Время пепла

Алис пыталась быть маленькой и незаметной, пока старшие орали друг на друга. Она помнила вопль Дарро: «Я не буду жрать ничье дерьмо!» и истошный визг матери в ответ: «Не будешь, тогда тебя убьют!»

Под конец Дарро подхватил сумку, дубинку, пару целых сапог, которыми они с матерью обменивались в зависимости от предстоящих за день походов, – и ушел. С перекошенным лицом мать, всхлипывая, бросилась на лежанку. Когда ее блуждающий взгляд наконец наткнулся на Алис, мать покачала головой:

– У твоего брата доброе сердце, но слишком уж он самовлюблен. Нельзя так упиваться собой. Не вздумай брать пример с него, – сказала мать и наставила на Алис скрещенные пальцы, как отваживают зло уличные проповедники. – Не будь такой, как он.

Алис покивала детской головкой и поклялась, что не будет. И даже какое-то время была верна своей клятве.

2

То был день коронования Бирна а Саля, нового князя, положивший начало его кончине, хоть об этом еще никто не догадывался.

Тычка, которую вела команда Алис, была одной из самых испытанных. Обычно для таких дел требовались четверо: блоха, щипач, рыба и отходной. Тему можно было провернуть и без рыбы, даже без отходного – правда, при этом повышался риск влипнуть. Нельзя было обойтись только без блохи и щипача. Щипач же и объявлял выход.

Как правило.

Этим днем щипачем был Оррел, с его легкой рукой и острой заточкой. Сэммиш выступала отходным, поскольку обладала внешностью, которую люди забывали, едва отвернувшись. Блохой была Алис.

Девушка, на которую указывал Оррел, была инлиской в ярко-вышитой блузке. Легкая цель. Заметно пьяная улыбка, заметно нетвердый шаг. Ожерелье из золота с жемчугами на ее шее стоило, наверно, больше самой девчонки. Алис знала ее.

Звали девушку Кана. Она работала на купеческое семейство в Речном Порту, и надетое золото ей не принадлежало. Если Оррел украдет ожерелье, то при самом лучшем исходе девушку выкинут назад, в Долгогорье. Но вероятнее, выпорют. Не исключалось и то, что синие плащи зашьют ей в юбку камней и столкнут с моста. Потому-то Оррел ее и выбрал. По своему складу он ненавидел всякого, кому по жизни выпала лучшая доля. Для Долгогорья Кана была предательницей, высокомерной ханжой, прихлебательницей ханчей с Речного Порта, и он был готов наказать ее за выпавшую удачу.

Вот только Алис была не готова.

Сложив пальцы, она ответила «нет», и Оррел, стоя от нее через дорогу, нахмурился. Затем опять объявил выход. Будет повторять, пока Алис не согласится.

Алис двинулась к девушке. Если на этом сегодняшней тычке конец, так и быть. Когда она взяла Кану за руку, та смущенно, но не встревоженно, поглядела затуманенным взором. Алис широко улыбнулась и поцеловала девушку в щеку. Держа губы возле уха, она зашептала сквозь шум толпы:

– Здесь воры. На твое ожерелье уже положили глаз. Чем ты думала, раз сюда его напялила? Уматывай. Сейчас же.

С хохотком, будто пересеклась со старой подругой, она отпустила Кану и отошла. Увидала последним, как Кана, настороженно озираясь, ощупывает свои жемчужины.

Оррел угрюмо скосился, но отправился дальше.

Толпа запрудила пятачок на слиянии шести улиц. Торговцы, носильщики и гребцы с Речного Порта смешивались с ткачами, кожевниками и башмачниками Новорядья. Большинство – ханчийские рожи, но инлисков тоже было достаточно, чтобы не выделяться Оррелу с Алис. А Сэммиш не выделялась никогда и нигде. Такой у нее был дар.

Шумные голоса тянули песни, один мотив накатывал на другой, и вскоре никому стало не разобрать, какую мелодию и слова надо подхватывать. Пухлый, как свин, краснощекий старикан выкатил на обочину бочку с вином и наливал во все меха и кружки, какие бы ни подставляли. Воздух густел зноем позднего лета. Девицы в вычурных платьях, скроенных на скорую руку или оставшихся от прошлых празднеств, кружили в танце, стараясь ускользать от объятий парней. Старались не слишком усердно.

Высокий Оррел смотрелся совсем неплохо. Без рубашки, он проплясывал по улице под ритм любой песни, лишь бы громче звучала. Злость его не утихла, но затаилась. А улыбка сделалась широкой, невинной и куда более пьяной, чем была на самом деле. Алис носила просторную блузу и юбку с разрезами, по-праздничному нарядную, а заодно дающую свободу ногам. Пробираясь в толпе перед Оррелом, она оборачивалась после каждого десятка шагов – следила, не выбрал ли он в ощип новую пташку.

Следующей целью стала ханчийка, чуть старше Алис. Румяные щечки наглядно показывали, сколько она поглотила вина. Девушка вертелась в кругу с полудюжиной подружек, что, напевая, выплетали ногами кружева танца. На ней красовалось кожаное с серебром обручье, с аметистом в ноготь Алис посередке. Дочурка денежных родителей, предположила Алис, – не знатная, но вполне обеспеченная, чтобы беззаботно плясать на гулянье. Оррел объявил выход и приступил к действию, не дав Алис времени на отказ. Начался их собственный танец, невидимый ни для кого.

Тонкость состояла в том, чтобы щипач и блоха как бы стихийно оказались прижатыми к цели толпой, при этом в один и тот же момент. Если двигаться слишком направленно или ретиво, кто-нибудь это заметит, а по улицам ходит стража.

Алис пробиралась сквозь толкотню, скользя и сияя улыбкой, будто в самый счастливый день своей жизни. В общем-то, не притворно. Эту часть дела она обожала. Оррел крутился, кружил, откатываясь, казалось, прочь, пока не столкнулся с кучкой молодых людей на пути. Рассеянно извинившись, он повернул обратно к девушке. Тоненький ножик с односторонней заточкой он прикрывал одним пальцем. Алис не замечала и отблеска.

Задачей блохи было отвлечь, щипача – забрать, а отходного – исчезнуть. Алис потянулась и резко похлопала девушку по правой груди. Неожиданное, непрошеное прикосновение проняло куда сильнее легкого тычка в руку, когда Оррел полоснул по завязкам браслета. Губы девушки стянуло в оскорбленном недоумении. Срезанную полоску обручья Оррел сунул неприметной тени, которой была Сэммиш.

Смена владельца прошла шустро и гладко и, что важнее всего, без единого взгляда подельников друг на друга. Алис продолжала двигаться прежним путем, Оррел – в свою сторону, а Сэммиш, пригнув голову, будто куда-то опаздывала, в третью. Все заняло меньше одного удара сердца. Работали они мастерски.

Если девушка поднимет тревогу, Оррел скинет заточку и изобразит непонимание. Пропавшего обручья у него нет. Алис ничего такого не сделала – просто вела себя слишком развязно, поддавшись духу празднества. Сэммиш уже затерялась в толпе. Вот она, красота умелой тычки.

По окончании наступал момент, когда жертвы осознавали, что лишились чего-то ценного. Они хватались за карманы, пытаясь нащупать только что лежавшие на месте деньги; пялились на мостовую – вдруг кошелек всего лишь выпал; уповали на то, что потерянное еще можно вернуть. Иногда их лица заливала ярость. Иногда кривило неверие. Изредка кто-то ударялся в смех. Но все их действия были искренними, от души, и именно эта искренность завораживала Алис.

Она оглянулась, надеясь не пропустить тот самый момент, но девушка так и стояла в толпе, не отнимая от груди руку. Алис хотелось, чтобы ханчийка осознала пропажу, однако та, тупо похлопав глазами, опять повернулась к своим подругам. Алис кольнуло досадой. Оголенное предплечье проскочило мимо внимания. Деваха небось не один час ничего не поймет.

Раздались выкрики стражников – не спутать, как лай злющих псов, – и в мимолетной панике Алис показалось, что их все-таки кто-то заметил. Попались. Но вооруженные, что пробивались сквозь толчею, носили красные плащи, а не городские синие с белым. Их бляхи на перевязях были серебряными и золотыми, а не из бронзы. Дворцовая стража расчищала путь среди толпы.

По которому ехал верхом новый князь.

Здесь был сам Бирн а Саль.

Осай а Саль – его дядя – княжил на протяжении всей жизни Алис, однако прошлое унесло его, как река палый лист. Нынешний князь не был юным, но не был и стар. Несколько десятилетий под его началом было вполне терпимо без особой натяжки. Если Бирн а Саль окажется мудр и удачлив, то запросто проправит весь отпущенный Алис срок.

Конь, что шествовал под князем, был бледен и горделив. В его гриву и хвост вплели золото с серебром, а попона сверкала, как речная гладь. Лицо у князя Бирна а Саля было квадратное, с прямым носом, напрочь не похожим на дядин. Темные волосы немного топорщились над челом, а подстриженной бороды слегка коснулись седины. Он был таким открытым и с такой готовностью улыбался, что сошел бы за человека куда моложе. Напор прихлынувшей толпы вытолкал Алис к дворцовой страже. Вокруг пусть не бушевал, но бурлил хаос теснящихся тел, и по-над ним величаво проплывал Бирн а Саль.

Позади правителя ехал еще один мужчина. Примерно того же возраста, с пепельно-каштановыми прямыми волосами. Алис не особо интересовала ханчийская знать, но было в нем что-то знакомое. Пусть не в чертах, но в выражении лица и манере себя подавать.

Она повернулась к немолодой женщине, которую напор зрителей выбросил рядом, – в льняном платье служанки из богатых районов Речного Порта.

– Кто это? – показала она, перекрикивая гомон давки.

– Молодой Карсен? Будь спокойна, к весне он будет вертеть половиной города. Этому-то бог улыбнулся.

Алис вылупилась на всадника, пытаясь лучше рассмотреть человека, которому улыбнулся бог. Пока эту мысль никак не удавалось сопоставить с увиденным. Их взгляды встретились. Пробежала дрожь, со странным ощущением, будто ее разоблачили.

Карсен кивнул ей, словно тоже узнал, а может, лишь потому, что пересекся глазами, из вежливости. Князь и его приближенный уже удалялись в сопровождении свиты – мужчин, женщин, конных и пеших, а Алис провожала их с замершим сердцем. И уверяла себя, что разнервничалась лишь потому, что обычно при тычке попасться на глаза означало беду. А в княжеском спутнике ничего зловещего не было.

Последними прошагали красные плащи, срываясь на бег к голове кортежа, чтобы расчистить путь на следующей улице, – двигались они четко и слаженно, как пристало лучшим ворам Долгогорья.

– Ты все? – Сэммиш подобралась незаметно и, стоя рядом, изучала ее тусклым, податливым взором.

– Вот еще! Тебя жду, – сказала Алис. – Где Оррел?

– На юге, – сказала Сэммиш, и обе двинулись туда, юркая в толпе, как рыбы, плывущие сквозь водяные заросли. – Сказал пробираться к Притечью, до театра. Университетские хлыщи наклюкаются и будут веселиться.

– У них денег меньше, чем у нас.

– Передаю его слова.

– Ну, хорошо. – Она сегодня и так уже перечила Оррелу. Пожалуй, надо быть благодарной за то, что он вообще не бросил тычку.

– Почему отказалась? – спросила Сэммиш, привлекая Алис поближе к себе.

– Отказалась от чего?

– От той девчонки с ожерельем, от Каны. Почему отменила тычку?

Алис на ходу пожала плечами.