Исчезновение. Похищенная девушка

– Лиз, дорогая, это Лесли Сирл. Он едет к нам на уик-энд. Ему хочется встретиться с Уолтером, потому что оба они были друзьями Куни. А сегодня пятница, и мы все едем в Сэлкотт-Сент-Мэри, чтобы прийти в себя от… чтобы пожить славно, спокойно, мирно, так что ничего не может быть удобнее. Поэтому, Лиз, дорогая, отвези его в «Уэстморленд», помоги ему уложить вещи, и возвращайтесь за мной, ладно? К тому времени эта… вечеринка наверняка закончится, вы сможете забрать меня, и мы поедем вместе в Сэлкотт. То-то удивится Уолтер!

Грант заметил, что молодой человек с интересом взглянул на Лиз Гарроуби, и слегка призадумался. Лиз была простенькой девушкой небольшого роста, со смугловатым лицом. Правда, у нее были замечательные глаза, ярко-голубые, цвета вероники, совершенно удивительные, и такое лицо, что всякому мужчине захотелось бы пройти по жизни с женщиной, у которой такое лицо. Она была славной девушкой, Лиз. Но не той особой, на которую молодые люди немедленно обращают внимание. Может быть, до Сирла просто дошли слухи о ее помолвке, и он смотрел на нее, потому что это невеста Уолтера Уитмора. Грант потерял интерес к семейству Фитч, как только заметил, что Марта увидела его. Он показал глазами, что встретит ее у дверей, и снова нырнул в удушливые волны человеческого моря. Марта, из них двоих обладавшая более безжалостным характером, преодолела дистанцию до двери вдвое быстрее и ждала Гранта у входа.

– Кто этот красивый молодой человек? – спросила она, оглянувшись, когда они продвигались к лестнице.

– Он ищет Уолтера Уитмора. Говорит, что он друг Куни Уиггина.

– «Говорит»? – повторила Марта с оттенком язвительности, направленной не на молодого человека, а на Гранта.

– Осторожность полицейского, – сказал Грант извиняющимся тоном.

– А кто такой Куни Уиггин?

– Куни был одним из известнейших фоторепортеров в Штатах. Его убили, когда он снимал очередную драку на Балканах год или два назад.

– Все-то вы знаете.

У Гранта на кончике языка вертелось: «Это знают все, кроме актрис», но ему нравилась Марта. Вместо этого он сказал:

– Я понял так, что он отправляется в Сэлкотт на уик-энд.

– Красивый молодой человек? Ну-ну. Надеюсь, Лавиния понимает, что делает.

– А что плохого в том, что он там будет?

– Не знаю, но мне кажется, они рискуют собственной удачей.

– Удачей?

– Все получилось так, как им хотелось, не правда ли? Уолтер спасся от Маргерит Марриам и собирается осесть, женившись на Лиз. Вся семья вместе в старой усадьбе – сплошная идиллия, не передать словами. Не время приводить в дом бесподобно красивых молодых людей, сдается мне.

– Потрясающих, – пробормотал Грант, еще раз задумавшись над тем, что так смутило его в облике Сирла. Вряд ли просто красивое лицо. Смазливой внешностью полицейского не удивить.

– Держу пари, Эмма только взглянет на него – и выставит из дома в понедельник утром, сразу после завтрака, – заявила Марта. – Ее любимица Лиз выходит замуж за Уолтера, и Эмма сделает все, чтобы этому ничто не помешало.

– Лиз Гарроуби не произвела на меня особого впечатления. Не понимаю, чего миссис Гарроуби беспокоиться.

– И не поймете. Этот юноша произвел впечатление на меня за какие-то тридцать секунд на расстоянии в двадцать ярдов, а меня считают практически непробиваемой. Кроме того, я никогда не поверю, что Лиз и правда влюбилась в это бревно. Просто она хотела подлечить его разбитое сердце.

– А оно было здорово разбито?

– Встряска была изрядная, должна сказать. Как и следовало ожидать.

– Вы когда-нибудь играли на сцене с Маргерит Марриам?

– О да, много раз. Мы вместе довольно долго играли в «Прогулке в темноте». Вон идет такси.

– Такси! Как вы относились к ней?

– К Маргерит? Она, без сомнения, была сумасшедшая.

– Как – «сумасшедшая»?

– На все сто.

– В каком смысле?

– Вы имеете в виду, как это проявлялось? О, полное безразличие ко всему, кроме того, чего ей хотелось в данный момент.

– Это не сумасшествие. Это просто криминальный способ мышления в своем самом чистом проявлении.

– Ну, вам виднее, дорогой. Может быть, она была преступницей manque[1 - Несостоявшийся (фр.). – Здесь и далее примеч. пер.]. Но что несомненно, так это то, что она была сумасшедшей, как старатель-одиночка. Даже Уолтеру Уитмору я не пожелала бы страшной судьбы оказаться ее мужем.

– За что вы терпеть не можете любимца британской публики?

– Дорогой, я не переношу, как он тоскует. Это было достаточно скверно, когда он тосковал среди чабреца на склонах Эгейских холмов, а пули свистели у него над ухом. Я всегда подозревала, что он делал это, щелкая бичом…

– Марта, вы потрясаете меня.

– Нисколько, дорогой, нисколько. Вы знаете это не хуже меня. Когда в нас – во всех! – стреляли, Уолтер позаботился о том, чтобы иметь возможность спрятаться в славной комнатке в пятидесяти футах под землей. А каждый раз, чуть только опасность миновала, Уолтер вылезал из своего маленького убежища и усаживался на поросший чабрецом склон холма – с микрофоном и бичом, с помощью которого он изображал, как свистят пули.

– Боюсь, вскоре мне придется взять вас на поруки.

– За убийство?

– Нет, за клевету.

– И за это надо брать на поруки? Я думала, что это совершенно джентльменский поступок, за который в худшем случае могут лишь вызвать в суд.

Грант подумал о том, как все же неподражаемо невежество Марты.

– Хотя это могло быть и убийство, – произнесла Марта тем воркующе-задумчивым голосом, который принес ей сценическую известность. – Пожалуй, я бы могла вынести чабрец и пули, но теперь, когда он взялся рассуждать о весенних всходах, дятлах и всем таком прочем, он вырастает до размеров общественной угрозы.

– Зачем вы его слушаете?

– Ну, в этом есть что-то отвратительно-притягательное. Человек думает: ладно, это уже предел безобразия, хуже не может быть ничего. А на следующей неделе слушает и видит, что может быть хуже. Так что на следующей неделе уже слушаешь, может ли быть еще хуже. Это ловушка. Настолько мерзко, что невозможно выключить. С нетерпением ждешь очередной порции безобразия и еще следующей. И когда он объявляет о конце передачи, все еще слушаешь.

– Марта, а это не может быть просто профессиональной ревностью?

– Вы считаете, что этот тип – профессионал? – переспросила Марта, понизив тон на квинту, так что ее голос затрепетал и в нем отразились и накопленный за долгие годы репертуар, и зубрежка местных говоров, и воскресные поезда, и отчаянно скучная аудитория в холодных, темных театральных залах.

– Нет, я считаю, что он просто актер. Актер природный, бессознательный, который превратил себя в притчу во языцех, не прикладывая к этому особых усилий. Я могу понять, что вам это не нравится. А что восхищало в нем Маргерит?

– Это я вам объясню. Его преданность. Маргерит нравилось обрывать крылышки у мух. Уолтер позволял рвать себя на части, уходил, но потом снова возвращался, чтобы повторить все сначала.

– Но как-то раз не вернулся.

– Да.