Рай

Он еще мог шутить, и эта совершенно неожиданная реакция окончательно выбила почву из-под ног Мередит. Слезы, прорвав плотину сдержанности, хлынули ливнем; девушка закрыла руками лицо, а тело затряслось от душераздирающих рыданий. Она почувствовала, как его руки ложатся ей на плечи, позволила потянуть себя вперед и оказалась в его объятиях.

– К-как ты можешь шутить в т-такое время? – всхлипывала она, уткнувшись ему в грудь, болезненно благодарная за молчаливое утешение.

Мэтт сунул ей в руку платок, и Мередит вздрогнула, безуспешно пытаясь успокоиться.

– Ну же, не молчи, скажи все, – всхлипнула она, вытирая глаза. – Объясни, что во всем виновата я сама и только с такой дурочкой это могло случиться.

– Не стану спорить.

– Спасибо, – язвительно хмыкнула девушка, сморкаясь в мокрый платок. – Теперь я чувствую себя гораздо лучше.

Только сейчас до нее дошло, что он держится с потрясающим и необъяснимым спокойствием и что ее несдержанность лишь ухудшает положение.

– Ты абсолютно уверена, что забеременела?

– Сегодня утром ездила в клинику, – шепнула Мередит, – и они установили шестинедельную беременность. Я уверена также, что ребенок твой, на случай если хочешь спросить и стесняешься.

– Я не настолько вежлив, – саркастически бросил Мэтт.

Аквамариновые глаза, по-прежнему полные слез, но сверкающие гневом, уставились на него, и девушка, решив, что он пытается упрекнуть ее, уже хотела было принять вызов, но Мэтт покачал головой, чтобы предотвратить очередной взрыв.

– Вовсе не галантность помешала мне задать этот вопрос, а обыкновенное знание элементарной биологии. Не сомневаюсь, что отец ребенка – я.

Мередит почти ожидала осуждения и обвинений, укоризненных взглядов и презрительной гримасы, но его поведение и хладнокровная логика полностью сбивали с толку. Не отрывая взгляда от пуговицы на его синей рубашке, девушка украдкой вытерла слезу и услышала тихий вопрос, мучивший ее все эти дни:

– Что ты намереваешься делать?

– Покончить с собой, – тоскливо выдохнула она.

– А кроме этого? Может, есть другой выход?

Мередит резко вскинула голову, расслышав в его голосе нечто вроде веселых ноток. Брови девушки недоуменно сошлись в прямую линию. Мередит смотрела на него, потрясенная несгибаемой силой этого мужественного лица, успокоенная неожиданным пониманием, которое читала в немигающих глазах. Она слегка отодвинулась, собираясь как следует все обдумать, и ощутила разочарование, когда Мэтт немедленно разжал руки. Но даже сейчас его спокойное признание существующих фактов словно передалось Мередит, и она мгновенно почувствовала себя способной здраво мыслить.

– Что бы я ни придумала, все ужасно. Врачи в клинике советовали сделать аборт…

Она осеклась, ожидая, что Мэтт посоветует сделать то же самое, если бы не увидела, как чуть заметно сжались его челюсти: либо равнодушен к этому решению, либо согласен с ним. Однако необходимо было точно убедиться. Мередит отвела глаза и прерывающимся голосом продолжала:

– Только… только не думаю, что смогу вынести это, во всяком случае, одна. Даже если и решусь на такое, не знаю, как смогу спокойно жить потом.

Она снова всхлипнула, громко, словно обиженный ребенок, втянула в себя воздух, пытаясь говорить спокойно.

– Я могла бы родить ребенка и отдать его на усыновление, но Боже… это ничего не решит, по крайней мере для меня. И к тому же, так или иначе, придется сказать отцу. Если он узнает, что мне предстоит стать матерью-одиночкой, это разобьет его сердце. Он никогда не простит меня! Ни за что! И… и я все время думаю о том, что позже почувствует мое дитя и как будет спрашивать себя, почему мать от него отказалась. А я… всю оставшуюся жизнь буду смотреть на детей и гадать, который из них мой, и думает ли обо мне, ищет ли меня. – Она снова смахнула слезу. – Не могу жить с такой виной на совести. А ты? Почему ты молчишь? Неужели не можешь слова вымолвить?

– Как только ты скажешь такое, с чем я не соглашусь, – объявил он властным голосом, никогда раньше не слышанным девушкой, – немедленно дам тебе знать.

Задетая его тоном, но успокоенная словами, Мередит тихо охнула и, нервно вытирая руки о слаксы, продолжала:

– Мой отец развелся с матерью, потому что она спала с кем попало. Если я приеду домой и во всем признаюсь, отец просто выбросит меня из дома. У меня нет денег, но, когда мне исполнится тридцать, я получу наследство. А пока можно попытаться воспитывать моего ребенка самой…

И тут он перебил ее. Всего два слова – сухие и непререкаемые:

– Нашего ребенка.

Мередит с трудом кивнула, растроганная почти до слез.

– И последний выход. Нет, тебе он не понравится… Мне, впрочем, тоже. Это неприлично…

Корчась от унижения и муки, Мередит смолкла и, собравшись с силами, начала снова, на этот раз не выбирая выражений; слова полились беспорядочным потоком:

– Мэтт, не смог бы ты помочь мне убедить отца, что мы любим друг друга и решили… решили пожениться прямо сейчас. Тогда через несколько недель мы успеем признаться, что я беременна. Естественно, после рождения ребенка мы сумеем развестись. Не согласишься ли на такие условия?

– С огромным нежеланием, – отрезал Мэтт после продолжительной паузы.

Сгорая от стыда и понимая, что сама поставила себя в подобное положение, Мередит отвернулась. Неужели он решил отыграться на ней? И теперь нарочно дает понять, что колеблется, а если решил согласиться, то только затем, чтобы сделать ей одолжение?

– Спасибо за рыцарское отношение, – саркастически бросила она. – Я готова подписать документ о том, что не буду иметь к тебе никаких претензий после рождения ребенка и обещаю дать тебе развод. У меня в сумочке ручка, – добавила она, направляясь к машине, вне себя от гнева, но почти решившись составить письменное соглашение и покончить со всеми формальностями.

Но когда она проходила мимо Мэтта, сильная рука сомкнулась на ее запястье, и он, дернув ее назад, повернул лицом к себе.

– А чего, черт возьми, ты от меня ожидала? – процедил он. – Не считаешь, что с твоей стороны немного неромантично начинать с того, что ты находишь мысль о замужестве со мной непристойной, и говорить о разводе сразу же после того, как упомянула о браке?

– Неромантично? – повторила Мередит, тупо уставясь на словно высеченное из камня лицо, разрываясь между истерическим смехом от того, что так недооценивала его, и боязнью, что сейчас он может сорвать на ней злость. Но окончательно осознав, что хотел сказать Мэтт, она забыла о веселье и ощутила себя неразумным младенцем. – Прости меня, – прошептала она, глядя в его непроницаемые глаза. – Пожалуйста, прости. Я не хотела сказать, что наш брак – такая непристойная вещь. Дело в том, что жениться только из-за того, что я забеременела, отвратительно, такое должно происходить, когда люди любят друг друга.

И ослабев от облегчения, она увидела, как смягчилось его лицо.

– Если успеем добраться к судье до пяти часов, – решил он, выпрямляясь, – значит, сможем раздобыть разрешение на брак и пожениться в субботу.

Процедура получения брачной лицензии потрясла Мередит как нечто омерзительно несложное и тошнотворно бессмысленное. Стоя рядом с Мэттом, она предъявила все необходимые документы, доказывающие ее личность и возраст. Потом оба расписались и вышли из старого здания суда в центре города под нетерпеливым взглядом привратника, которому не терпелось поскорее запереть двери. Помолвлены и должны скоро пожениться. Вот так, просто и без лишних эмоций.

– Как раз вовремя успели, – с деланой веселостью проговорила она, чувствуя, как ворочается в желудке тяжелый неприятный ком. – Куда мы сейчас едем?

Она села в машину, по привычке уступив ему место водителя, потому что не хотела утруждать себя.

– Собираюсь доставить тебя домой.

– Домой? – напряженно повторила Мередит, заметив, что ему все происходящее нравится ничуть не больше, чем ей. – Не могу я ехать домой, пока мы не поженились.

– Я не имел в виду ту каменную крепость в Чикаго, – поправил он, устраиваясь рядом. – Я говорил о своем доме.

И хотя Мередит была донельзя усталой и измученной, точное описание ее жилища все-таки заставило ее слегка улыбнуться. Она начинала понимать, что Мэтью Фаррела ничто не могло унизить или потрясти, ужаснуть или запугать. Ничто и никто. Повернувшись, он положил руку на спинку ее сиденья, и улыбка Мередит поблекла – слишком неумолимым был его тон.

– Я согласился получить лицензию, но, прежде чем мы сделаем последний шаг, необходимо заключить нечто вроде соглашения по некоторым вопросам.

– Каким вопросам?

– Пока еще не знаю. Поговорим подробнее дома.

Сорок пять минут спустя Мэтт свернул с проселочной дороги, по обеим сторонам которой тянулись кукурузные поля, на изрытую колеями тропу. Машина прогремела по доскам узкого мостика через ручей, и Мередит впервые увидела то место, которое он называл домом. По контрасту с ухоженными полями ветхий дощатый домик выглядел заброшенным и давно нуждавшимся в ремонте. Во дворе сорняки глушили траву, а дверь амбара пьяно повисла на одной петле. Несмотря на запустение, было заметно, что когда-то здесь жили заботливые хозяева: деревянная решетка у крыльца была увита буйно вьющимися розовыми розами, а старые деревянные качели свисали с ветки гигантского дуба во дворе.