– Готова?
– Этот вопрос немного пугает, – смущённо улыбается Эмма, продолжая смотреть и отражать мои собственные глаза.
– Ты готова пойти со мной на свидание, Эмма Фишер?
– Откуда ты узнал? – щурится девушка.
– У тебя на столе лежал обходной лист.
– Что ты ещё увидел?
– Что у тебя есть браслет вечной дружбы, —смеюсь, мысленно возвращаясь в её комнату. – Кто-то это покупает?
– Алестер, – улыбаясь, признаётся она.
– И ты была против?
– Нет… – невнятно и смущённо бурчит Эмма. – Я выбирала цвета. Это по-дурацки…
Она уже хочет отвернуться, но я ловлю её подбородок и удерживаю на месте, поглаживая бархатную кожу.
– Это не по-дурацки, – без намёка на шутку, говорю я. – Больше не называй вашу дружбу дуростью. Она, конечно, со своими тонкостями, но я больше не хочу на это обращать внимание.
– Почему?
– Потому что тебя хочу больше.
Щёки Эммы наливаются румянцем, и я тяну её за собой, хотя она очень милая, когда смущается.
– Куда мы идём?
– У тебя есть аллергия на что-нибудь? – обобщив, интересуюсь я.
– На что?
– На что-нибудь?
– Я многого не делала, откуда мне знать.
– Значит, нет.
– Либо тебе придётся искать для меня противоядие, – улыбчиво сообщает она.
– Найду, – уверенно киваю я.
Продолжаю держать её руку до тех пор, пока не ловлю такси и не пропускаю её вперёд, чтобы занять место в салоне. Да, мои поиски средства передвижения затянулись, но то, что я уже посмотрел – не то. Это был хлам, который на фотографии казался кладом. В итоге, должен найти хоть что-то, что способно за максимально короткое время доставлять меня до нужной точки без обшарпанного салона и нудной музыки валынки, как, например, сейчас. Это словно похоронный марш, но с экзотическими мотивами.
Называю адрес и вытягиваю звонящий мобильник из кармана. На экране фотография Мэди, и замечая её, Эмма отводит глаза к окну, словно не увидела и ей это совсем неважно. Что ж, ей придётся смериться с тем, что у меня есть сестра, конечно, о которой она не знает. Удачный выбор фотографии, обрисовывает всю нелепость ситуации. На ней Мэди всего лишь восемнадцать. Её длинные шоколадные волосы распущены, но те, что на височной зоне, повязаны бантиком позади. Голубые глаза светятся весельем и счастьем, а улыбка подгибает колени. Не мои, но многих. Особенно её мужа. Вряд ли бы я мог посмотреть на свою сестру с другого ракурса, но не могу отрицать, что она красива. Она не похожа ни на маму, ни на папу. Она что-то среднее между ними, и ей чудом достался оттенок таких глаз. Мои и Мэйсона принадлежат родителям.
Когда принимаю вызов, слышу только шорох и слова:
– Прекрати ломать лестницу! – рассерженно ворчит Мэди.
– Этим занимался Мэйс, – смеюсь я, вспоминая, как старший брат пытался вырвать металлические линии, из которых состояли боковые части.
– Это ужасно, – устало выдыхает она. – У меня нет сил.
– А где ваш любимый нянька?
– Вчера он научил их залазить на шкаф. Теперь они все наказаны.
– И как наказан Мэйс?
– Он не придёт к нам до тех пор, пока они не забудут про этот способ.
– То есть, никогда?
– Ладно, – хнычет Мэди. – Он придёт завтра. Ди будет на работе, я тоже должна уехать. Мама с папой улетели.
– Куда?
– Они назвали это новой жизнью.
– Запакуй и отправь их в Испанию.
– Они прогрызут коробку и выпадут из самолёта.
– Ты такая везучая, – смеюсь я. – Как дела?
– Если я делаю лицензию на оружие, это можно считать, как хорошо или плохо?
– Собираешься выпускать пар на птицах?
– Нет, планирую застрелиться.
– Ты должна быть счастливой мамой трёх сыновей.
– Я была бы рада, если была мамой только одному.
– И кого из них ты бы оставила?
Мэди выдыхает и берёт паузу. Конечно, всех троих, вряд ли она может сделать выбор. Никакой человек в здравом уме не соберёт двух детей и добровольно не отправит их в другую семью, чтобы растить только одного.
– Ладно, – улыбка в её голосе говорит о том, что я прав. – Как дела? Как хоккей?
– Всё отлично.
– И всё? – недоверчиво переспрашивает она.