Запретный ангел

Ее сумочки и обуви нигде не видно, поэтому быстро подхватываю девушку руки и несу к своей машине, искоса наблюдая за бородатыми уродами, стонущими от боли на земле. Усадив ее на переднее сиденье, достаю из багажника небольшой плед, который мы с Кидом использовали для пикника на прошлых выходных, и накидываю его на плечи Джалии. Запрыгнув в машину, снова бросаю взгляд на боковое стекло, контролируя лежащих амбалов, и, резко вывернув руль, жму на газ. Все это время я стараюсь не смотреть на дрожащую Джалию. Ее зубы простукивают от холода, и мне приходиться включить печку на максимум. Некоторое время мы едем молча, и мне до одури хочется закурить, но я не могу позволить себе сделать сейчас затяжку, не тогда, когда Джалия рядом. Еще не хватало, чтобы она зашлась в приступе кашля в машине.

– Кто они такие? Это те плохие парни, от которых ты сбежала из Ирана? – поворачиваю голову в ее сторону, получая в ответ короткий кивок. – Что им нужно от тебя?

– Информацию, – уклончиво отвечает девушка.

После снова повисает неловкая пауза и вдруг, пока мы стоим на светофоре, она добавляет:

– Прости, что поцеловала тебя.

После ее слов едва сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться пальцами к тому месту на щеке, где она прикасалась губами. Мне приходиться сильнее сжать руль, а вмести с ним и челюсть, злясь от того, что она сказала. Будто она жалеет о том, что сделала.

– Я могу попросить тебя не рассказывать своему отцу о том, что случилось?

Я открываю рот, чтобы спросить, о чем именно не говорить: о поцелуе или о похищении, но не успеваю, потому что Джалия вдруг громко ойкает, всполошившись.

– Сколько сейчас времени?

– Начало шестого, – удивленно смотрю на нее, не понимая, почему она вдруг засуетилась.

– Боже, я же должна была сейчас быть приеме вмести с твоим отцом. Он точно меня убьет.

Ах, да, вечерний прием отца. Я почти забыл об этом.

– Ты можешь ехать немного быстрее? Может, я еще успею.

– Их скучная тусовка заканчивается в семь, – вру ей. – Ты даже теплый душ не успеешь принять.

– У меня нет времени на душ. Я забегу, только чтобы переодеться.

– Ты должна принять теплый душ, иначе заболеешь. Скажешь отцу, что не получилось.

– Ты не понимаешь, так нельзя. Пожалуйста, езжай скорее, – чуть ли не умоляет девушка.

Почему она ставить интересы моего отца выше собственного здоровья? Неужели боится, что он разозлиться и снова ударит ее? Несмотря на ее уговоры, я нарочно сделал лишний круг и остановился раньше на светофоре, хотя вполне мог проскочить. К черту дурацкий прием отца! Она не пойдет сегодня никуда. К тому же, когда мы приехали домой, на часах было уже половина седьмого, и она уже точно никуда бы не успела. Хотя, может, и успела бы, я ведь не знал наверняка, в котором часу отец вернется. В любом случаи он будет в бешенстве, потому что раньше мама ни разу не подводила его, так, как подвела его сегодня Джалия. Наверное, еще пару часов назад я был бы рад, зная, какая перспектива ждет моего темного ангела по возвращению отца домой, но сейчас мне не нравилась мысль о том, что он может ей что-то сделать.

Как только я оказался в своей комнате, тут же рухнул на кровать прямо в кроссовках, чуть морщась от неприятного ощущения под ребрами. Чертов араб едва не сломал мне ребро. Пальцы внезапно коснулись правой щеки. Прикосновение ее мягких губ все еще ощущалось, и я почему-то не мог перестать думать об этом. Чертовая иранская ведьма сумела забраться не только мне в мозги, но и глубоко под кожу, впитавшись в нее намертво. С каждым днем я чувствовал, что мое каменное сердце становиться мягче. Стоило моему темному ангелу лишь раз взглянуть на меня своими зелеными сапфирами, и весь мой прежний гнев куда-то испарялся. Но чтобы там не происходило у меня внутри, я ни за что не прощу Холбери. Она все еще была и всегда будет гребаным паразитом, проникшим в мою жизнь и разрушившим мою семью.

Пока я надевал чистые вещи после душа, внизу послышался вопль отца. Похоже, шоу начинается. И, пожалуй, не могу это пропустить. В какой-то степени мне хотелось узнать, будет ли он также кричать на свою новоиспеченную женушку, как когда-то на маму, или спустит ей все с рук. Ведь с мамой он всегда был строг и постоянно упрекал ее во всем. Мне даже хотелось, чтобы отец и вовсе выгнал Холбери из дома, и тогда бы проблема решилась сама собой. Но, зная отца, он вряд ли так просто попрощается со своей любимой игрушкой, перед этим не вывернув на изнанку всю ее душу, как в случаи с мамой.

Я спустился на пару ступенек, присев на одну. Они оба были на кухне, но отсюда я видел лишь спину отца и то, как напряжены его плечи от криков. Он что-то говорил о пункте в каком-то договоре и то, что теперь Джалия не увидит денег. На последней фразе я слегка усмехнулся, поскольку это как раз таки то, чего я и добивался все это время. Лишить ее банковских карточек было одним из лучших его решений за последнее время. Разумеется, мой падкий к деньгам ангел тут же запротестовал, пытаясь переубедить отца, после чего он снова разозлился, угрожая оставить ее через два месяца ни с чем. Это было странно, потому что я помнил, что еще недавно Джалия уже что-то подобное мне говорила про сроки. В какой-то момент я перестал улавливать суть их слов, потому что они все время говорили о каком-то контракте. Мне захотелось уйти к себе, поскольку я убедился в том, что для отца его собственная репутация и мнение партнеров важнее их «великой» любви. Впрочем, с мамой он поступал также. Чему тут удивляться? Видимо, отец и вовсе никогда и никого не любил, так как свои долбаные контракты, приносящие очередные миллионы. Поднявшись на ноги, я шагнул наверх, слыша, как отец вдруг снова вспомнил о приеме и о том, что Джалия выставила его сегодня идиотом перед партнерами и СМИ. Внезапно отцовский вопль затих, и я услышал звонкий хлопок, похожий на удар, а вслед за ним и женский сдавленный стон, вмести со звоном разбитого стекла. Я резко замер, несколько секунд стоя неподвижно. Внутри все похолодело от нехорошего предчувствия, и я тут же направился обратно вниз. Перед тем как зайти на кухню, я попытался, сделал вид, будто меня и вовсе не заботят их разборки. Вот только спокойным в этот момент я точно не был. Увидев меня, отец быстро отошел от сидящей на кафеле девушке. Она мигом приложила сжатую ладонь к кровоточащей губе, надеясь, что я не замечу. Сжав челюсть, направляюсь к столешнице, чтобы взять стакан. Слышу недовольное сопение отца за спиной. Джалия мигом поднимается, собирая свободной рукой осколки разбитой вазы. Набрав стакан воды, я осушаю его почти сразу и тут же набираю новый. Мой белокурый ангел становиться рядом, чтобы выбросить стекло в мусорное ведро под умывальником, и в этот миг боковым зрением замечаю, как дрожат ее пальцы, прикрывающие рану на губе, от чего я злюсь еще больше. Какого хрена он вообще посмел ее ударить? И это уже не в первый раз. Отец все еще стоит позади, делая вид, что копается в телефоне. Поворачиваю голову к Джалии, лишь на секунду встречаясь с ее испуганным взглядом. В глазах иранки проскальзывает едва уловимая искорка надежды, и я понимаю, что именно она хотела передать мне этими своими нерешительными зелеными сапфирами. Боится, что я сейчас уйду, и отец продолжит начатое.

Что же, милая, прежде чем выходить замуж за толстый кошелек моего отца, сначала нужно было убедиться, что за человек за ним скрывается. Ведь когда чего-то очень хочешь, никогда не задумываешься, что у всякой медали есть обратная сторона. И порой эта сторона оказывается настолько ужасной, что ты готов все бросить и бежать без оглядки. Только в ее случаи бежать было некуда. Но гребаные внутренние принципы не позволяют мне просто так взять и уйти, позволив отцу и дальше поднимать на нее руку.

Достаю из шкафчика пачку хлопьев и, захватив стакан с водой, не спеша разворачиваюсь. Сбоку тут же раздается едва различимый женский шепот:

– Там апельсины, – зачем-то говорит девушка.

Проигнорировав ее замечание, усаживаюсь около столешницы, и с невозмутимым лицом закидываю в рот пару кукурузных капсул. Дерьмо! Они с апельсиновым ароматизатором. У меня с детства аллергия на долбаные апельсины. Стоп! Откуда ей известно о моей аллергии? В любом случаи отступать было уже слишком поздно. С трудом пережевываю застрявшие в горле капсулы, стараясь не реагировать на легкое покалывание во рту. Отец, наконец, отрывается от телефона, переводя на меня удивленный взгляд. Пожалуй, это впервые я сел есть в кухне в их присутствии. С того момента, как Джалия переступила порог нашего дома, я ни разу не обедал на кухне и всегда брезговал есть то, что она готовила. А теперь я сижу здесь и жую отвратительные хлопья которые, похоже, станут последним, что я съем сегодня, потому что мой язык уже и так онемел. Напряженная обстановка накаляется с каждой секундой. Боковым зрением замечаю, что отец все еще смотрит на меня, затем переводит недовольный взгляд на девушку и, шумно скрипнув зубами, разворачивается и уходит в свой кабинет. Он нарочно громко хлопает дверью с такой силой, что даже мой стакан с водой едва ли не подскочил вслед за белокурым ангелом, стоящим ко мне спиной. На кухне остаемся лишь мы вдвоем, и теперь, когда мне не нужно больше притворяться, я отшвыриваю пачку кукурузных хлопьев в сторону, быстро допиваю остатки воды в стакане. Кажется, не все так плохо. Даже таблетки не придется пить. По крайней мере, я могу двигать языком, и горло не опухло. Хотя могло быть и хуже. Джалия все еще стояла, прижавшись к раковине. Пока она промывала рану на губе, я наблюдал за ней. А потом ее рука резко взметнулась к верхнему шкафчику, доставая оттуда аптечку. Порывшись пару секунд, она вытащила пластинку с какими-то таблетками и, наконец, обернувшись ко мне лицом, положила желтую капсулу прямо передо мной, тут же забрав пустой стакан, чтобы снова наполнить его водой. Я и рот не успел открыть, чтобы спросить, зачем она мне ее дала хотя вряд ли у меня бы сейчас получилось правильно выговорить слова.