Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь (сборник)

Гугеноты вскоре овладели Ангулемом, Сентом, Понсом и Блэ, и таким образом в их руках были все города вокруг Ла-Рошели. К тому времени силы их возросли до трех тысяч конницы и двадцати тысяч пехоты. Между тем к Пуатье приближалась армия принца Анжу, соединившаяся с силами, собранными Гизами.

Время года было позднее, наступала зима, и обе армии избегали сражения. Католические вожди хорошо помнили храбрость, выказанную гугенотами при Сен-Дени, и не хотели оставлять занятых ими выгодных позиций, а гугеноты также не желали покидать своих позиций, и после нескольких аванпостных стычек враждующие стороны вернулись на зимние квартиры.

Де Ла Ну, присоединившись к армии адмирала после сурового похода, посоветовал Франсуа и Филиппу уйти со своими людьми на зиму в Лаваль.

– Во-первых, – говорил он, – в замке будет дешевле содержать людей, чем здесь, а во-вторых, из армии Анжу могут быть предприняты набеги, а так как Лаваль – ближайший к Пуатье замок, то они и могут сделать набег прежде всего на него; там вы будете очень кстати.

Графиня с радостью встретила наших героев, хотя ее очень огорчило, что лето прошло без сражения.

Опасность нападения на Лаваль была так очевидна, что приходилось подумать о том, чтобы неприятель не застал врасплох жителей замка и окрестностей. Всего вероятнее неприятель мог появиться из-за гряды холмов, простиравшихся в трех милях от замка на восток, и Филипп придумал следующий план. В деревне, лежащей милях в семи за холмами, решено было устроить постоянный наблюдательный пункт за дорогой. Там поставили часового, который обязан был при появлении католических войск зажечь устроенный в старой башне маяк. На вершине одного из холмов другой часовой должен был дать такой же сигнал и выстрел из ружья, а на каждой ферме должны были сторожить день и ночь, не покажется ли на горе сигнальный огонь, а в случае тревоги все должны были спешить в замок, захватив с собой сколько возможно имущества и скота. Съестные же припасы и корм для скота предположено было перевезти в замок заблаговременно. Исполнение этого плана не откладывалось в долгий ящик, и все распоряжения были сделаны тотчас же. Соседние дворяне-гугеноты, со своей стороны, взялись содержать стражу, которая, наблюдая за сигнальными огнями, могла бы вовремя предупредить местное население и дать ему возможность скрыться в замке. При этом дворяне сговорились помогать друг другу.

Целый месяц прошел спокойно. Но вот однажды в конце января, часов в восемь вечера, со сторожевой башни Лаваля раздались звуки набата. Филипп и Франсуа бросились наверх. Вдали пылал сигнальный маяк.

– На коней, молодцы! – закричал Франсуа, перегнувшись со стены. – Зажигайте маяк! Бейте сильнее в набат!

Солдат тотчас разослали по фермам, чтобы помочь жителям собраться в замок. Со сторожевой башни замка между тем можно было видеть в разных местах сторожевые огни, доказывавшие, что стража нигде не дремала и что весть о нашествии врагов уже распространилась всюду. Франсуа и Филипп сели на коней и помчались к хижине на вершине холма, где горел сигнальный огонь. Подъезжая к ней, они встретили солдат, спускавшихся с холма.

– Надеюсь, вы не ошиблись? – спросил Франсуа.

– Нет, граф, маяк горел на башне, теперь он уже потух.

Когда Франсуа и Филипп вернулись к замку, в ворота его толпами входил народ. Женщины сгибались под тяжестью узлов, которые несли на спинах, около них бежали плачущие дети, а мужчины вели и гнали скот. Слуги водворяли некоторый порядок, указывая места для скота в саду, а во дворе складывая имущество жителей. Тем временем вдоль стен в комнатах разостлали сено и приготовили место для женщин и детей. Среди прибывших было несколько дворян, дома которых не могли бы выдержать осады; их жены с детьми поместились в покоях графини. Во дворе пылали костры, а сигнальный огонь потушили, чтобы не возбудить подозрения у неприятеля; набатный колокол затих, но рев потревоженного не вовремя скота, лай собак и плач напуганных детей производили оглушительный шум. На стенах расставили часовых и осмотрели потайные двери, засовы и замки.

Еще при первых ударах набата двух молодых ловких солдат тотчас послали на холм, через который шла дорога, чтобы высмотрели, как велик неприятельский отряд. Они скоро вернулись вместе с солдатами, сторожившими дорогу, и донесли, что на замок идет более трех сотен конницы и тысяча четыреста пехотинцев. Филипп бросился к Роже, стоявшему невдалеке с оседланной лошадью.

– Скачи во весь опор в Ла-Рошель, – сказал он ему, – сообщи адмиралу число наших врагов и проси от имени графини – как можно скорее спешить к нам на помощь.

Роже вскочил в седло и скрылся за воротами.

При входе народа в замок стоявший в воротах человек отмечал прибывавших по заранее составленному списку. Теперь Филипп мог убедиться, что вне стен никого не осталось – все вошли в замок. Потому немедленно был поднят подъемный мост и ворота заперты. У каждого окна и каждой бойницы в замке и на стенах стояли наготове люди. Начальство на стенах и у ворот взял на себя Франсуа, а в замке – Филипп.

Прошло полчаса томительного ожидания. Но вот послышался глухой и отдаленный шум, как бы от тысячи шагов, и бряцание оружия. Он усиливался и приближался, но вдруг затих. Какая-то фигура осторожно приблизилась ко рву, окружавшему стены замка, в котором царила мертвая тишина, и тотчас удалилась.

– Его послали узнать, не спущен ли подъемный мост, – шепнул Франсуа Филиппу. – Посмотрим, что они теперь предпримут.

Минут десять было совсем тихо, потом показалось множество людей, осторожно приближавшихся к замку.

– Несут, очевидно, доски, чтобы положить через ров, – сказал Филипп.

– Мы дадим им подойти шагов на двадцать, – ответил Франсуа, – а потом удивим их.

Наступающие были уверены, что в замке все спят, что нет даже человека на стенах. И вдруг из всех зубцов стены грянули ружейные выстрелы, и даже с дюжину ядер посыпалось на них. В толпе поднялись крики изумления, ярости и боли, вместе с командой офицеров, поощрявших солдат идти на приступ. Но минуту спустя католики бежали, оставив на земле много темных фигур, показывавших, как смертелен был огонь осажденных.

– Они, очевидно, думали застать нас врасплох, – сказал один из дворян. – Теперь они поневоле подождут до утра, чтобы осмотреться, да кроме того, им нужен отдых – они пришли издалека.

– Верно, – сказал Франсуа. – Поэтому, господа, вам здесь нечего оставаться, пожалуйте в зал ужинать, а потом отдохните в приготовленных для вас комнатах, а я со своими людьми буду стоять на страже, и, если понадобится, рог мой соберет вас снова.

Поужинав, Филипп опять поднялся на стены.

– Ну что, Франсуа? Пока все спокойно?

– Вероятно, они утомлены и спят, как убитые, – ответил Франсуа. – Очевидно, в течение ночи нам нечего опасаться.

Глава XIV. Штурм замка

Едва взошло солнце, как послышались звуки труб, и перед воротами замка появились два рыцаря в сопровождении оруженосца, на копье которого развевался белый флаг. К ним на стены вышла сама графиня.

– Именем его величества, – закричал один из рыцарей, – приглашаю вас, графиня Амелия де Лаваль, сдаться. В своем милосердии его величество дарует жизнь и свободу всем находящимся в замке, за исключением вас и сына вашего; вас отвезут в Париж и будут судить за восстание против короля.

– В таком случае, – ответила графиня громко, – вам не следовало бы пытаться овладеть замком в полночь, подобно шайке разбойников, и, я думаю, мы не много услышали бы о милосердии короля, если бы вам удалось напасть на нас врасплох.

Рыцари уехали. Они были убеждены, что графиня решила защищать замок, и предложили ей сдаться только для проформы.

– Едва ли нам следовало предпринимать этот поход, де Бриссак, – говорил один из них другому по пути. – Нас уверили, что замок слабо укреплен и плохо охраняем и что нам нетрудно будет дать хороший урок гугенотам всей этой местности, а между тем мы уже потерпели неудачу.

– Пустяки! – ответил другой. – Гарнизон, как нам известно, состоит всего из пятидесяти человек солдат да двух десятков слуг и конюхов, положим, даже, вдвое больше, так ведь с нашими силами мы в полчаса возьмем замок, пусть только устроят лестницы да нанесут досок с ферм.

Когда они вернулись в лагерь, к ним подъехал один из дворян.

– Ну, что хорошего, де Вильетт?

– Плохие вести, – ответил тот. – Де Бовуар просил меня передать вам, что фермы пусты, а скот и лошади куда-то исчезли вместе с жителями.

– Черт возьми! Собаки гугеноты, должно быть, спали с открытыми глазами и заранее приняли меры. Впрочем, – прибавил говоривший хвастливо, – раз они все в замке, значит избавили нас от труда загонять их туда.

Тем временем осажденные с раннего утра усиливали средства защиты. Нижние окна замка, не защищенные стеной, но укрепленные железными решетками, представляли довольно основательную твердыню, и при них поставили только нескольких солдат; потайная же дверь была завалена камнями и тяжелой мебелью, а в окнах следующего и верхних этажей поставили множество солдат. Филипп занял место на первом этаже, на который должен был прежде всего устремиться неприятель с помощью лестниц. В комнатах везде кипятили воду, и всюду стояли наготове мальчики с ведрами, чтобы подавать кипяток для обливания осаждающих. Такие же котлы кипели и на дворе для защиты стен.

Если бы у осаждающих были пушки, защита не могла бы длиться долго – стены не устояли бы против ядер; но пушки в те времена были редки и слишком неудобны для перевозки, чтобы сопровождать легкие отряды, и потому защитники спокойно ждали нападения.

Атака началась часов в десять. Неприятель приближался отрядами, которые одновременно устремлялись к разным частям замка. Перед каждой колонной несли лестницы и длинные доски. Подпустив их на известное расстояние, осажденные, только головы которых во время выстрелов были открыты неприятелю, осыпали их стрелами и пулями. Побуждаемые офицерами, осаждающие тщетно старались перебросить доски через рвы и подняться по лестницам на стены или в замок. Их всюду сталкивали, поражали, обливали кипятком. Фермеры, видя вдали свои пылающие жилища, с ожесточением соперничали с солдатами. Два часа продолжался жестокий штурм. Наконец де Бриссак, видя безуспешность усилий, несмотря на страшные потери, приказал дать сигнал к отступлению.

Вожди католиков собрались тотчас на совет.

– Нам невозможно вернуться в Пуатье, после того как мы потеряли двести человек, – говорил де Бриссак. – Мы взялись перебить здесь всех гугенотов и пригнать в лагерь массу скота для армии, а вместо этого сожгли только несколько деревушек. С другой стороны, у нас нет времени строить стенобитные машины. Осажденные, оказавшие нам такую неожиданную встречу, наверное успели послать за помощью в Ла-Рошель, и завтра, самое позднее к полудню, перед нами появится адмирал. Атаки на стены не удаются. Поэтому нам следует попробовать сжечь большие ворота и потайные двери. Нужно послать людей набрать побольше дров и хвороста и затем тотчас начать атаку. Мы должны к ночи покончить с осадой замка, иначе будет поздно.

С этим все согласились.

Между тем в замке с башни зорко наблюдали за действиями неприятеля и тотчас угадали его намерения.

– Что нам делать? – говорил Франсуа Филиппу. – Положим, мы их перестреляем множество, но при решимости они добьются цели и ворвутся в замок, как только сгорят ворота, а нам кроме ворот нужно защищать и стены.

– Да, это наше больное место, – заметил Филипп. – В узких потайных дверях сорок человек удержат целую армию, даже большие ворота защитить можно, но одновременно защищать стены и ворота будет нелегко, – он остановился и задумался. – Стой, Франсуа, я нашел средство, – сказал он с живостью. – Надо убить несколько быков и коров и туши их нагромоздить в дверях и в воротах. Пусть они сожгут двери и ворота, но с тяжелыми тушами они ничего не поделают. Тогда ста человек будет вполне достаточно для охраны ворот и потайных дверей, а сто останется для защиты стен и дома.

– Великолепная мысль, Филипп! За дело! Не будем терять времени.

Позвали людей, закипела работа. Филипп приказал снять с животных шкуры и прикрыть ими каждый ряд мясных туш внутренней стороной наружу, а к верхнему ряду прибить шкуры гвоздями, чтобы их не стащили.

– По этой скользкой поверхности никто не сможет взобраться к нам, – оказал он Франсуа, – в особенности, если мы еще польем ее кровью.