С переводами песен из «Декамерона» дело обстояло лучше. Для классического перевода Александра Веселовского их выполнил Петр Вейнберг шести- и четырехстопным ямбом в духе русской поэзии конца XIX века. При переиздании этого перевода издательством Academia в советское время, в 1927 году, устаревшие уже тогда работы Вейнберга были заменены мастерскими переводами Михаила Кузмина и Михаила Лозинского. Позднейший перевод «Декамерона», принадлежащий Николаю Любимову, содержит стихотворные вставки работы Юрия Корнеева, чьи тексты далеко не исчерпывают возможности их передачи на русском языке. В нашей книге представлен новый перевод всех десяти песен, вскрывающий художественные особенности оригинала, которые не отражены полностью в прежних работах.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что освоение лирики Боккаччо в России шло долгим путем проб и ошибок, но в настоящее время назрела необходимость объективного научного и творческого подхода к ней. Свои боккаччиевские штудии я начал в юбилейном 2013 году. Толчком к этой работе стало приглашение прочитать внепрограммную лекцию студентам филфака Южного федерального университета в Ростове-на-Дону о творчестве Боккаччо. Вместо ожидаемого пережевывания новелл «Декамерона» аудитории был преподнесен обзор произведений неаполитанского периода, раскрыто их влияние на зрелое творчество писателя – в той мере, в какой я тогда владел предметом. Стало очевидно следующее: пробелы в наших знаниях о творчестве одного из пионеров европейского Возрождения велики и их нужно постепенно заполнять. Четыре года ушло на кропотливую работу над переводом «Филострато». В работе над лирикой, осуществлявшейся параллельно с этим замыслом, возникали существенные трудности, преодолеть которые мне помогло сотрудничество с Владимиром Ослоном на сетевом форуме «Век перевода». Автор замечательных переводов из Байрона, Верлена, Эдмона Арокура, Жюля Верна, мой коллега быстро и успешно вжился в замысловатый слог старинной итальянской поэзии, взяв на себя перевод половины объема книги.
Наш творческий тандем достиг поставленной цели: «Охота Дианы» и весь массив лирики (включая вставные песни из «Декамерона») предстают в исполнении двух переводчиков единым целым. Мы неизменно стремились следовать тексту подлинника и лучшим традициям русской школы художественного перевода. В какой мере нам это удалось, решать читателям этой книги.
А. Триандафилиди
Стихотворения
I
Вблизи ручья на пажити зеленой,
Средь трав обильных и цветов прелестных,
Сидели три создания небесных,
Беседуя о милых увлеченно.
Из-под венков листвы переплетенной
Блестело злато их волос чудесных,
Слились два цвета в сочетаньях тесных
От ветерка, что веял благосклонно.
Я рядом был, ко мне донесся с луга
Вопрос одной: «А если б недалече
Увидели любимых, мы с испуга
Бежали б тотчас?» – «О, какие речи, —
Ответила другая. – Нам, подруга,
Спасаться бегством от желанной встречи?»
II
Где тысячи дерев тенистый кров,
Она, в одежде легкой и парящей,
И глазками, и болтовней манящей
Раскинула силки; от ветерков
Власы, что златом я признать готов,
Рассыпались – вот ангел настоящий,
В своих роскошных локонах таящий
Не счесть приманок хитрых и крючков.
Кто смотрит на нее, тот в западне,
И так крепка та сеть ее тугая,
Сколь ни стремись, а не расторгнешь петель.
Гляжу, и ясно совершенно мне,
Что в плен попался, не предполагая,
Сколь может быть опасна добродетель.
III
Рак пламенел, к полудню время шло,
Вздыхал зефир при благостной погоде,
На море гладь, и тишь на небосводе —
И там она, где солнце не пекло.
Такую б небо полюбить могло,
Когда меж донн кружилась в хороводе,
И локоны, завитые по моде,
Убора злато плотно облекло.
Нептун, и Главк, и Форкий, и Фетида
Из вод глядели, словно говоря:
«Юпитер бы Европой пренебрег».
Я – за скалой, – увы, моя планида! —
Так зачарован, на нее смотря,
Что сам скалою обратиться смог.
IV
Из Юлиевой гавани привел
Меня Амор под мирты в пору зноя.
На небе тишь, и море штилевое,
Зефир лишь, повевающий на дол,
Трепля верхушки, шелест произвел,
Когда мне вдруг послышалось такое
Пленительное пенье, что, покоя
Лишившись, я его небесным счел.
«То ангелицы, нимфы иль богини
В прекрасном месте слышится напев
Любви старинной», – мысль пришла украдкой.
Гляжу и вижу, как в тени дерев
На травах и цветах усевшись, сладко
Поет моя прелестная с другими.
V
Ни усыпивший Аргусовы взгляды,
Ни той кифары чудодейный звон,
Которой встарь владыка Амфион
Для стен фиванских двигал скал громады;
Ни глас сирен, не знающих пощады,
Что Одиссея тщетно звал в полон;
И никакой иной, коль мог бы он