Дочь времени. Поющие пески

– Чтобы стало ясно на душе?

– Чтобы проветрить мозги и заодно поднять настроение. Послушай, а не заняться ли тебе философией? Йогой, например? Хотя с твоим аналитическим умом вряд ли ты склонен к абстрактным построениям.

– Я уже думал об алгебре. У меня всегда было чувство, что в школе я мало ею занимался. Но я, кажется, слишком увлекся геометрией, изучая этот чертов потолок. Пожалуй, надо немного отдохнуть от математики.

– Ну а как насчет кроссвордов? Могу принести тебе целую книжку.

– Боже упаси.

– Ты мог бы и сам их составлять. Я слышала, это гораздо забавнее.

– Может быть. Но в каждом словаре несколько фунтов веса, и вообще я ненавижу справочники.

– В шахматы ты играешь? Что-то не помню. Не хочешь порешать шахматные задачки? Белые начинают и ставят мат в три хода.

– Шахматы я всегда любил чисто эстетически.

– Эстетически?

– В них все очень красиво. Слоны, пешки… Очень изысканно.

– Вот и прекрасно. Я принесу тебе… Ну хорошо, хорошо, оставим шахматы в покое. Попробуй решить то, что до сих пор никому не удавалось.

– Ты подумала о нераскрытых преступлениях? Я знаю их все назубок, и ни в одном нельзя сделать сверх того, что уже сделано, тем более в моем положении.

– Да нет, при чем тут архивы Скотленд-Ярда? Я подумала, как бы получше сказать, о более классическом случае, о таком, что изумляет мир уже не одно столетие.

– Например?

– Скажем, письма из шкатулки.

– Нет, нет, только не Мария Шотландская!

– Почему? – спросила Марта, которая, как все актрисы, не могла устоять перед белой вуалью Марии Стюарт.

– Потому что меня еще могла бы заинтересовать порочная женщина, но глупая – никогда.

– Глупая? – Именно таким голосом Марта произносила монологи Электры.

– Очень глупая.

– Ах, Алан, зачем ты так?

– Носи она другой головной убор, никто бы о ней и не вспомнил. Именно ему она всем обязана.

– Ты думаешь, в панаме она любила бы менее страстно?

– Она вообще никогда не любила, тем более страстно.

Грант понял, что только долгие годы, проведенные в театре, и забота о лице, над которым она трудилась не меньше часа ежедневно, не позволили Марте выразить все ее возмущение.

– Интересно почему?

– В Марии Стюарт было шесть футов, а слишком высокие женщины редко бывают сексуальны. Спроси любого врача.

И тут Грант задумался, почему все эти годы – с тех пор как Марта записала его в свой резервный эскорт, – ему ни разу не пришло в голову соединить ее пресловутую уравновешенность с ее ростом. К счастью, Марте было не до параллелей, поскольку ее мысли были поглощены любимой королевой.

– Так, может быть, она и мученицей не была?

– Мученицей чего?

– Веры.

– Она была мученицей своего ревматизма. Выходя замуж за Дарнлея, она обошлась без разрешения папы, а бракосочетание с Босуэлом проходило по протестантскому обряду.

– Сейчас ты скажешь, что она и пленницей не была.

– Беда в том, что тебе мерещится комнатка с зарешеченными окошками где-нибудь на чердаке и преданная старушка, которая постоянно молится вместе с королевой. А на самом деле у нее сначала была свита в шестьдесят человек и она ужасно переживала, когда ей оставили «всего» тридцать человек, да и потом чуть не умерла от огорчения, оставшись с двумя секретарями-мужчинами, несколькими служанками, вышивальщицей и парочкой поваров. Кстати, Елизавета платила им из собственного кошелька. Она платила двадцать лет, и двадцать лет Мария Стюарт сторговывала шотландскую корону любому европейцу, готовому начать революцию и вернуть ей трон, который она потеряла, а если повезет, то и трон Елизаветы.

Грант взглянул на Марту и удивился тому, что она улыбается.

– Теперь их меньше? – спросила она.

– Кого?

– Колючек.

Он рассмеялся:

– О да. Я не вспоминал о них целую минуту. Все-таки одно доброе дело, которое можно записать на счет Марии Стюарт.

– Откуда ты о ней столько знаешь?

– Когда-то, еще в школе, писал эссе.

– И она тебе не понравилась?

– Мне не понравилось то, что я о ней узнал.

– Ты не считаешь ее трагической личностью?

– Как раз считаю, только совсем по другой причине. Ее трагедия в том, что она, королева, родилась со взглядами провинциальной домохозяйки, которой хочется одержать верх над миссис Тюдор с соседней улицы. В сущности, нет ничего забавнее и безобиднее. Такое может привести разве лишь к тому, что окажешься по уши в долгах, но это уж кому как нравится. Если же подобной домохозяйке подвластно целое королевство, беда неминуема. Отдавать в заклад страну с десятимиллионным населением ради того, чтобы одержать верх над королевой-соперницей! Неудивительно, что Мария Стюарт печально закончила свою жизнь, – сказал Грант и замолчал, что-то обдумывая. – Она была бы лучшей на свете учительницей в школе для девочек.

– Что ты говоришь!

– Я не имел в виду ничего плохого. Коллеги бы ее любили, дети обожали. Она занимала не свое место, и в этом ее трагедия.

– Ладно-ладно. Не хочешь, не надо. Какие там еще у нас исторические загадки? Железная маска?