаясь угадать, как им понравилась эта острота. Несколько льстецов угодливо захихикали, но остальные, а их было немало, сохраняли угрюмое молчание.

– А теперь, любезный сир, ответьте нам, – продолжал Иоанн насмешливо, – в честь чего это вы решили осчастливить нас своим посещением. Не сомневаюсь, что помыслы ваши, как и обычно, чисты и благородны вполне в духе рыцарства, и вы пришли сюда по очень важному делу. И что же за предприятие вы теперь замышляете – какой-нибудь новый подвиг?

– Всегда рад служить вам, государь! – отрапортовал Жоделль. – А пришел я за тем, чтобы напомнить, что нанятому мной войску пора уже выплатить жалованье, которое было обещано.

– Мы немедленно удовлетворим эту просьбу. Сказать по правде, войска Филиппа теснят нас со всех сторон, и нам нужна крепкая армия. Да, мы нуждаемся в людях и будем рады пополнить свои ряды свежими силами… и безразлично, кто они будут – наши вассалы, или наемники. А что еще хотели вы мне сообщить, Жоделль?

– Ваш казначей отказывается заплатить по векселю на том основании, что он не подтвержден вами вторично.

– Дайте-ка мне его, – протянул Иоанн руку. И Жоделль, хотя и против воли, был вынужден вернуть расписку на десять тысяч крон, которую получил в свое время и качестве платы за измену.

– Итак, покончим с этим делом, ибо скорое правосудие – первая заповедь королей. Сначала о том, что касается войска, которое возглавляет сей доблестный капитан. Вильям Гумст, – обернулся он к одному из своих людей, – я вам приказываю отослать их немедленно к нашему главнокомандующему. Скажите ему, чтобы принял их в свой отряд – пусть позаботится об их содержании и выплатит жалованье. Они станут служить нам верой и правдой.

– Но, государь, – Жоделль побледнел как смерть, – это против…

– Без возражений! – прикрикнул на него Иоанн. – Потерпите еще минутку, выслушайте меня до конца, а уж я постараюсь угодить всем. Так вот, эту расписку следует отправить в казначейство. Джон де Винконтон, подойдите! Вы, кажется, супрево нашего войска?

Человек невысокого роста, но атлетического телосложения, выйдя вперед, встал рядом с Жоделлем и слегка поклонился, как бы соглашаясь с таким утверждением.

– Поскольку здесь нет казначея, необходимо, чтобы хоть кто-то его заменил, – продолжал монарх. – Итак, сир, за неимением лучшего, я временно назначаю вас помощником казначея.

Джон де Винконтон прекрасно понял намек короля Иоанна – подобные выходки были ему не в новинку. Еще раз поклонившись, он поднял вверх два пальца левой руки, делая знак стражникам, а правой ухватил за плечо Жоделля. Подоспевшие в ту же минуту двое солдат обступили капитана наемников с обеих сторон, не позволяя ему сделать ни шагу. Но эти предосторожности были излишни: одного только прикосновения этого коренастого крепыша оказалось достаточно, чтобы Жоделль растерял всю свою самоуверенность. Силы мгновенно оставили его: руки повисли, как плети, колени подогнулись, а губы задрожали от страха.

– Выведите этого несчастного! – нахмурившись, гневно вскричал Иоанн. – Он метил так высоко, что я рад услужить ему. Повесьте его в горах, что между Нормандией и Францией, и пусть жители обоих стран полюбуются, как высоко он вознесся. Только злая необходимость заставляет меня время от времени пользоваться услугами таких негодяев, как этот, но это вовсе не означает, что я хочу, чтобы их племя росло и множилось. Клянусь, он получит по заслугам! Выведите его!

– Государь! Государь! Выслушайте меня! Ради Бога, выслушайте! – отчаянно вопил Жоделль, вырываясь из рук тащивших его стражников.

Но король словно бы и не слышал этого крика. Его внимание в эту минуту было приковано к человеку, который только что вошел и расчищал себе дорогу между стражами, стоявшими у дверей. Его доспехи были покрыты пылью, как после долгого путешествия. Следом за ним вошли еще два-три человека, как видно, его сопровождавшие.

Без каких-либо церемоний и даже не поздоровавшись, граф Саллисбюри – а это был он – прошел в зал и, поднявшись по ступенькам королевского трона, склонился над Иоанном, что-то гневно шепча ему на ухо.

Его появление и не слишком уважительное обращение с королем произвело на присутствующих действие электрического разряда. Новая волна недовольства прокатилась по залу. Все бароны, сплотившись еще теснее, принялись что-то доказывать друг другу, энергично жестикулируя и враждебно поглядывая на Иоанна. Вопреки желанию короля, слух об убийстве принца Артура достиг-таки их ушей, и у них были веские основания полагать, что преступление это совершено не просто с согласия кровожадного тирана, но, скорее всего, при его непосредственном участии. Побуждаемые гневом, ясно читавшимся на челе побочного брата Иоанна, они сошлись небольшими группами и стали у трона, в то время как Вильгельм Длинный Меч продолжал донимать короля своими вопросами.

Не слишком смущенный этим допросом, Иоанн не мог не следить со страхом за группой разъяренных баронов. Ему доподлинно было известно, что все они, за исключением горстки льстецов, его ненавидят, а уж он-то знал, что именно в такие минуты всеобщего беспокойства и предпринимаются самые крутые меры. Видя сверкающие глаза и нахмуренные лица своих сеньоров, слыша их возмущенные речи, он чувствовал, как корона шатается на его голове. Спасти в этой ситуации могло только одно – чувствительность и доброта его побочного брата. Не отвечая на все упреки Вильгельма, он лишь крепко сжал его руку и, указав глазами на разъяренных людей, теснившихся возле трона, сказал еле слышно:

– Взгляните, Вильгельм, на лица этих бунтовщиков. Они готовы разорвать меня на части! Неужто и вы предадите меня?

– Нет! – отвечал тот решительно. – Ни за что! Я не оставлю вас в беде, ибо вы – сын моего отца, прямая ветвь нашего родового древа и единственный наследник престола, но должен сказать…