Пять шагов навстречу

Следя за девушкой, которая больше не поворачивалась в мою сторону, а если и поворачивалась, без всяких эмоций находила мой взгляд и отворачивалась вновь, я приступал к загадкам. В одном я точно уверен: в её заинтересованности. Черт возьми, другого не дано. Ко мне подкатываю даже те, у кого имеются парни. Мои знакомые парни. Каждая из них в априори стала для меня ниже плинтуса, если какая-то из них разорвёт отношения, и мы станем теми, кто должен возродить человечество – я стану тем, кто погубит его окончательно. У меня есть принципы, и первое из них: не трахаться с чужой девушкой. Именно я знаю, насколько это дерьмово. Именно я стал тем, кто по незнанию делил одну девушку с другим почти год. Клятвы, пустые слова любви и прочая хрень от неё – гребаное разбитое сердце и душа от меня.

Эмили – мой личный уничтожитель. Та, кто кардинально поменяла меня и помогла дойти чёртовой точки невозврата. Того Мэйсона, который доверял и впускал в свою жизнь любого – больше нет. И никогда не будет. Любовь – ложь. Из неприметной доброй девушки она превратилась во всадника Апокалипсиса. Та сука, которая разгуливала по коридорам школы со своей свитой, больше не была моей тихой спокойной Эмили. Я создал Дьявола. Дьявола, который кувыркался с моим лучшим другом, который имел отношения с моей сестрой. Чертова Санта Барбара с названием жизнь.

Чувствую новый пролив ярости и буквально вскакиваю с места. Моя жизнь проклятый клубок ниток: спутавшийся внутри себя. Ноги несутся к двери, а десятки взглядов прожигают мою спину. Не нужно поджигать фитиль, чтобы бомба с моим именем рванула и уничтожила всё в радиусе мили.

Из аудитории вылетаю, как из горящего здания и со всей дури врезаюсь кулаками стену. Физическая боль не чувствуется. Но душевная похожа на ту, словно в органы впиваются когтями, раздирая их долго и извращённо. До тех пор, пока мучение не перетекает в слабость, я готов продолжать вбивать кулаки в стену. Хочется упасть, но этого не случается, потому что боковым зрением замечаю движение, исходящее от Рона, который скрестив руки, смотрит на меня с усмешкой.

– Картер, у тебя окончательно фишку дунуло?

– Завали, – шиплю я, качая головой.

– А это кто? Твоя новая потоскушка? – продолжает он, и через плечо я вижу ту самую вчерашнюю блондинку, которая смотрит то на меня, то на Рона. – Ну и как она? Умеет работать ротиком?

Уже через секунду, кулак прилетает в его челюсть, и за пеленой перед глазами, улавливаю железный привкус крови на языке. Кретин успел зарядить мне. Но это первый и последний раз, потому что дальше я ничего не помню. Эмоции взяли верх, а руки принялись за работу. Я не должен делать этого, но ярость сильнее. В это мгновение последнее, о чём я могу думать – исключение из спортивного сообщества. Чувствую чьи-то руки, которые пытаются оттащить в сторону, крики, но не могу остановиться. Я получаю свою каплю возмездия, несмотря на то, что Рон не виновен в том, кем я стал. Этот придурок давно бестолково трепал языком и сегодня он поймал мою вспышку.

– Картер! – грубый мужской бас врывает меня из состояния аффекта и тело каменеет. – Я жду ваших родителей сейчас же!

Глаза ректора метают искры чистого гнева, а это говорит о том, что моя студенческая жизнь могла прекратиться прямо сейчас. Отскакиваю в сторону от изнеможённого кровавого тела, и не могу проглотить страх, поселившийся в горле. Я только что мог убить человека. Живого человека за то, что он попал под горячую руку и трепанул лишнего о той, кого я даже не знаю.

Женская рука тянет меня за собой, но я не обращаю внимания, кто это может быть. Толпа смотрит на меня с ужасом в глазах и расступается в стороны, как только я делаю шаг ближе. Среди них Трек, который не торопится идти за мной. Вот ещё одна причина, по которой у меня нет друзей. Весь этот сброд не способен на дружбу.

Валюсь на кресло и утыкаюсь лицом в ладони, расставив локти по коленям, пока на заднем фоне слышатся шорохи. Руки в крови, тупая боль в костяшках и ноющая в грудной клетке. Избиение не помогло. Внутри всё тот же прежний гнев, который никак не хочет покидать меня. Спустя минуту, снова подскакиваю и делаю несколько шагов к двери.

– Остановись!

– Какого черта тебе надо от меня? – фыркаю я.

– Сядь обратно, – указывает блондинка без капли страха в голосе.

– Ты кто такая? Отвали нахрен.

Распахиваю дверь и желаю вырваться из этой клетки, в которую сам себя посадил.

– Сядь, Картер! – снова верещит эта сирена, и я закатываю глаза, вновь поворачиваясь к девчонке.

– Ты кто?

– Трикси, – говорит она, словно я поинтересовался её именем.

– Мне плевать на твоё имя, Трикси, как и на остальных в целом. На каждого из них. Ты не поняла это?

– Кого ты из себя строишь?

Что? Я же не ослышался?

– Отвали нахрен, Трикси. Так понятней?

– Дай мне помочь тебе! – её голос надрывается, и я почему-то не могу противостоять. Опускаю руки и сажусь в кресло.

Девушка делает один шаг ко мне и медленно садится на колени, положив аптечку на свои колени. Она ниже меня даже так, и я радуюсь тому, что её глаза не на уровне моих. Сглатываю всю гордость и чувствую, как сильно сжимаю челюсть. Ещё немного, и я сломаю собственные зубы.

Смочив вату, она рассматривает мой подбородок и губу, после чего слегка касается рассечения. В это мгновение я практически не дышу, несмотря на острое жжение. Отвожу взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на неё. Мягкие касания разжигают во мне давно забытые чувства, и я отстраняюсь в сторону, чтобы не ощущать её дыхание, аромат и прикосновения.

– Оно того стоило?

– Да, – безапелляционно заявляю я.

Девушка качает головой, и её золотисто-карие глаза находят мои. В них я вижу себя. Это плохо. Чертовски плохо.

– Я могу сама за себя постоять, – говорит она.

Поднимаюсь с кресла и направляюсь к двери, оставляя её в том же положении.

– Просто скажи спасибо, – вкладываю в эти слова всю чёрствость и сухость.

Открываю дверь и делаю шаг за порог, смахнув остатки капель крови рукавом кофты. Когда мягкий голос за спиной говорит спасибо, я едва спокойно закрываю дверь и делаю вид, что не услышал.

Первый поворот и кулак врезается в стену, вокруг костяшек тут же образуются новые кровоподтёки, а тупая боль напоминает о себе с новой силой. Но я рад, потому что она заглушила душевную.

– Дерьмо, – цежу для самого себя.

Быстрые глухие шаги, эхом отзывающиеся в стенах коридора говорят о приближающемся человеке. И это последнее, что я хочу.

– Твою мать, даже не думай сваливать! – орёт за спиной Ди, из-за чего я резко торможу, поворачиваясь к нему лицом.

Карие глаза друга блестят от злости. Схватив меня за футболку, он практически шипит:

– Какого хрена ты творишь? Ты хоть понимаешь, что ты мог убить его? Ты хоть понимаешь, что ты нарушил правила? Очнись, черт возьми, Картер!

При последних словах он срывается на крик. Благодаря им, выхожу из очередного транса и отступаю назад, скинув его руки.

– Пошли.

– Я ухожу, – говорю я, желая свалить поскорей из этого адского балагана.

– Твой отец сейчас приедет. Если ты не будешь присутствовать, тебя везде исключат.

Останавливаюсь и бросаю на него взгляд через плечо.

– Не везде.

Продолжаю путь, и когда дохожу до выхода, слушая шаги друга за спиной, не успеваю положить ладонь на дверную ручку, потому что она распахивается. Внутри всё взрывается.

Я был разочарован, обижен и зол, и что может быть хуже этого? Я отвечу. То, когда ты видишь это во взгляде самого близкого человека. Того, кто с детства был для тебя тем самым идолом, кумиром, идеалом мужчины, мужа, друга и отца. Взгляд папы выражает только одно: разочарование. Несколько секунд, он смотрит на меня, после чего переводит взгляд на Ди. За гулом в ушах, я не слышу их диалог, но это наверняка вопрос о произошедшем. Когда ладонь отца ложится на моё плечо – вздрагиваю.

– Пошли.

Медленно киваю и сам не понимаю, как, но следую за ним. Успеваю уловить хлопок по спине от Ди, как знак поддержки. Он не был со мной в те минуты, но он пришёл. Уверен, он сделал это, как только услышал мою фамилию или имя. Достаточно инициалов, чтобы он пулей прилетел в то место, где буду я. На горизонте появляется Мэди, взгляд голубых глаз полон сожаления и огорчения. Это практически добивает меня. Разочарование от отца, огорчение от сестры, негодование от друга. Осталось увидеть маму и Эйдена.