Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь (сборник)

В половине пятого утра уже раздались звуки рожка, запылали факелы, и вооруженные дворяне-гугеноты отряда де Лану, подкрепив себя холодными блюдами, поданными в зале, шумной толпой выходили на двор, один за другим садились на коней и строились за воротами. Адмирал был тут же и наблюдал за порядком. По обычаю гугенотов священник прочел молитву, и отряд с де Лану во главе выступил в путь. Весь отряд состоял из тридцати дворян с их телохранителями и ста пятидесяти конных воинов.

Как только отряд выехал из замка, де Лану вмешался в толпу друзей и всю дорогу весело шутил с ними. Через полтора часа быстрой езды отряд прибыл в Монтаржи. Тут вместо того, чтобы ехать лрямо, как ожидало большинство, передовые воины круто свернули посреди города налево.

– Я готовлю вам сюрприз, господа, и за городом сообщу его вам, – сказал с улыбкой де Лану.

Когда они выехали из города, де Лану обратился к отряду.

– Господа! – сказал он. – Теперь я могу сообщить вам, какую великую честь оказал нам адмирал, возложив на нас одно из самых почетных дел. До сих пор оно хранилось в тайне, потому что в Шатильоне мог быть лазутчик Гизов… Нам поручено овладеть Орлеаном!

Это отважное предприятие вызвало крики изумления и сомнения со стороны всего отряда.

– Вам кажется слишком смелым такое дело для двухсот человек? – продолжал улыбаясь де Лану. – Но у нас в городе есть друзья. Д’Андело находится с ними в сношениях последние десять дней. Мы, разумеется, должны ожидать сопротивления; но у меня нет и тени сомнения в успехе, раз мы нападем на город врасплох с таким числом испытанных храбрецов. Мне не нужно объяснять вам, как важен для нас Орлеан, открывающий нам дорогу на юг, и как ободряюще подействует взятие его на всех наших единоверцев. В пяти милях от города нас встретит де Грело и сообщит нам, что сделано там для облегчения входа нашего в город.

– Какое блестящее дело! – восхищался Франсуа.

– А как ты думаешь, – спросил Филипп, – будет ли Конде в состоянии предпринять что-нибудь против Парижа?

– Теперь едва ли. Что могут сделать какие-нибудь полторы тысячи конницы да столько же пехоты против Парижа, с его крепкими стенами и вооруженным населением, не говоря уже о шести тысячах швейцарцев, находящихся там!

В полдень отряд сделал привал. Пообедав и накормив лошадей, большинство воинов расположилось отдохнуть на траве, а остальные собрались в группы и завели оживленный разговор о предстоящем деле.

– Я был уверен, что мы скоро затеем какое-нибудь головоломное дело, – заметил капитан Монпес Франсуа и Филиппу, когда те подошли к нему. – Граф де Лану не такой человек, чтобы дать траве расти у себя под ногами. Я довольно насмотрелся на него в последнем походе, и граф, ваш отец, и Франсуа, был очень высокого мнения о его военных способностях. Но мы затеяли слишком трудное дело: Орлеан – большой город, и сколько бы ни было в нем наших друзей, взять его нелегко будет двумстам ратникам.

– Тем больше славы и чести для нас, – заметил весело Франсуа.

В четыре часа отряд снова пустился в путь и час спустя после того, как стемнело, вступил в деревушку, лежавшую милях в пяти к северу от Орлеана.

Тотчас расставили цепь часовых с приказом не выпускать никого из деревни. Напуганным крестьянам объявили, что кто осмелится выйти из дому, будет убит. Коней привязали среди улицы к кольям, а солдаты разместились в овинах. Де Лану со своими приближенными расположились около костра. В восемь часов двое передовых часовых привели всадника – то был де Грело. Его встретили с восторгом.

– Ну, как дела в Орлеане? – спросил его де Лану.

– Все готово, – ответил де Грело. – Завтра утром в семь часов отряд из двадцати пяти надежных людей соберется осторожно, поодиночке, у северных ворот, и в ту минуту, когда часовые начнут отворять ворота, они нападут на них. Вся стража состоит только из пятнадцати воинов, и, застигнутые врасплох, они не окажут стойкого сопротивления. Вы с вашим отрядом должны находиться, конечно, поблизости. Как только ворота будут захвачены, вам будет дан сигнал белым флагом, и вы беспрепятственно вступите в город. К вам тотчас присоединятся многие сторонники наши, которым сообщено, что они должны быть готовы во всякое время взяться за оружие и присоединиться к тем, кто явится для их освобождения. В городе находится также много католиков, расположенных к нам. Вообще наше предприятие имеет большие шансы на благополучный исход. Укрыться вам нужно в замке одного из наших друзей вблизи городских ворот; из верхних окон дома вам легко будет увидеть сигнал, и через три-четыре минуты вы можете быть в городе.

– Прекрасно! – сказал граф. – Успех почти обеспечен. Теперь, господа, нам нужно отдохнуть, а в четыре часа мы должны быть уже на конях.

В назначенный час де Грело ввел отряд в ворота замка, владелец которого уже ждал его. Дворяне были приглашены в дом, а солдатам вынесли завтрак во двор. В седьмом часу показались крестьяне, ехавшие к городским воротам, и отряд сел на коней в то время, как хозяин замка, стоя у окна, ожидал сигнала. Ровно в семь часов он крикнул:

– Ворота отворены!.. Крестьяне бегут!.. А вот и белый флаг.

– Вперед! – крикнул де Лану, и отряд во весь опор помчался к городу и ворвался в ворота.

– Рассыпьтесь по улицам и созывайте наших друзей на помощь! – скомандовал де Лану.

Отряд тотчас разделился на четыре части и разъехался в разные стороны. Франсуа и Филипп со своими воинами составили отряд, предводимый самим де Лану. В городе уже знали, в чем дело, и в нем поднялась тревога, а когда де Лану со своими спутниками въехал на базарную площадь, навстречу показался отряд всадников неприятеля, по численности равный его отряду.

– За Бога и веру! – вскричал де Лану, командуя атаку.

Неприятель, застигнутый врасплох и не имевший никакого представления о силах нападающих, смешался при бурном натиске гугенотов и обратился в бегство. Пехота, встретившая затем отряд де Лану, оказала более стойкое сопротивление, но при виде других отрядов гугенотов, въезжавших со всех сторон на площадь, побросала оружие и сдалась. Горожане-католики с тревогой смотрели из окон на эту борьбу, но не осмеливались показаться на улице при виде вооруженных гугенотов, которые являлись со всех сторон и обращали в бегство прибывавшие войска католиков.

В течение часа сопротивление было сломлено. Гугеноты овладели Орлеаном, заняли все ворота и сторожевые пункты и разослали патрули по городу. Граф тотчас издал прокламацию, приглашая граждан к миру и гарантируя всем личную свободу и защиту имущества, и многие, до того скрывавшие свое сочувствие новой вере, открыто стали на сторону гугенотов. Управление городом было поручено совету из именитых горожан, как католиков, так и гугенотов, а гугеноты, способные носить оружие, обязаны были составить отряды для охраны города, выбрав из своей среды офицеров. Де Лану принял строгие меры для охраны католиков и их храмов, а затем отправил большую часть своего отряда к принцу Конде, оставив в городе только Франсуа и Филиппа с их солдатами и свой собственный отряд в сорок человек.

Глава VI

Битва при Сен-Дени

При взятии Орлеана Франсуа де Лаваль и Филипп сражались рядом с де Лану, но затем, поместившись в доме одного гугенота, они почти не видели графа, занятого распоряжениями по городу. На третий день за ними явился посланный от него.

– Можете ли вы снова выступить в поход? – спросил их де Лану.

– В любую минуту! – ответил Франсуа. – Мы идем к Парижу, осмелюсь спросить?

– Нет, мы едем за подкреплениями – у нас слишком мало людей, – а отчасти и с целью ободрить наших приверженцев. Кроме своих людей я беру с собой еще сотню человек. Нам придется иногда разделяться на маленькие отряды, с тем чтобы внезапно появляться там, где нас менее всего ожидают. На юге гугенотов много, и они могут сами постоять за себя, а потому мы сначала направимся в Бретань. Там я соберу еще человек пятьдесят, и тогда мы кружным путем пройдем к Парижу, где в нас сильно нуждается принц, силы которого весьма невелики.

При этом граф де Лану похвалил Филиппа за его искусство владеть оружием и, узнав, что он моложе Франсуа на два года, сказал ему:

– Вы будете со временем отличным воином, молодой человек. Я видел, как вы в схватке отразили удар одного офицера и сбросили его с коня, ударив его наотмашь мечом… Будьте готовы к шести часам утра выступить в путь с вашим отрядом. Соберитесь на базарной площади. Вас выпустят через западные ворота.

Друзья наши молча откланялись и пошли домой, где их ожидал уже Пьер. Филипп был очень доволен своим новым слугой. Пьер вел себя осмотрительно и спокойно и при случае умел придать себе строгий вид. Оружие он держал всегда в порядке и за столом прислуживал так, как будто ничего другого за всю свою жизнь не делал. Узнав о предстоящем выступлении, он сказал Филиппу:

– Слава богу! Не люблю я городов – в них только и знаешь, что чистишь оружие да прислуживаешь за столом.

– Не радуйся раньше времени, – заметил ему Филипп, – нам предстоит далекий путь, и мы, вероятно, не часто будем ночевать под кровлей.

– Тем лучше, сударь. Только бы нам не пришлось ночевать в поле в морозы.

В шесть часов утра отряд выступил в поход и направился к западу, чтобы не встретиться на пути с сильными отрядами католиков. Проезжая по западным провинциям Франции, отряд всюду воодушевлял и ободрял гугенотов. В Бретани де Лану успел собрать в помощь своему отряду пятьдесят человек, и, кроме того, по пути к нему присоединилось несколько дворян с вооруженными людьми. На пути были взяты два-три города, где гугеноты подвергались преследованиям, причем зачинщики смут были повешены, а с властей городских взысканы контрибуции под угрозой, в случае неуплаты их, истребления городов огнем. В других городах и местностях де Лану издавал прокламации, воспрещающие всякие насилия над гугенотами под страхом тяжких наказаний.

Франсуа и Филипп принимали самое деятельное участие во всех делах экспедиции. Их крепкие кони позволяли им каждый день быть в седле, тогда как половина их отряда вынуждена была время от времени отдыхать. Их часто посылали с небольшим отрядом в сторону от прямого пути: то с поручениями к друзьям, то для освобождения гугенотов из городских тюрем и для наказания или привода вожаков гонений в лагерь де Лану. В этих случаях они делали привалы чаще под открытым небом, чем в городках и селениях, – граф находил, что так безопаснее и их труднее застать врасплох. А при возвращении из подобных экспедиций они всегда находили готовый обед, вкусно приготовленный Пьером.

Вообще Пьер оказался незаменимым слугой. Всегда веселый, он во время похода часто потешал отряд своими шутками, а в заботах о своем господине не знал устали: устраивал ему удивительные постели из зеленых сучьев и изобретал вкусные блюда из самых скудных припасов.

– Честное слово! – сказал однажды полушутя граф Филиппу. – Ваш слуга – неоценимый малый; самому Конде прислуживают не лучше. Как хотите, а я возьму его от вас и сделаю главным провиантмейстером.

Третьего ноября, месяц спустя после взятия Орлеана, де Лану и его отряд, выросший до трехсот человек, присоединились к принцу Конде у Сен-Дени, близ Парижа.

Граф сильно разочаровался при виде незначительных сил принца: до его прихода у Конде было всего две тысячи конницы да столько же пехоты, притом в большинстве плохо вооруженных. У коннетабля Монморанси в стенах Парижа было значительно больше войска, и гугеноты удивлялись, что он тем не менее не решался вступить в бой. Оказалось, что он ждал графа Аремберга с тысячью семьюстами всадников, посланных ему на помощь из Нидерландов герцогом Альбой, что сделало бы силы противников еще неравномернее.

Девятого ноября были получены известия, что Аремберг приближается, и д’Андело с пятьюстами всадников и восемьюстами лучших стрелков выступил ему навстречу, чтобы помешать ему пройти к Парижу. Узнав об этом, коннетабль на следующее утро вышел из Парижа и напал на ослабленные силы гугенотов. В европейских войнах редко сходились столь неравные силы: против тысячи пятисот всадников и тысячи двухсот пеших солдат Конде коннетабль вывел в поле шестнадцать тысяч пехоты, в числе которых находилось шесть тысяч швейцарцев и три тысячи конницы при восемнадцати пушках, которых у Конде не было вовсе.

При виде войска, выходившего из ворот Парижа, гугеноты построились в боевой порядок, распределившись на три части. Де Лану со своим отрядом составил центр, которым командовал лично принц Конде; правым крылом командовал Колиньи, а левым – Ларошфуко, Жанлис и другие.

– Ну, врагов чуть ли не по десяти на каждого из нас, – сказал Франсуа Филиппу. – Едва ли Конде и адмирал решатся вступить в бой; я думаю, что нам впору только отступить в порядке. В таком случае неприятель не сможет воспользоваться пехотой, а кавалерия его не настолько превосходит числом нашу, чтобы мы не могли напасть на нее, когда она удалится от пехоты.

Предположения Франсуа, однако, не оправдались. Одушевленные речами своих предводителей, гугеноты вышли из ворот Сен-Дени и бросились в битву. Колиньи первый начал сражение, мужественно напав на левое крыло неприятеля. Пятьсот всадников Конде без колебаний ударили на большую массу пехоты католиков, находившихся против них. К счастью, в этой пехоте были парижане, а не швейцарцы, и они, не выдержав стремительного натиска гугенотов, побросали оружие и обратились в бегство к воротам Парижа.

За пехотой стоял с тысячью всадниками коннетабль; но прежде чем этот отряд мог двинуться с места, гугеноты уже напали на него, и началась отчаянная рукопашная схватка. Старый коннетабль находился среди своей конницы. Шотландский дворянин из свиты Конде, Роберт Стюарт, проложил себе дорогу к нему и потребовал, чтобы он сдался. Коннетабль ответил на это ударом меча, едва не выбившим Стюарта из седла, а мгновение спустя пал, пораженный пистолетной пулей. Был ли выстрел сделан Стюартом или кем другим, осталось неизвестным.

Оправившись от первого удара, католики, имевшие численный перевес на своей стороне, напали на гугенотов. Под принцем Конде конь был убит пулей из мушкета и придавил его собой; принц был спасен только благодаря отваге де Лану, который с Франсуа, Филиппом и еще несколькими дворянами бросились вперед и оттеснили от него неприятеля. Центр, а также левое крыло гугенотов, сильно пострадавшие от ружейного и артиллерийского огня, вынуждены были отступить к Сен-Дени, и только правое крыло, предводимое адмиралом Колиньи, удержалось против неприятеля. Бегство большей части парижской пехоты и расстройство, внесенное в кавалерию католиков стремительными нападениями гугенотов, не позволили, однако, маршалу Монморанси, сыну коннетабля, воспользоваться численным превосходством своих войск; и в то время, как гугеноты отступили к Сен-Дени, католики отошли к Парижу, куда уже был увезен раненый коннетабль. Обе стороны потеряли до четырехсот человек, и победа осталась нерешенной. Потери были более чувствительны для гугенотов, у которых большая часть убитых были знатные дворяне. Недешево обошлось сражение и католикам, потерявшим коннетабля, умершего на другой день, замечательного государственного деятеля, умевшего противодействовать честолюбию Гизов.