Карела Рыжий Ястреб

И несмотря на обиду Эльрис словно наяву видел, как Карела плавно идет ему навстречу по галерее его дома в Ианте, ставшего их общим домом, идет с улыбкой, затянутая в тончайший зеленый бархат с золотой вышивкой, окутав прозрачной воздушной тканью полуобнаженную грудь…. В конце концов, хоть Эльрис еще довольно молод, скитания и сражения, развлекавшие его в юности, уже не были для него пределом мечтаний. У него не было необходимости добывать средства к существованию, его род всегда был богат… Почему бы и не осесть в столице с юной красавицей женой?

А может быть, выбросить из головы все это, забыть прелести своей вожделенной цитадели? Ведь на любых невольничьих торгах мало кто сможет перебить цену, которую Эльрис в состоянии предложить за приглянувшуюся рабыню! Любая невольница сочтет за великое счастье принадлежать молодому, красивому и богатому хозяину, который к тому же не имеет обыкновения издеваться над женщинами… $$$Но как ни уговаривал себя Эльрис, пышная точеная фигурка Карелы и взгляд ее зеленых глаз острой занозой засели в сердце оскорбленного офирца. Судорожно пытаясь сглотнуть непослушный комок, застрявший в горле, Эльрис жадно поедал глазами рыжеволосую грациозную девушку и спокойно сидящего рядом с ней у костра Табасха.

Ох, как люто ненавидел Эльрис этого смуглого сопляка в поношенной безрукавке и коротких штанах, которые в приличном доме Офира и на последнего конюха не наденут! Мальчишка был сведущ в тонкостях стигийской магии, в этом не могло быть никаких сомнений. Но в целом Эльрис не мог найти приемлемого объяснения всем причудам Табасха. Что было у него на уме?

Мрачные и злобные колдуны. Они проводят свои дни среди глухих стен грозных и зловещих замков, в окружении источающих мрак и тлен амулетов и изваяний. Они вынашивают грязные планы, цель которых – столкнуть человечество прямиком в пасть целой уйме богов и божков, обосновавшихся в преисподней. Так Эльрис все это себе представлял.

Но никогда не слышал он, чтобы стигийский полудемон пустился странствовать по свету с целью стать человеком. Это было похоже то ли на бред, то ли на сказку, сочиненную наивным ребенком, ни разу еще в жизни не пострадавшим от порчи, наведенной чародеем.

Грезя наяву, негодуя и страдая, Эльрис, тем не менее, не забывал о том, что неспешная беседа, которую вела Карела со своим драгоценным стигийцем, все еще продолжалась. И он слушал все, что говорил этот нищий ублюдок.

– «Михар всегда ненавидела меня просто за то, что я есть на свете, а потом, когда она поняла, насколько я сильней ее, я стал первым и главным из ее врагов, – сказал Табасх. – Наша мать была изгнана из своего круга, поскольку пренебрегла теми канонами, которых придерживались прочие жрицы Деркэто. Ей посулили проклятье богини, но она не остановилась ни перед чем. Зная во всех подробностях ту историю о мести Деркэто, мать стала внушать своей дочери мысль о том, что именно Михар должна стать новым земным воплощением богини страсти. Мать давно это задумала, когда дочь ее была еще младенцем, и для того, чтобы Михар выросла и смогла это осуществить, согласно заклятью богини, должен был появиться я. Мать много трудилась, и ею был вызван из глубин мрака один из демонов, подвластных самой Деркэто. Она зачала от него, и родился я.

Табасх надолго замолчал, глядя на огонь. Карела уже стала нетерпеливо ерзать на своем месте, и Табасх очнулся от дум:

– Мать моя была все-таки человеком, и видимо тогда, когда я, беспомощный и плачущий, лежал у нее на руках, сердце ее дрогнуло. Она полюбила меня, как обычно мать любит свое дитя, и, может быть, пожалела о том, что затеяла все это. Но остановить начатое она уже не могла. Она должна была дать мне имя, чтобы я обрел силу демона, но она нашла выход из положения и дала мне два имени. Мое человеческое имя – Табасх. В устах моей матери оно звучало нежной музыкой… Мое демоническое имя она сообщила мне самому и Деркэто. И дала мне строжайший наказ – никогда, нигде, никому не называть своего второго имени, и даже никогда не произносить его вслух наедине с самим собой. Потому что стоит моим ушам услышать это имя, зазвучавшее рядом со мной, и я начну делать то, что предназначено мне первым заклятьем Деркэто, то есть именно то, чего сейчас ждет от меня Михар. Но пока ей не известно это имя, жизни моей ничего не угрожает. Мы с Михар можем бесконечно бороться, мучая друг друга, но она никогда не возьмет надо мной верх!..

– Разве нет у нее возможности узнать это имя? – поинтересовалась Карела, глаза которой от услышанного загорелись огнем острого любопытства.

– Не думаю, что сиятельная Деркэто спустится на землю и шепнет его на ухо моей сестре! – засмеялся Табасх. – Это имя – два коротких слова на древнейшем и всеми забытом языке, и они означают „повинующийся заклятью“. Михар никогда его не узнает.

– Ты сказал, что, услышав имя, начнешь выполнять первое заклятье, а что, есть и второе?

– Да, есть и второе, – помрачнел Табасх. – Но оно никак не зависит от того, кто и как меня назовет.

– Расскажи, – попросила Карела.

– Да ты видела, – вздохнул Табасх. – Страшный мохнач, исходящий слюной.. Я молод, здоров, в конце концов я мужчина, я хочу любить женщин, но заклятье Деркэто всякий раз превращает меня в чудовище, как только я дам волю своей страсти!

Эльриса, молча слушающего рассказ Табасха, только передернуло от брезгливости и негодования. А Карела нахмурилась и уточнила сочувственно:

– Тебе бывает больно?

– Больно? О, нет, – покачал головой Табасх. – Только тело чешется от этой вонючей шерсти». Сколько уже раз я не смог обуздать себя! Я убивал этих несчастных женщин, потому что не в силах был отказаться от их тел… Они умирали то ли от страха, то ли от тех ран, что наносил им мохнач… Любить – и быть отвергнутым, любить, убивая и не видя в этом смысла: вот в чем проклятье богини. Многие мужчины, если не все, заслужили его в свое время, но именно мне, как сыну моих родителей, нести эту кару…

– Но ты говорил, что от этого можно освободиться! – напомнила Карела.

Табасх едва поднял склоненную голову и тоскливо вздохнул:

– Можно. Можно стать обычным мужчиной, потеряв все способности к магии, и освободиться от ненавистного проклятья. Но для этого кое-что нужно.

– Что? – уточнила Карела. Табасх молчал.

– Как, ты не знаешь? – удивилась девушка.

– Он все знает, Карела, – Эльрис не выдержал и приподнялся со своего места. – Он не хочет говорить это тебе, потому что уверен: если ты узнаешь, без оглядки умчишься от него!

– Это правда, Табасх? Ты… ты способен на то, чтобы просто заморочить мне голову, а потом предать? – возмутилась девушка.

– Не иначе, Деркэто требует с него жертвоприношения. И возможно, только ослепительные красавицы подходят для таких целей! – продолжал говорить Эльрис. Офирец чувствовал свою правоту. И он знал, что должен уберечь свое сокровище от хитрого демона, чего бы это ему ни стоило.

Табасх молчал. Отвернувшись от своих собеседников, он сжался, дрожа от напряжения. Чтобы добить врага, пока он не успел поднять головы, Эльрис закончил обвинительную речь:

– Ты очень наивная девушка, Карела, в тебе еще осталась способность к состраданию. И он этим пользуется! Да ты посмотри на него! Он преспокойно убивал всякого, кого пожелает, загубил, видимо, не одну несчастную жертву своей похоти, а прикидывается этаким невинным созданием, страдающим за всю мужскую половину человечества. Если бы он и вправду был невинен, он не стал бы морочить тебе голову трогательными сказками про добрую маму. А впрочем, Карела, я обещал не настаивать.. Я ложусь спать, потому что уже больше суток не смыкал глаз, да и рана ноет. Если я проснусь и найду здесь твой растерзанный труп, Карела, я, по крайней мере, не удивлюсь.

– То-то и оно, что если проснешься, – спокойно заметил Табасх, но от его ровного голоса повеяло таким холодом, что Эльрис невольно вздрогнул.

– Угроза?! – вскинулся Эльрис, но невидимая и неодолимая сила мягко швырнула офирца на спину. Веки отяжелели, уши заложило, тяжелый, душный сон охватил досточтимого Эльриса так быстро, как он сам никогда не смог бы заснуть.

* * *

Подскочив с места, Карела несколько секунд постояла в оцепенении, очаровательно приоткрыв пухлый алый ротик, а потом с негодующим возгласом бросилась к неподвижному телу офирца.

– Эльрис! Эльрис! – Она принялась ощупывать его, потом взяла в ладони его голову и вгляделась в странно безмятежное лицо высокомерного дворянина. – Эльрис, скажи что-нибудь!

Но офирец молчал, а когда Карела выпустила из рук его голову, Эльрис грузно и безвольно свалился между мешками. Раскрасневшись от возмущения, Карела повернулась к Табасху:

– Зачем? Зачем ты это сделал?!!

– Да что я сделал? – нетерпеливо махнул рукой Табасх. – Пускай поспит себе крепко, как младенец. А то его нудный голос мне, право, уже сильно поднадоел.

– Так он всего лишь спит? – недоверчиво уточнила Карела.

– Всего лишь спит, – подтвердил Табасх.

Он откровенно любовался девушкой. Он вообще любил резвых и грациозных женщин, но из этой жизнь просто била ключом, и сам не заметил Табасх, как восхищенная улыбка перестала сходить с его губ.

– Ну что ты улыбаешься? – недовольно нахмурилась Карела, бросая взгляд вниз, на свою одежду. Но там все было в порядке, и она уже раздраженно воззрилась на юношу: – Так в чем дело, Табасх?

– Да ни в чем, – пробормотал он, едва заставив себя отвести взгляд от разрумянившихся щечек и рыжеватых прядей. Мысли принялись цепляться одна за другую, и вот уже недавно виденная им сцена насилия, печально закончившаяся для Мусто и Бриана, припомнилась Табасху ясно и красочно… И противная щекотка, от которой хотелось чесаться, уподобившись блошивой обезьяне, разом охватила тело Табасха.

Он в ужасе метнулся к дальней стене, пытаясь выйти из полосы света. Чесотка не прекращалась. Скорчившись на полу, Табасх закрыл глаза, заткнул уши, стараясь забыться, вытеснить из памяти и из воспаленного мозга все то, что так некстати могло ему помешать.

– Что с тобой? – легкая ладонь тронула его за плечо.

– Ничего, – только и смог выдавить из себя Табасх, по-прежнему не открывая глаз и настойчиво убеждая себя, что к нему прикасается не восхитительная молодая женщина, а старая сморщенная карга, чудом сохранившая такой нежный, такой волнующий голосок.

– О, Иштар!.. – выкрикнула вдруг Карела, и Табасх услышал, как девушка отскочила от него, да так стремительно, что мелкие камешки, отскочившие из-под ее сапожек, больно царапнули голые ноги Табасха. – Прекрати сейчас же, или…

Табасх был бы рад прекратить. На худой конец, он был бы согласен на «или». Чтобы закончить со всей этой мукой раз и навсегда, он, пожалуй решился бы свести счеты с жизнью. Тем более, если разгневанная и перепуганная красавица посодействует ему в этом. Ради этого Табасх смог бы даже пригасить свою магическую защиту ровно настолько, чтобы стальной клинок смог беспрепятственно войти в его сердце. Так он и сделал бы, и немедленно, если бы не существовало шанса обрести, наконец, покой, оставшись к тому же в живых.

Почувствовав, наконец, что ему удалось обуздать мохнача, Табасх открыл глаза и отер ладонью потное лицо. Поискав глазами Карелу, он увидел ее около костра. Табасх ожидал, что девушка будет ждать дальнейших событий если и не с кинжалом в руке, то по крайней мере с ладонью на его рукоятке. Однако Карела сидела, подтянув колени к подбородку и обняв себя за ноги, и смотрела на Табасха заинтересованно и грустно.

– Почему?.. – проговорил Табасх, но дыхание его сбилось, и он закашлялся.

– Почему что? – ровным голосом спросила Карела.

– Ты не убежала, не отошла подальше, и даже… даже не готова защититься. А если бы я не смог справиться с этим?