Неожиданный удар в висок. Мэлори останавливается и размахивает руками, старается попасть по ударившему.
Олимпия настойчиво тянет дальше, в самый центр потасовки.
Мэлори уже не в состоянии говорить – кругом толкаются и выкрикивают ругательства, повсюду что-то падает, разбивается.
А если представить, что это праздник, и люди кричат от радости? Танцуют, громко топая ногами. Никакого ужаса. Наоборот – всеобщее веселье.
Том-старший, наверное, так и делал. Обманывал себя. Если он смог, Мэлори тоже должна научиться.
– Том тут! – объявляет Олимпия.
На этот раз Мэлори отчетливо ее слышит. Значит, холл остался позади.
– Где?
– Здесь.
Мэлори протягивает руку и нащупывает дверной проем.
В комнате кто-то есть – она чувствует запах.
– Том, это ты? – спрашивает она.
– Да, мама.
Слышно по голосу, что он улыбается – горд собой.
Мэлори садится перед сыном на корточки и проводит по его лицу. Глаза закрыты чем-то вроде картонки. Совсем как Том-старший… Тот скотчем приматывал диванные подушки к голове.
Мэлори вздыхает с облегчением. Да, кругом безумие. Но дети с ней – это главное.
– Пойдемте! Надо уходить! – говорит она дрожащим голосом.
Потом заходит в комнату, находит кровати и берет три одеяла.
– Мы снова поплывем по реке? – спрашивает Том.
Побоище тем временем продолжается. Слышен топот – люди бегают туда-сюда по коридорам. Звон разбитого стекла, детские крики.
– Нет! – резко говорит Мэлори. – Не знаю… Пока не знаю. Держите скорее!
Она протягивает одеяла.
– Укройтесь с головы до ног!
Снова вспоминает Анетт – синий халат, рыжие волосы, нож…
– Они научились касаться! – говорит она детям.
– Мама, – хочет что-то спросить Том, однако вопрос тонет в нарастающем шуме. Мэлори крепко берет его за руку.
В другую руку снова ложится ладошка Олимпии.
Вдох. Пауза. Выдох.
– Идем! – командует Мэлори.
Они вместе выходят в коридор.
Мэлори ведет детей к входной двери. Той самой, куда они вошли два года назад. Тогда Мэлори валилась с ног от усталости и нервного истощения после долгой гребли вслепую. Пока они плыли по реке, страх не отпускал ее ни на секунду. Она боялась многого. И больше всего – мужчины по имени Гари.
– Мэлори? – окликает кто-то.
Она лишь крепче сжимает детские ручки под одеялом. Мэлори узнает голос. Это Джесси. Он влюблен в Мэлори. Точнее, раньше был влюблен – пока не потерял разум. Сейчас он уже явно не в себе.
– Мэлори! Куда ты ведешь детей?
Мэлори не отвечает, не оборачивается.
– Не останавливайтесь! – приказывает она.
Джесси увязывается за ними.
– Мэлори, – бубнит он, – куда вы? Нельзя!
Мэлори сжимает кулак, разворачивается и бьет наотмашь. Кажется, попала прямо в челюсть. Джесси вскрикивает. Мэлори снова хватает детей за руки, и они втроем спешат к выходу.
– Моя защита для глаз сработала, – хвастается Том.
Даже сейчас нашел время порадоваться удачному изобретению.
– Вот дверь! – сообщает Олимпия.
Мэлори проводит пальцами по дверному косяку. Прислушивается, не преследует ли их Джесси. Или еще кто-нибудь.
Вдох. Пауза. Выдох.
– Сколько их там, дети? Можете посчитать?
Дети молчат. Похоже, беснующиеся обитатели переместились в глубь здания – звуки теперь чуть дальше. Тише.
Том всегда любил давать точные ответы. Однако сейчас он не знает.
– Нет, мама, их слишком много.
– Сколько, Олимпия? – спрашивает Мэлори.
Олимпия какое-то время молчит, потом тоже говорит: